Привет Лигачеву!
В ту эпоху главными считались три так называемых партийных вида спорта: футбол, хоккей и шахматы. Если проблемы баскетбола или фигурного катания целиком и полностью были прерогативой Спорткомитета СССР на Лужнецкой набережной, то три «основных» вида спорта курировало партийное руководство страны.
Всевидящее партийное око следило за спортивными звездами. Мой многолетний сосед по дому на улице Удальцова Вячеслав Колосков, долгие годы возглавлявший управление футбола и хоккея в Спорткомитете, был свидетелем: на Олимпиаде 1972 года великий Анатолий Тарасов — непревзойденный хоккейный психолог — в нужный момент использовал партийную дубинку.
— В Саппоро наши проигрывали чехам после первого периода, — рассказывал Вячеслав Иванович. — В перерыве игроки ждали фирменного тарасовского разноса, но тренер влетел в раздевалку, только когда команда поднималась со скамеек на лед. Схватил за грудки защитника Игоря Ромишевского: «Ты кто? Комсорг команды или г... на палочке? Ты знаешь, в Москве идет съезд, и нам прямо из Кремля звонят, спрашивают, не позорим ли мы честь державы? Думаешь, я на такой вопрос отвечать буду? Нет, ты ответишь и за себя, и за весь коллектив! По полной программе ответишь, понял?! Лично! Так и скажешь: команда великой державы ни на что не способна, и я, как ее комсорг, тоже ни на что не способен! Сразу после игры и позвоним!»
Наши разорвали чехов — забросили пять безответных шайб во втором периоде.
Никакой Кремль, конечно, Тарасову не звонил — в Москве из-за разницы во времени с Японией была глубокая ночь. Еще забавнее — никакого съезда КПСС или ВЛКСМ в 1972 году и близко не было. Но Тарасов знал, что говорить, потому и выиграл!
Я был очевидцем беспрецедентной замены старшего тренера накануне чемпионата мира по футболу в Мексике в 1986 году. Перед отлетом в Лужниках сборная СССР проводила товарищеский матч с Финляндией, страной хоккейной, но в футболе финны были мальчиками для битья.
В правительственной ложе восседал член Политбюро и секретарь ЦК КПСС Егор Кузьмич Лигачев — идеолог антиалкогольной кампании, когда в стране беспощадно вырубали бесценные виноградники, а на свадьбах коньяк маскировали под чай.
В результате «полусухого загона» самогон в СССР стали гнать даже трезвенники. Народ распробовал на вкус лосьон «Огуречный» и одеколон «Тройной», у генсека Горбачева появилось прозвище «минеральный секретарь», а сам Егор Кузьмич стал отождествлением резиновой перчатки: перчатка надевалась на трехлитровую банку, в которой бродили дрожжи, и она постепенно, надуваясь, поднималась: «Привет Лигачеву!»
Помню один из анекдотов той поры: заходит взяткодатель к чиновнику, закрывает дверь, сует конверт с деньгами, а тот — в крик: «Немедленно отоприте дверь, а то подумают, что мы тут выпиваем!»
Именно Лигачев на партийной конференции в 1988 году бросил своему оппоненту Борису Ельцину с трибуны историческую фразу «Борис, ты не прав!», вошедшую в народный фольклор.
И вот наши играют с финнами. Сборную СССР в финальную часть чемпионата мира вывел тренер Эдуард Малофеев. Костяк сборной составляли киевские динамовцы. В правительственной ложе на трибуне, кроме Лигачева, находился специально прилетевший на матч Валерий Лобановский, который всю игру о чем-то переговаривался с Егором Кузьмичом. Даже дилетанту было очевидно, что киевляне на поле валяют дурака — будь их воля, сами бы затолкнули мяч в ворота Дасаева. На табло остались бесцветные нули, а член Политбюро Лигачев покидал трибуну разгневанным. На следующий день Кремль сделал футбольную рокировку: Малофеева поменяли на Лобановского — в Мексику сборную повез Валерий Васильевич.
