«Не заболеть спортом, имея такого отца, как мой, было бы просто невозможно»
— У тех, кто работает в медиа, жизнь идет в довольно быстром темпе, и думать о возрасте, наверное, просто нет времени. Но в этом году после дня рождения вы становитесь человеком, которому Роспотребнадзор настойчиво рекомендует сидеть дома. Как вы воспринимаете эту ситуацию и намерены ли подстраиваться под новые правила жизни?
— Да, совершенно неожиданно пандемия сделала именно 65 лет этаким «водоразделом» между предыдущей жизнью и старостью. Тебе словно говорят: ну, вот... 65+. Но принимать реалии новой жизни приходится даже вне зависимости от возраста — и в профессии, и в личной жизни. Перенесли футбольный чемпионат Европы и Олимпиаду, на которых собирался работать, не отправишься теперь на Лигу чемпионов, отменяются мои любимые рок-концерты. Не подстраиваться под это невозможно, а как? Меры предосторожности соблюдаю тщательно, ведь от этого зависит и здоровье моих близких, скажем, мамы: мы живем рядом на дачном участке во Внукове. Но засесть дома не смог бы даже при всем желании. Ежедневная работа на «Новостях спорта» Первого канала (а именно этим занимаюсь в перерывах между большими соревнованиями) предполагает присутствие: подготовка сюжетов и особенно их озвучка невозможны в дистанционном формате. Поэтому ответ на ваш вопрос прост: у меня нет выбора.
— Вы из тех людей, которые могут тихими вечерами радовать внуков рассказами об удивительных приключениях, что вам посчастливилось пережить. От войны в Эфиопии до кругосветных путешествий и участия в событиях глобального масштаба. Наверное, впечатлить вас чем-либо уже сложно — и даже пандемия не очень-то пугает. Или все-таки пугает?
— Конечно, пандемия пугает, но в разумных пределах. Рекомендации соблюдаю строго, но без какого-то фанатизма. К тому же есть фатализм. Тогда под пулями в Эфиопии думал: погибнуть здесь, вдали от родины — слишком абсурдно, чтобы это случилось со мной. Вот так и с этим вирусом. Может, наивно, ведь и в Эфиопии рядом погибали друзья, и сейчас, увы, немало смертей вокруг. Но полностью замораживать жизнь не хочется. Конечно, в последние шесть месяцев старались без надобности не покидать свой дом, благо есть участок с деревьями, местом для прогулок, даже с маленькой баскетбольной площадкой. Играли с сыном, который весной прилетел на каникулы из своей английской школы, да так и остался до сентября: занятия-то перевели на дистанционку. Почти отказались от походов по магазинам, оставили только выезды за едой не чаще раза в неделю, оценили преимущество доставки продуктов.
— Ваша карьера спортивного комментатора, наверное, могла бы подойти для киносценария — столько в ней разных событий и поворотов. При этом спортивная журналистика в какой-то мере кажется странным выбором для выпускника Института иностранных языков и впоследствии редактора-переводчика в ТАСС. Как интерес к спорту появился в жизни выходца из академической семьи?
— История не такая уж странная, если посмотреть, сколько выпускников моего института сейчас в спортивной журналистике. Инъязовцы, скажем, были в числе тех, кто в начале 90-х создавал газету «Спорт-экспресс». Поступая на переводческий факультет, я, как это ни парадоксально звучит, не собирался становиться переводчиком. Хотя сейчас, поддерживая форму, два раза в год все же работаю синхронистом на международных хоккейных конгрессах. Но задачей было, максимально хорошо выучив два-три языка, использовать их в какой-то другой профессии. В итоге это мне очень помогло: когда я только начинал, сложно было соревноваться с мэтрами в знании спорта, а вот с иностранными языками у них, мягко говоря, бывали проблемы. Поэтому в спортивной редакции ТАСС приходившая по телетайпной ленте зарубежная информация была моей вотчиной и почти эксклюзивом. Но вы правы, для начала надо было еще заболеть спортом. Впрочем, не сделать этого, имея такого отца, как мой, было бы просто невозможно. Профессор биологии, на протяжении более 30 лет декан биофака МГУ, он в свое время был чемпионом Москвы по бегу, а шахматы, легкую атлетику и, конечно, футбол знал на уровне специалиста и статистика самого высокого уровня. Отсюда его невероятные рассказы, например о легендарном послевоенном британском турне нашего любимого «Динамо», наши с ним походы на все матчи бело-голубых... Мальчишкой я просто не знал, что хобби можно превратить в профессию, но когда однажды, будучи сотрудником другой редакции ТАСС, открыл дверь редакции спортивной, понял: мое место здесь. А в итоге уже карьера пишущего журналиста в 37 лет привела на телевидение.
