— Таня, как же так?
— Да дверь у них была открыта, зашла… и не вышла.
В.К.: Обычно, когда дети приходят, мы даем палочку, говорим: попробуй, смотрим данные. Данные сразу видны: тяжелоатлетке нужна гибкость хорошая, координация. Таня взяла сразу не палочку, а гриф, а он двадцать килограммов весит.
— За гриф-то схватилась сразу, но дальше начинается самое главное — как не уйти, столкнувшись с тренировочным бытом. Ведь не только танцевать, гулять просто хочется…
— Знаете, другая проблема сложней — дети начинают с удовольствием заниматься, приходят домой, рассказывают, а какие-нибудь соседи обязательно свое мнение вдруг высказывают: да вы что, это так вредно, нельзя, тем более девочка, расти не будет. А программ никаких просветительных нет, и более пятидесяти процентов отсева происходит из-за неправильных страхов: родителям кто-то что-то сказал или они сами неправильно что-то понимают. Вот откуда это мнение, что дети не вырастут в тяжелой атлетике? Во всем нужна грамотность — тренер знает, какую нагрузку и когда давать по возрасту.
— Тань, а тебя запугивали?
— Ой, много, меня сначала даже родители не пускали заниматься — так знакомые хорошо “поработали”, тренер приходил уговаривать. Он приходит — а я уже тоже не хочу заниматься: маленькая, мнение быстро меняется. В общем, туда-сюда походила, пока все не нормализовалось. А закончилось все вместе с начавшимися результатами — все тут же и забыли, о чем говорили.
— Скажи, “серебро” на взрослом чемпионате — это успех или?..
— Очень большой успех. Я ехала за “бронзой”.
— Ехала за “бронзой”, получила “серебро”, вот тут-то мысли и подкрадываются: эх, можно было и на первое место замахнуться. Так можно было?
— Нет. Кореянка — и старше меня, мне только 18, ей — 26, и дома у себя, на родном помосте.
— Тяжелоатлеты обычно говорят, что на чужом помосте освоиться непросто — надо понять, и как свет падает, и куда смотреть.
В.К.: Когда спортсменка выходит на помост, ей важно выбрать точку, на которую она будет смотреть, чтобы ничего не мешало. Бывает так, что точка выбрана, а там зрители сидят — это отвлекает очень.
— Да, и с места не попросишь. Таня, в Корее с точкой все хорошо было?
— Хорошо. Я люблю, когда на международных соревнованиях камеры передо мной стоят — но вдали, они же не двигаются, в одном положении зафиксированы. Тогда я прямо на камеру и уставляюсь. Вот на чемпионатах России — сложнее. В манежах просторно очень, и не можешь найти, куда смотреть. Бывает, и солнце в глаза светит — особенно летом, манежи-то стеклянные.
— Владимир, “золотая” кореянка Чан Ми Ран не просто рядовая спортсменка — олимпийская чемпионка. Таня обыграла ее в рывке — это очень большое достижение. Для восемнадцати лет — это нормально? Или очень быстрый взлет?
— У тяжей, что у женщин, что у мужчин, продолжительность жизни в спорте большая. Мужчины и в 36, и в 40 лет соревнуются. Легкие весовые категории раньше заканчивают, хотя был такой трехкратный олимпийский чемпион Сулейман-оглы, на четвертой Олимпиаде он взял “серебро”. Так вот он уже в шестнадцать лет бил мировые рекорды — и ему прочили, что закончит он очень рано, а, видите, какой путь прошел. У тяжей результат в восемнадцать лет — это, конечно, рано. Таня будет еще зреть и зреть. У нас же взрослые начинаются только после 23 лет. Юноши — 17—18 лет, двадцать лет — юниоры, двадцать три — молодежь и только потом — взрослый. А Таня опережает свое время.
— Таня, скажи, глядя тренеру в глаза: придирается?
— Нет, требует. Ругается, когда я гулять там намыливаюсь… Хотя я уже в принципе забыла, что такое гулять. Мне это как-то и неинтересно. Накаленности бывают какие-то на тренировках, но очень редко.
— Владимир, капризная барышня-то попалась?
— У каждого человека всякое бывает, но, слава богу, здесь все нормально. Даже с подростковыми проблемами не столкнулись — у других, знаю, бывает очень тяжко, а здесь повезло.
— Таня, а переход с юниорского помоста на взрослый хоть как-то прочувствовала?
— Нет, честно говоря, помост везде одинаковый. Я где вышла — там и настраиваюсь, не замечаю ничего. Мне надо до штанги дойти, поднять ее и уйти. Все. Я выхожу, разминаюсь, тренер говорит: давай как на тренировке, да? Все, работай.
В.К.: Главное — концентрация. У кого-то от природы есть умение концентрироваться — здорово, остальным — через труд дается. Бывает, что на тренировках спортсмен та-а-акие веса поднимает. А потом на соревнованиях ничего вообще не показывает — это связано с нервной системой.
— Таня, а тебе свойственно себя ругать?
— Я не самоедка, так, чуть-чуть… “Ну и зачем я это сделала? Ну ладно”. Я и не паникую обычно, просто мысли появляются — тяжело, тяжело… Но вообще-то уже именно в штанге я научилась свои нервы контролировать. И сама себя успокаиваю: “Шесть подходов, все. И я уеду. Три и три — чего там? На тренировке больше работаю”.
