Лев Колодный
Публикаций: 335
В русском искусстве оставили свой след два Черкасова с одинаковым именем и разными отчествами. У Петровских ворот в Первом Колобовском переулке, 16, жил в 1920–1930 годы Николай Петрович Черкасов, это точно известно из адресной книги «Вся Москва» за 1928 год и Театрального справочника 1935 года, о чем мне любезно сообщил Дмитрий Бондаренко, оснащавший адресами «Московскую энциклопедию».
Впервые в дом Зураба Церетели на Большой Грузинской улице я пришел, чтобы взять интервью. Он принял меня поздно вечером в теплой мужской компании, которая к моему приходу успела основательно выпить и закусить. Опешив от такого приема, я замер на пороге. «Донателло!» — вместо приветствия воскликнул хозяин стола, разглядывая меня в дверном проеме, где я ему напомнил кондотьера в музее на Волхонке. А мне увиденное напомнило «Кутежи» Пиросмани.
В переулках Петровского бульвара, где заканчивается мое «хождение», я увидел две мемориальные доски. Одна — с горельефом Игоря Ильинского, незабываемого по давним ролям в кино и театре. Артист прожил 58 лет в доме 2 Второго Колобовского переулка. Другая доска не дает забыть Романа Аврамова, болгарского революционера, раздавленного «красным колесом» в 1937 году.
Уйти с Петровского бульвара, где в Колобовских переулках началось наше «хождение», не получается. Слишком много здесь проживало замечательных людей, особенно артистов и художников. Они оставили о себе память в опере и балете, театрах, цирке, кино, архитектуре…
Фамилия Церетели, по одной из версий, происходит от названия крепости и селения Церети, ее носил княжеский род — один из самых богатых и влиятельных в Западной Грузии. По другой версии — обязана личному имени Церет, что в переводе на русский язык значит «соперница».
В Париже я никогда не бывал спокойным: и давным-давно, когда почерневший от копоти собор Парижской Богоматери отбеливали струями песка, а в «чреве Парижа», давшем название известному роману, ночью начиналась жизнь, описанная Эмилем Золя...
У Петровских ворот, в 1-м Колобовском переулке, проживало много замечательных людей, о которых помнят современники и не забывают историки. Так что мне есть о ком сказать. Незабываемый актер Николай Черкасов, певицы Тамара Церетели и Валентина Толкунова, драматурги Евгений Габрилович и Алексей Файко, режиссер цирка Марк Местечкин… Другие фигуры им под стать — отсюда, из этого переулка.
«Общество изучения русской усадьбы», созданное в 1922 году 19-летним искусствоведом Владимиром Згура, представляет собой редкий пример движения, которое возродилось спустя 70 лет после того, как «рабоче-крестьянская» власть приказала ему долго жить, и оказалось востребованным в современной России.
В истоке Пречистенки сохранились «Красные палаты» и «Белые палаты» XVII века, которые в советской Москве собирались снести, потому что выглядели они после неоднократных переделок уродливыми жилищами. Ревнители старины, художники во главе с Ильей Глазуновым не дали их угробить.
От Петровского бульвара отходит плотно застроенный Третий Колобовский переулок, ведущий в глубь квартала, поразивший меня цельностью и сохранностью. Самый протяженный Первый Колобовский впадает в Цветной бульвар, с ним смыкается Второй Колобовский, берущий начало на Петровке.
Петровский бульвар обрывается на Трубной площади. Местность эта называлась Трубой задолго до того, как заключили в трубу текущую из Марьиной рощи реку Неглинку, приток Москвы-реки, которой, как и другому ее притоку — Яузе, обязан своим возникновением наш город.
Вывеска над дверью покосившегося двухэтажного домика на Петровском бульваре, 12–14, гласит: «Издательство «Высшая школа». Древа министерства высшего образования СССР свыше 20 лет нет как нет, а его ветвь не только сохранилась, но и цветет на лакомом кусочке московской земли, где сходятся четыре бульвара.
Увидеть некогда роскошный Белый колонный зал ресторана «Эрмитаж», где чествовали Тургенева и Достоевского, где бывали Лев Толстой и Чехов, можно войдя в театр «Школа современной пьесы» в конце Петровского бульвара, на углу Трубной площади. Поднявшись на второй этаж, попадаешь в зал со сценой, уставленный рядами кресел. Он давно потерял первозданный цвет, девяносто лет прошло с тех пор, как здесь устраивали банкеты.
Близится конец нашему хождению по Петровскому бульвару, как известно, самому короткому из всех, зеленой подковой стянувших берега Москвы-реки от стрелки до устья Яузы. Но во владении 12–14 задержимся, потому что у него славная история.
Самый большой дом на Петровке, 26, где жили замечательные люди, заслуживает книги, как «Дом на набережной» или высотка на Котельнической набережной, увешанные мемориальными досками. На описываемом мной доме нет такой ни одной.
После того как капитально отремонтированный дом на Петровке, 26, по которому я заканчиваю «хождение», заполнят новоселы, в нем не останется коммунальных квартир, их купят состоятельные люди, как теперь говорят, средний класс. Под одной крышей не окажутся соседями пролетарии и «пролетарии умственного труда».