«Давайте веселее смотреть на футбол, меньше хмурить брови и ворчать. Ведь это игра»
— Футбол для россиян — это вид спорта, значение которого трудно преувеличить. Сама история о том, как некоторые болельщики вас называли нефартовым и даже угрожали за то, что комментируемые вами матчи с участием российской сборной не заканчивались ее победой, выглядит настоящим абсурдом. Можно ли такое себе представить в других странах?
— Я бы не стал так сгущать краски. Для меня прогнозы, ставки, суеверия и та же «нефартовость» — это часть огромной околофутбольной игры, которой не может не быть вокруг самого популярного в абсолютном большинстве стран вида спорта. И если болельщикам интересно развивать эту тему, я даже готов присоединиться. В моем случае многое объясняется тем, что на протяжении многих лет я один (реже в паре с экспертом) комментировал все матчи сборной России. Были славные победы, но в итоге все же заканчивалось главным поражением и вылетом из турнира, ну, а иначе мы бы стали чемпионами Европы или мира. Это последнее, тем более горькое, обидное, и запоминалось. К тому же футболисты, тренеры, руководители менялись, уходя со своей частью вины, разделенной на всех, а комментатор был один и тот же. Он и виноват во всем. Логично! Ситуацию в других странах не изучал, но вполне допускаю, что такое бывает и там. Но по большому счету, как уже раньше сказал, считаю, что ничего страшного в этом нет. Давайте веселее смотреть на футбол, меньше хмурить брови и ворчать. Ведь это игра.
— Но иногда претензии к вам были не только от зрителей. Ваш конфликт с футболистом Романом Широковым, игру которого вы прокомментировали без лишних комплиментов, активно обсуждался…
— История «конфликта» с Романом Широковым широко известна, иногда возникали подобные ситуации и с тренерами. Но причина здесь каждый раз одна. Все они, не имея возможности по ходу матча слушать репортаж о самих себе, по горячим следам получали телефонный звонок от знакомого, и «доброжелатель» сообщал о якобы недружеской тональности комментатора. Смысл тут прост: близость к кумиру приятна, а если еще есть возможность солидаризироваться с ним, объединиться против общего врага, то ради этого стоит разогнать интригу. В таких случаях я советовал герою репортажа сначала самому послушать сегодняшнюю запись, но только завтра, на холодную голову. И почти всегда утром следовал звонок с извинениями. А если и не следовал, то при очередной встрече все уже было забыто.
— Футбол называют сложной тактической игрой, но футболистов при этом редко награждают комплиментами за их умственные способности. Если призвать на помощь ваш опыт: футболист не семи пядей во лбу — это стереотип или чаще правда?
— Да, Нильс Бор, вратарь, — это исключение из правила. Но все зависит от конкретного футболиста, и обобщать я бы не стал. Только надо оговориться, что между интеллектом на футбольном поле и интеллектом в широком смысле не стоит ставить знак равенства. Великий распасовщик, гениально предвидящий развитие ситуации в игре, в обычной жизни может и не быть семи пядей во лбу. Сергей Семак окончил школу с золотой медалью, но чаще всего многоразовые ежедневные тренировки не способствуют усердию в занятиях и успеваемости. И обвинять в этом было бы несправедливо.