— А что самое тяжелое в тяжелой атлетике?
— Название. Всех и пугает. А фигурное катание, коньки? Не встречали таких, которые говорят: “Вот 26 лет, а у меня все переломано? Утром просыпаюсь — без руки, расхаживаю три часа….”. Да, на тренировках у нас бывает тяжело. Но в основном — после отдыха, когда втягиваться надо. А так — утром и вечером по два часа, нормально. А фигуристы или гимнасты, например, утром приходят и неизвестно во сколько уходят. Вон у баскетболистов три тренировки в день.
В.К.: Помню, в одной из передач Ирина Роднина сказала: “Вот вы видите, как я красиво, в платьице, под музыку тут катаюсь, а вы же не видите, как я со штангой во время тренировок работаю”. Или легкая атлетика — королева спорта? Мы с легкоатлетами были на сборах в Подольске, так они на поле сначала отпахали — кто с чем, потом идут в тренажерный зал и начинают работать со штангой — с огромными весами. Помню, копьеметательница берет штангу 80 кг и начинает делать рывок, но если тяжелоатлеты делают это технично, то она в грубой форме — по четыре раза, это очень большой вес. Ее спроси: чем занимаешься? Легкой атлетикой. А потом она начинает приседать со штангой. Мужчины лежа по 200 кг жмут. Помимо того что они своей дисциплиной занимаются, еще и по два часа в тренажерном зале.
— Тане дальше надо будет набирать вес?
— На мой взгляд, максимум килограммов пять, на ней это не отразится. Таня выступала сейчас — по сравнению с соперницами она просто миниатюрная, ни одной жиринки, только мышцы… Часто на тяжей смотрят: ой, какие здоровые! Но это же не от тяжелой атлетики они такие — и в жизни без спорта бы такими были, только без мышц, рыхлыми. Прибавка Татьяне особая не нужна, надо работать, тренироваться, это же не так, что наел вес и выиграл. Поднимают же мышцы. Если у тебя на 120 килограммов 40 жира — и что?
— Таня, а тебя волнует проблема, что вот сейчас плюс пять килограммов — и в любимые джинсы не влезешь?
— Я джинсы вообще не ношу — это не мой любимый наряд. Классические брюки, юбки.
— Ну плюс пять — и не влезешь в классические любимые брюки?
— Новые куплю. Но, кроме мышц, ничего и не прибавится, я вот сейчас отдыхала — мышцы сдулись, на мне шорты болтаются.
— Похоже, ничто не заставит тебя свернуть с правильного для тяжелой атлетики пути?
— Я уже на автопилоте — встаю и иду. Иногда думаю: все люди как люди, а я — встаю и иду. Но такие мысли редкость. Не люблю вечно плачущих: то не так, это…
— А сама плачешь?
— От обиды. Я думаю, в год три раза.
— Для профилактики, глаза промыть.
— Я лучше выскажусь. Не особенный дипломат из меня, конечно, — иной раз и обидеть не хочу, а так получается. Терплю-терплю, потом прямо моментом пришло в голову…
— Египетский загар хорош, чувствуется, поработала ты над ним на славу…
— У нас для этого только две недели, а потом целый год пахать. Я в Корее уже пришла в номер после выступления, лежу на кровати, говорю: “Все, я уже мысленно в Египте. На лежак, загорать”.
— Владимир, что-то остается на отдыхе обязательным? Зарядка, пробежка?
— Просто отдых. Вот отдохнули, уже чемпионат Европы в апреле, мы будем только на взрослых стартах выступать, на два фронта невозможно — организм износится. Европа, мир, чемпионат России и Кубок России — четыре старта в год. Это много. Тем более что восстановительная медицина у нас хромает. Ведь человеческий организм — это как огород или машина. Если посадить и не поливать, ничего не вырастет, если у машины ничего не менять, не проводить диагностику, то и машина встанет… А у нас все же нет пока такого, чтобы государство целенаправленно занималось спортсменами. Каждый тренер — сам врач. Если нужно обследование — оно, конечно, есть перед международными стартами, называется углубленный медицинский осмотр. Но обследовать — это одно, а вести в течение года, восстанавливать — другое. Поверьте, организм простого человека нельзя сравнивать со спортивным.
— Таня, самое большое желание?
— Кто не хочет выигрывать-то? Просто хочу, чтобы, раз вот я честно тренируюсь, режим соблюдаю, справедливо все было и на помосте.
— Ты уже успела понять, что это — спортивное счастье?
— Я это давно уже поняла, по крайней мере разнообразная жизнь. Плохо только, что тяжи в последний день выступают — до этого не походишь по городам новым, а после улетаешь. В середине — целая неделя в номере, на режиме. Но все равно одним глазом, да урываешь новое. И дверью я не ошиблась когда-то: тяжелая атлетика — это мое. Бывают, конечно, срывы, особенно в начале сезона: вот результат был, и я его так резко — раз — и подарила. На ветер выбросила, и опять надо сначала все начинать. Хочется ведь все сразу, чтобы и не восстанавливаться, а все вернуть. Но это уж, как говорят, хочется — перехочется…