Наконец с самого большого жилого дома на Петровке, 26, убрали строительные леса, и замечательная улица стала еще приглядней. Авангардист Маяковский признался в нежных чувствах к ней и ее соседкам: Люблю Кузнецкий, (простите грешного!), Потом Петровку, Потом Столешников.
Каждый раз, рассказывая о достопамятных домах, я заглядываю в список «Расстрелы в Москве» и убеждаюсь: казни затронули массу невинных людей практически на всех улицах. На Петровке, 26, числятся 16 убитыми, не считая тех, кого осудили страдать в концлагерях, тюрьмах и ссылке, а их в несколько раз больше.
Известность к балетмейстеру Татьяне Устиновой (ей в «МК» посвящено предыдущее «хождение») пришла в 1930-е годы, когда она поставила «Калининскую кадриль», то есть «Тверскую кадриль», посвященную своей малой родине.
На Петровке, 26, стоящий в лесах пятиэтажный корпус не попал в годы СССР в популярную книжную серию «Биография московского дома», хотя для этого у него имелись все основания. Серия выпускалась десять лет, до 1991 года, редакцией краеведческой литературы издательства «Московский рабочий» на Чистых прудах, 8, в шестиэтажном доме, где до издательства помещались редакции газет МГК и МК партии и «Московского комсомольца» до переезда на Пресню.
В самом старинном и красивом доме на Петровском бульваре, 8, где однажды на балу побывал император Павел I, после потомков Василия Татищева, основателя уральских заводов и городов, первого нашего историка, поселились породнившиеся с ними князья Вяземские.
После того как по каналу Москва—Волга пошли пассажирские и грузовые суда, речную Москву стали с пафосом называть «портом пяти морей». Из Химок стало возможным плыть в Ленинград, Ростов-на-Дону, Астрахань… Для нового порта архитекторы Рухлядев и Кринский возвели в 1937 году на берегу Химкинского водохранилища Северный речной вокзал. Его образ напоминает многопалубный речной корабль с капитанским мостиком и мачтой под звездой.
В дни, когда православные христиане Москвы, Киева и Минска поклоняются кресту Андрея Первозванного, в мастерской-музее Зураба Церетели на Большой Грузинской улице можно увидеть в бронзе образ святого с крестом.
Путеводители по старой Москве не забывают о большом доме на Петровке, 26, чей дворовый фасад выходит в Крапивенский переулок, маленький тихий проезд Петровского бульвара. В них названы несколько известных обитателей, о которых я рассказал в предыдущем «хождении». Это малая часть жильцов бывшего доходного дома, чьи квартиры на одну состоятельную семью стали после пролетарской революции коммунальными, с множеством обедневших соседей.
Уголок старинной Москвы с домом в зелени сохранился в Крапивенском переулке у Петровки под номером 3. Кованые ажурные ворота, балкон с чугунной решеткой и мемориальная доска удостоверяют: этот памятник архитектуры построен в 1828—1829 годах и принадлежал Ф.Я.Гассу и И.Н.Иванову. О первом владельце сведений я не нашел, а Иван Николаевич Иванов — личность, оставившая след в искусстве. Этот художник служил в Большом театре декоратором, в его обязанность входило создание сценических устройств для постановок балетов и опер. Он создал эскиз занавеса восстановленного после 1812 года Большого театра, сгоревшего при повторном пожаре в середине XIX века. Как видим, должность декоратора императорского театра хорошо оплачивалась и позволяла жить в собственном двухэтажном доме. Искусствоведы считают его «образцом рядовой застройки первой половины XIX века».
Ни на одно здание во всей Москве не похоже Константинопольское патриаршее подворье, выделяющееся кирпичной кладкой и красно-белым орнаментом на углу Петровского бульвара и Крапивенского переулка. Таких уникальных фасадов больше в городе нет.
На Петровском бульваре маленький двухэтажный дом бывшего кооператива «Жилище — трудящимся» построен в 1926 году. Это по времени самое позднее строение на бульваре, где с тех пор ничего нового не появилось. И ничего не сломано. Подобная картина типична для многих улиц нашего покореженного центра, давно не видевших строителей, где, на мой взгляд, есть им место.
На внутреннем проезде Петровского бульвара до мировой войны и революции хозяева приземистых старинных владений не успели их снести, заменив доходными домами, как это сделали на противоположной стороне виноторговцы Депре.
Мысль банальная, но я все-таки с нее начну это «хождение». В прошлом, до 1917 года, у всех владений на Петровском бульваре — тридцати одного на нечетной стороне и четырнадцати на четной — значился хозяин. И все доходные дома, выходившие фасадами на улицу и во дворы, заселялись семьями владельцев и состоятельными жильцами, способными снимать квартиры со всеми удобствами. Коммунальные квартиры — изобретение советской власти.
В старой Москве «практикующих врачей», давших о себе сведения в книгу «Вся Москва» за 1917 год, я насчитал около 4000 фамилий, с адресами в домах с отдельными квартирами и телефонами, стоявшими не у всех, но у многих. Плотно лекари заселяли Арбат: там жили 74 врача.