Видел и немало примеров, когда человек, за которого расписано все — от подъема, посадки в автобус и т.д., — в итоге оказывается неготовым к жизни за пределами базы. Многим становится свойственной инфантильность. Поэтому вижу позитивное в том, что часто подвергается критике: завышенные зарплаты, премиальные, реклама. Футболист должен получать хорошие деньги, ведь он жертвует тем временем, которое мы с вами тратим на саморазвитие, строительство карьеры. Закончив играть, он не должен оказаться один на один с неизвестностью, без гроша в кармане, как случалось с его предшественниками еще в недавнем прошлом.
А участие, например, в рекламных акциях, хоть таким образом, еще и расширяет взгляд на жизнь, выводит за пределы той самой пресловутой тренировочной базы.
— У вас завидный опыт личного общения с суперзвездами вроде Пеле и Марадоны. Есть наблюдения, по которым знакомство с подобными знаменитостями может серьезно разочаровать. С вами такое случалось?
— И Пеле, и Марадона, и Эйсебио — интереснейшие люди уже хотя бы потому, что за их плечами потрясающая история побед, поражений, подъемов и падений. Да, в разговорах с Пеле, для того чтобы коснуться каких-то философских тем, пришлось бы продираться через его неидеальное знание английского, несмотря на три сезона в нью-йоркском «Космосе». Но, извините, тут уже дело в моем незнании португальского. А в разговорах на темы футбольные и житейские — это удивительно остроумный человек, обладающий главным, на мой взгляд, качеством интеллигента: самоиронией. Помню, как на невероятном вечере при свечах в Стокгольме с участием также Бобби Чарльтона и знаменитого французского бомбардира Жюста Фонтэна, куда я попал по приглашению Валентины Тимофеевны, вдовы Льва Яшина, «король футбола» поразил и актерскими способностями. Тогда Фонтэн раздавал нам весьма продвинутые для 92-го визитки с собственным фото. Взяв одну, Пеле сказал: «У меня таких нет, да и куда мне, мальчику из фавел, до тебя, дорогой парижанин Жюст! К тому же ты забил 13 мячей в одном чемпионате мира, а я — 12 в сумме за все четыре, в которых, получается, бесполезно участвовал...» И с картинной горечью ладонью припечатал карточку к столу.
— В этом, конечно, есть стиль и определенный светский лоск. Но эпоха «желтой прессы» превратила футболистов в некое подобие рок-звезд. Мы в курсе про их миллионы, банные адюльтеры, разводы и склоки с бывшими женами по поводу алиментов, а бывает, и видим, как они, подобно дикарям, машут кулаками на улицах. Как вы относитесь к подобному флеру вокруг футбола?
— Скажу банальное. Случаев, о которых вы говорите, хватает в жизни вообще. В жизни футбольной их точно не больше, а то и меньше. Просто звезды на виду, вот и все. Другое дело, что когда ты на виду — нужно об этом помнить.
— Есть ли хоть что-то общее между поведением современных звезд российского футбола и тем, как относились к жизни игроки старой школы?
— С игроками старой школы такого было меньше. Отчасти потому, что в обществе были другие нравы, люди в силу разных обстоятельств были сдержаннее. Посмотрите в хронике, как по сравнению с нынешними выглядели трибуны на довоенном или послевоенном футбольном матче. Это почти театральная аудитория!
Кроме того, подобные случаи замалчивались, ну, кроме истории со Стрельцовым или отдельных, более мелких, но из которых тоже надо было сделать назидательное шоу, разного масштаба, естественно.
Помню, как однажды в ресторане я увидел за соседним столиком своего кумира, Валерия Харламова. И поскольку шампанское туда подносили ящиками, не мог не спросить об этом у папы. «Витя, — ответил сыну тактичный и мудрый Михаил Викторович, — сейчас можно, у них межсезонье».
— Предлагаю перейти от футбола к телевидению. Далеко не все болельщики, которые смотрят футбол по телевизору, в курсе того, что работа комментаторов на матчах не всегда организована идеально и иногда им приходится смотреть на поле со странных ракурсов. Какие комментаторские кабинки вам особенно запомнились?