Конечно, партийной элите второй половины прошлого века далеко было до «лучшего друга физкультурников» товарища Сталина, до такой степени возмущенного поражением на Олимпиаде 1952 года от югославов («клику Тихо» вождь к тому времени воспринимал как заклятых врагов), что он с яростью спросил у Берии, Молотова и Кагановича: «Как поступают с воинской частью, которая в бою покрыла себя позором?» И футбольный клуб ЦДКА — знаменитую «команду лейтенантов», базовую для сборной, — расформировали, обвинив в политическом поражении. Большинство игроков и тренеров лишили званий мастеров и заслуженных мастеров спорта. Лишь после смерти Сталина и казни Берии армейская футбольная команда возродилась под аббревиатурой — ЦДСА (Центральный дом Советской армии).
«Башашкиным будешь?»
Мне, совсем молодому журналисту, посчастливилось брать интервью у капитана исторической «команды лейтенантов» Алексея Гринина. Встретились мы в цеэсковском манеже, где у Алексея Григорьевича был кабинет.
В кадрах кинохроники сохранились его эффектные голы, у болельщиков в золотую пору команды ЦДКА даже такое понятие бытовало — «грининский удар». Был он на поле жестким, однажды даже подрался с капитаном ленинградского «Зенита» Борисом Левиным-Коганом; судья удалил обоих. Публику «бокс» развеселил: «Зачем троих-то выгонять? Пусть уходят Левин и Коган, а Гринина оставьте!»
Худощавый, с благородной сединой, бывший правый крайний ЦДКА рассказывал мне, как Василий Сталин пытался переманить его в свою команду Военно-воздушных сил (ВВС):
— Адъютант привез меня в особняк на Гоголевском бульваре, где Василий жил. Он мечтал сделать команду ВВС сильнейшей в стране, стал уговаривать: «Переходи к нам — повысим в звании, дадим квартиру на улице Горького...» Я отнекивался, тянул время, мол, надо подумать, посоветоваться с женой Зиной... Младший Сталин, как и его отец, возражений не терпел, с таким папой ему все было дозволено, он разъярился: «Сиди и думай. Надумаешь, звони на работу, еда в холодильнике». Запер меня в доме и уехал на службу. Думал я недолго — сиганул через окно, залез в грузовик, который возил в особняк продукты, так и выбрался за ворота мимо охраны. Василий мне мстить не стал, при встречах делал вид, что никаких разговоров о переходе в ВВС не было. Так и остался я жить на Соколе в армейском доме.
Одним из его соседей по дому, который в Москве именуют «генеральским», был одноклубник Гринина Анатолий Башашкин, игравший под третьим номером. В винных отделах нередко можно было наблюдать картину: у прилавка двое выпивох, переминаясь, томительно ожидают третьего, чтобы по рублику скинуться на поллитру. С чьей-то легкой руки в столичных магазинах и «стекляшках» прижилась фраза: «Башашкиным будешь?» — в том проявлялся некий футбольный шик.
Гринин в связи с этим рассказал мне:
— Летом семьи футболистов были на дачах. Мы с Толей Башашкиным зашли в гастроном, который располагался на первом этаже нашего дома, купить продукты. И представьте, только вошли — к Толе подходит мужик: «Башашкиным будешь?» Анатолий, ни на секунду не задумываясь, твердо отвечает: «Буду». Ну, тут нас узнали… смеху было… Похожая история произошла с легендарным композитором Дмитрием Шостаковичем — о ней мне поведал на сочинском «Кинотавре» блестящий рассказчик, кинорежиссер культовой «АССЫ» Сергей Соловьев.
— Композитор отправился к приятелю на Зубовский бульвар. Настроение маэстро было невеселым: то ли запретили его оперу «Леди Макбет», несмотря на обращение Шостаковича к Молотову, то ли проиграл его родной ленинградский «Зенит» — Шостакович был страстным любителем футбола; ну, в общем, композитор был не в духе, — рассказывал Соловьев. — Зайдя в подъезд, он увидел двух мужчин, которые распечатывали бутылку. Один предложил: «Хочешь составить компанию — гони рубль».
Шостакович был до такой степени не в настроении, что согласился. Выпили, закусили конфеткой. По традиции нужно поговорить.
Один из мужиков дружелюбно спрашивает: «Слушай, мы местные, всех здесь знаем, а тебя никогда не видели. Надо бы познакомиться. Ты кто?» Шостакович представился: «Я композитор Дмитрий Шостакович». «Ну, не хочешь, не говори», — обиделись собутыльники.
Читайте предыдущие части книги:
