— Вячеслав Иванович, не для красного словца говорим, что на свои годы вы никак не выглядите. Как вообще относитесь к этой цифре — 80?
— Сейчас сглазите меня, и заболею. (Смеется.) А вообще не вспоминаю о возрасте, пока мне о нем не напоминают. Цифра 80 на меня не давит, для меня ее не существует.
— Но ведь вы были одним из руководителей мирового футбола долгие годы. Почему столь насыщенная жизнь не отразилась на вашей внешности? Гены?
— В семье Колосковых из мужчин до 80 никто не доживал. Двое погибли на фронте, еще один вернулся с войны с ранением. Отец прошел всю войну без ранений, но умер на 80-м году жизни. Так что иду на семейный рекорд, который надеюсь установить.
Наверное, многое можно объяснить и стилем жизни. Моя мать была дворником, и после эвакуации, когда мне было 6 лет, я сразу начал ей помогать чистить снег, асфальт скоблил. Жили мы в Измайлове, и мама будила меня за пару часов до школы, а я работал вместе с ней на свежем воздухе. Это развивало физически, укрепляло сердечно-сосудистую систему. Плюс в моей жизни всегда был спорт. Мы жили в бараке, и круглый год у нас были игры. Летом — лапта, вышибалы, зимой — хоккей, а футбол — круглый год.
Потом была детская спортивная школа. Да и, скажу честно, не пришлось мне трудиться в жизни на тяжелых работах: сталеваром или шахтером я не был. Да, после школы пару лет отработал на заводе, но я был слесарем-электромонтажником, и труд это был скорее интеллектуальный, а не физический. Затем была армия, в которой тоже продолжал заниматься спортом, затем физкультурный институт, где были все виды спорта, вплоть до художественной гимнастики.
Образ жизни во многом состоит и из общения с людьми, а в этом плане мне очень повезло.
— Многие, кто с вами общался лично или знаком с вашей работой, в том числе и на международном уровне, уверены, что вы могли бы стать выдающимся дипломатом.
— Никогда об этом не думал. Определение дипломатии довольно широкое. Есть те, кто занимается непосредственно дипломатической работой в соответствующих организациях, а есть дипломатия спортивная. Думаю, что во второй я преуспел, ведь 27 лет я был в Исполкоме ФИФА, из которых 14 лет в качестве вице-президента. 15 лет был членом Исполкома УЕФА, входил в самые различные комитеты, 4 раза возглавлял оргкомитет по проведению Олимпийских игр, был председателем оргкомитета клубного чемпионата мира, который мы вместе с Йозефом Блаттером придумали. Здесь и пригодились мои способности и умение все решать дипломатическим путем.
— Вас в бытность президентом РФС называли непотопляемым. Льстило такое прозвище или не нравилось?
— Не нравилось. Должность президента РФС не династическая, не передается по наследству, а выборная. Выходит, что можно и потопить, если проголосуют против тебя, или наоборот. Я прошел через 5 или 6 серьезных выборов, на некоторых из которых у меня было до 7 реальных конкурентов, среди которых были такие серьезные фигуры, как Никита Симонян, Валентин Иванов, Анзор Кавазашвили. После этого называть меня непотопляемым не совсем верно. Скорее — выживаемый.
— В чем принципиальное отличие спортивной дипломатии ваших времен и сегодняшней?
— Разница колоссальная. В первую очередь в людях, с которыми в разные годы мы работали и в хоккее, и в футболе. В хоккее мы были просто хозяевами и могли поставить президентом свою кандидатуру. Это мы с моим шефом, заместителем председателя Спорткомитета Валентином Сычем, в свое время нашли Рене Фазеля. Тогда он был зубным врачом и возглавлял Федерацию хоккея Швейцарии. Мы сумели убедить конгресс ИИХФ, что это наилучшая кандидатура. И с 1994 года по сей день Фазель стоит у руля международной федерации.
В футболе же ситуация была более сложной, а Россия не обладала таким авторитетом. Но у нас были свои козыри. Валентин Гранаткин был старшим вице-президентом ФИФА. Он пришел в ФИФА после войны и был любимцем Жоао Авеланжа (президент ФИФА 1974–1998) и Стэнли Роуза (президент ФИФА 1961–1974). Он создал задел перед нашим приходом. Определяющим фактором в то время были личные отношения с руководством, которые мы активно налаживали. Я мог лично пригласить Авеланжа на Байкал, где мы с ним и его семьей провели несколько удивительных дней. Или позвать Леннарта Юханссона (президент УЕФА 1990–2007) в загородную резиденцию, закрыть его с Йозефом Блаттером (президент ФИФА 1998–2015) на ключ в кабинете, оставив им бутылку водки. И когда бутылка была выпита, а двери открыты, непреодолимые, как казалось, противоречия между ними были закончены.
Все было намного проще, чем сегодня. Не было лишних подозрений, слежки, прослушки. Люди и отношения между ними были куда более искренними. Пусть для налаживания этих отношений и приходилось идти на определенные жертвы.
— Например?
— Отношу к ним наши постоянные выпивки с Юханссоном. Помните этого двухметрового сына лесоруба? Он меня полюбил, хотя, возможно, это произошло потому, что я от него не отставал. (Смеется.) Перед ужином мы с ним всегда выпивали по паре порций скотча, а за ужином он непременно усаживал меня напротив себя и ставил на стол бутылку виски 0,75. Он, правда, потом еще и вино пил, но я нет. Ужин заканчивается, а он мне: «Через 20 минут у меня в номере». И вот мы сидим потом у него в номере до четырех утра и выпиваем. Я выпить, конечно, могу, но не в таких количествах, это не соответствует моему образу жизни. Не могу сказать, что, соглашаясь на эти посиделки, я преследовал какие-то конкретные корыстные цели, но не отказывал. Зато в дальнейшем эти мои жертвы и душевность наших бесед помогали при решении серьезных вопросов.
— Что за жертвы?
— Буквально на днях я был у Сергея Нарышкина в географическом обществе и там вспоминал такую историю. На чемпионате Европы-2008 лучшим нашим футболистом стал Андрей Аршавин, который, по идее, вовсе не обязан был там играть. Он получил дисквалификацию на 3 матча и должен был пропустить весь групповой этап, что ставило под серьезные сомнения перспективы включения его в заявку на финальную стадию. И когда у нас было организационное совещание, которое проводил УЕФА, ко мне подошли главный тренер сборной России Гус Хиддинк и его помощник Александр Бородюк и спрашивают: «Вячеслав Иванович, нельзя ли как-то попросить УЕФА рассмотреть апелляцию на эту дисквалификацию?» Я подозвал генерального секретаря УЕФА Ларса-Кристера Ульссона, объяснил суть вопроса. Рассказал, что Аршавин станет украшением Евро-2008, что он уникальный игрок с точки зрения дисциплины, что у него нет карточек, а наказание получил за случайную отмашку. Мне в ответ: «Пиши письмо». Я, как член Исполкома, написал такое письмо, после рассмотрения которого дисквалификацию сократили. Быть может, напрямую с нашими выпивками с высшим футбольным руководством это не было связано, но к моим просьбам прислушивались. Такая была спортивная дипломатия.
— Мир меняется. Что для вас неприемлемо в нынешних реалиях?
— Принципиально изменились акценты руководителей футбола. Я застал Авеланжа, работал с Блаттером, Юханссоном и теми, кто был до него, и на каждом Исполкоме или конгрессе всегда подчеркивалось, что на первом месте всегда должен стоять сам футбол. Коммерция, деньги, контракты — это все потом. Сегодня все с точностью до наоборот. Сначала деньги, как их разделить, а уж потом футбол. Изменилась сама философия работы футбольных чиновников всех уровней.
— То, что произошло с Блаттером и Мишелем Платини, отстраненным от футбольной деятельности, к футболу отношение какое-то имеет?
— Эти имеет отношение к борьбе за власть. Потому этот вопрос и рассматривали не суд или прокуратура, а комитет по этике, который сам Блаттер в свое время и создал. Их обвинили не в коррупции, а в нарушении спортивной этики. Мол, Блаттер выдал какие-то деньги Платини (президент УЕФА 2007–2015). Но у Блаттера юридическое образование, он прекрасно понимает, что можно, а что нельзя. В швейцарском законодательстве, насколько мне известно, не обязательно подписание официальных документов для признания контракта действительным. Зачастую для этого достаточно публичной договоренности.
Я был личным свидетелем того, как Блаттер поручил Платини на Исполкоме подготовить международный календарь по футболу, которого раньше не было. Этот календарь должен был упорядочить и синхронизировать работу всех футбольных конфедераций, крупных международных турниров, клубные соревнования, систему трансферов, работу судейского комитета. И Платини, периодически докладывая на Исполкоме о ходе своей работы, за 2 года сделал этот календарь. За этот труд он и получил деньги, которые стали причиной разбирательств. Придрались к тому, что официально это оформлено не было. Хотя всем понятно, что просто Блаттера и Платини хотели убрать. Блаттер всем надоел, как я в свое время, а Платини был слишком сильной и независимой личностью.
— У нас в 90-е было замечательное поколение футболистов. Почему ничего не удалось выиграть той сборной после побед на Олимпиаде-1988? Все дело в «письме 14»?
— Это было очень талантливое поколение футболистов, которым на ЧМ-1994 было вполне по силам если не выиграть турнир, то как минимум дойти до полуфинала. После развала СССР у многих произошла переоценка ценностей. Больше полной власти в управлении футболом у национальной федерации не было. Где проводить сборы, сколько спортсменов и специалистов должны в этом участвовать, сколько и кому платить, тренерские вопросы — все это раньше решалось либо мной, либо коллегиально, но предельно открыто. А тут футболисты начали уезжать в европейские клубы, у них появились личные контракты со спонсорами (у вратарей — на перчатки, у футболистов — на бутсы). С этого и начался конфликт.
После игры с Грецией я пришел в раздевалку и говорю: «Ребята, мы вышли в финальный турнир мирового первенства, но денег у нас ограниченное количество. Есть компания-производитель бутс, и по контракту 7 человек должны играть в них». Главный тренер Павел Садырин поддержал меня, ведь надо же было платить те же премиальные. Деньги, что мы получили за выход в финальную стадию, шли не только на национальную команду, но и на остальные сборные. А игрокам было на это наплевать: у них свои клубы, агенты, рекламные контракты. Вот и начали писать письма, что в итоге обернулось сменой тренера, расколом в команде и отсутствием группы игроков на ЧМ-1994.
— Несколько дней назад вам вручили орден Александра Невского. Что значит для вас эта награда, которая у вас далеко не первая? Надеваете ли все ордена хотя бы дома?
— Для своей книги сделал фото всех пяти. У меня дома есть небольшой личный музей, в котором висят и олимпийский орден, и Золотой орден за заслуги от ФИФА, и остальные награды. Ни на какие мероприятия я их, конечно, не ношу.
Три награды были получены мной за конкретную работу и результаты в спорте, в том числе и в качестве руководителя управления хоккея Спорткомитета. Орден «За заслуги перед Отечеством» я получил за то, что удалось сохранить в нашей стране футбол после развала СССР. А 5-ю награду — орден Александра Невского — мне вручили за укрепление международных спортивных связей. Здесь учитывалась моя роль в продвижении наших заявок на проведение Олимпиады в Сочи и ЧМ-2018.