— Примеров масса. Посвятил даже этому целую главу в книге «Нефартовый». Поскольку только что в связи с мощной акцией РФС для фанатов побывал на великолепной «АкБарс Арене», где есть даже гостиничные номера с видом на футбольное поле, вспомнился старый стадион в той же Казани. Там кабина располагалась примерно на уровне пятого ряда у самого углового флажка. Вы не представляете, как это было удобно для рассказа о событиях в штрафной! Но, к сожалению, только в одной штрафной. Вторая была для тебя в недостижимой дали у самого горизонта. Да и сидеть там было нельзя. Подоконник располагался так высоко, что даже я со своим ростом около 190 см мог выглядывать из окна только стоя.
Хотя это исключение. Чаще всего комментаторская находится, наоборот, на самой верхотуре, и ты смотришь на происходящее с высоты птичьего полета. Что становится поводом для стандартных шуток о гнезде Гусевых, Уткиных и Орловых.
Телемонитор традиционно маленький, не идущий ни в какое сравнение с плазменными экранами, у которых собираются любители футбола в спортбарах. Поэтому когда мы после просмотра видеоповтора подчас говорим сакраментальное: «это на усмотрение судьи» — не вините нас строго. Мы не боимся взять на себя ответственность, а просто ни фига не видим на этом спичечном коробке!
Но все побивает Албания. На матче сборной России в городе Шкодер мне предложили провести репортаж из кабинета директора стадиона. Его покрытый сукном стол с черным телефоном, который на полтора часа заменил мне обычный микрофон, к тому же стоял боком к небольшому, внимание, зарешеченному окошку. Что ж, репортаж из-за решетки изначально не мог закончиться удачно. Мы проиграли албанцам — 1:3.
— Но в эту кабину вас завела служебная необходимость, а вот предъявить претензии за падение со скалы и травму в проекте «Последний герой» вы могли только самому себе. Часто ли у вас возникали ситуации, когда вы задавали вопрос: «Зачем я это делаю?»
— Да, именно тот случай, о котором вы сейчас напомнили. Первый день, первый конкурс на «Последнем герое». На забытом богом острове в Доминикане надо всей командой максимально быстро протащить через джунгли к морю тяжеленную тачку, по дороге доставая из нее факелы и расставляя их в разных местах. И первая остановка — у склона горы. Черт меня дернул взять эту роль на себя. Но я — не самый юркий и ловкий, да и к тому же самый возрастной из команды — рванул в эту гору по скользкому бугристому склону. И в соперничестве с представлявшим наших соперников актером Сашей Лыковым, конечно же, полетел вниз, на торчащий из земли камень. Прямо подбородком. Сейчас вспоминаю со смехом и с тех пор ношу бородку. А тогда крови было прилично.
Зачем? Отвечаю: а кто, как не я?! Человек из Дирекции спортивного вещания! Должен подать пример этим певцам и артистам! Вот такая идиотская внутренняя аргументация и заставила.
— Готовы снова поучаствовать в шоу вроде «Последнего героя»?
— «Последний герой» — блистательный проект. Да, поехал бы и сейчас, но только ведущим. Честно говоря, я и тогда-то до определенного момента считал, что меня позвали не участником.
— Вы меломан со стажем, причем меломан, которому удалось свое увлечение музыкой превратить в сотрудничество с группой Jethro Tull: для них вы сделали перевод текстов песен. Как у вас получилось настолько тесно познакомиться с человеком из непривычной для вас сферы?
— Знакомство с Ианом Андерсоном, лидером группы Jethro Tull, которая просто до мурашек соответствует моему музыкальному вкусу, было мечтой, осуществить которую помог мой институтский одногруппник Володя Воронов. Работая в российском посольстве в Лондоне, он в 93-м пригласил меня туда на концерт. После окончания я дождался Иана у выхода. Так состоялось очень быстрое знакомство. А когда JT приехали в Москву, тот же Володя договорился с организаторами тура, и мы с музыкантами пошли в ресторан. Тут уже познакомились по-настоящему. Ну, а вылилось все не только в долгую дружбу, но и в сотрудничество, когда Иан предложил мне сделать стихотворный перевод текстов для буклета его очередного альбома. Теперь храню этот диск с книжечкой как особый экспонат в моей коллекции, насчитывающий многие сотни винилов и компактов.
— Меломанство — ваша эксклюзивная территория в семье или кто-то еще из родственников активно интересуется музыкой?
— Моя семья с большим пониманием и любовью относится к этой дружбе, чем к самой музыке. На разных этапах жизни, например, объединялись с дочками в любви к Земфире и «System of a Down». Конечно, они, как и моя жена Оля, ценят все главное в роке, но не углубляются так, как я. Ну, или углубляются, но в своих любимых исполнителей. Сын Миша тоже знает и любит базовые вещи из рока, но его страсть — рэп. И борьбу за его музыкальный вкус я безнадежно проигрываю.
— Другая музыка вас интересует?
— Не сомневаюсь в том, что русский рок жив. И не только потому, что меня связывают дружеские и невероятно приятные отношения с блистательными группами «Крематорий» и «Пикник», которые могу слушать сутки напролет. Очень нравится и другой мой приятель, Чиж, всю жизнь в восторге от Гребенщикова и Макаревича, с которым учился в одной школе: «Машина времени» родилась на наших глазах и играла на танцах в актовом зале.
Конечно, «Гражданская оборона», «Наутилус Помпилиус», «Калинов мост»... А матч Аргентина — Ямайка я комментировал в то время, когда автор будущей песни Володя Шахрин, по его словам, бродил где-то в окрестностях парижского стадиона «Парк де Пренс», думая о том, чего бы новенького сочинить.
«На стриптиз в Америке мы прошли по советским паспортам»
— Для человека, жизнь которого, по крайней мере до недавнего времени, состояла из множества командировок, вы удивительно стабильный семьянин с большим стажем…
— Здесь нет ничего натужного. Семья — это любовь. Пол Маккартни поет: «The love you take is equal to the love you make», то есть люби так, как ты хотел, чтобы любили тебя. В этом весь секрет.
— Плюс умение идти на компромиссы. Супруге, видимо, пришлось смириться с вашей работой, которая отнимает столько времени?
— Конечно. Оля все прекрасно понимает и принимает. Тем более что из нас двоих именно она — журналист по образованию: окончила журфак МГУ.
— Ваши дочери уже взрослые самостоятельные люди, сын учится за границей. Вам с Олей, должно быть, знакомо то, что психологи называют синдромом опустевшего гнезда. Как вы приняли такие перемены?
— Трое детей и трое внуков. Да, все разлетелись: кто подальше, кто поближе. Оля наполнила дом животными. У нас сейчас три кошки и четыре собаки. И очень пусто.
— Вас и ваших детей объединяет то, что вы выросли в семьях, где родители — весьма успешные в своих областях люди. Для детей такая ситуация часто связана с переживаниями по поводу того, что они останутся в тени заслуг своих родителей. Не мешала ли ваша известность дочерям и сыну в поисках себя?
— Во всех моих юношеских мечтах обязательно присутствовала мысль: я не должен огорчить и разочаровать моих родителей. Для этого они слишком хорошие люди.
Мои родители были (папы уже нет на этом свете) и остаются людьми очень успешными в своих областях. Об отце я уже сказал, а мама в свои 86 продолжает работать, она профессор, доктор наук, исследует работу мозга, читает лекции. А вот именно про известность родителей лучше спросить у моих детей.
— Сейчас не самое подходящее время для масштабных праздников, хотя могу предположить, что у вас были дни рождения, с которыми уже трудно конкурировать…
— Помню, как исполнилось двадцать во время стажировки в США. Пошли с друзьями на загадочный для московского студента стриптиз, а там — до 21 года. Прошли по... советским паспортам. Пустили гостеприимные американцы. Запомнился первый день рождения во время службы армии в Эфиопии, когда в 1977-м исполнилось 22. После почти трех месяцев войны очень хотелось домой. Ну и 60-летие, когда дочка тайком от меня привезла из Лондона в Москву моего сына-школьника. Сто лет их не видел, а тут — мы за столом, открывается дверь, и они входят. Невероятный сюрприз был для меня. На 65 такого не будет, не те времена сейчас. Посидим дома совсем в узком кругу. Но ничего, мы еще свое возьмем.
