Поймал себя на мысли: думал ли я, что наступит день, когда мне придется объяснять сегодняшним читателям, кто такая Ольга Корбут. В 70-х — кумир миллионов, любимица публики. В той же Америке, о которой дальше пойдет речь, градус популярности советской гимнастки, в честь которой были открыты сотни клубов, названных именем Ольги Корбут, казался сопоставим только с популярностью президентов.
Сейчас, когда испытания в мире посланы всем, независимо от королевских мантий или рабочих комбинезонов, я в очередной раз задумываюсь о судьбах кумиров, в биографиях которых случались надломы, скрытые от посторонних глаз. Но чемпионская несгибаемость позволяла превозмочь не только спортивные травмы, но и внутренние трагедии.
Не всем, впрочем, достало стойкости открыть для широкой публики «ящик Пандоры», как это лет пятнадцать назад совершила знаменитая Ольга Корбут, сенсационно поведавшая репортерам о сексуальном насилии, которому она подвергалась со стороны тренера Ренальда Кныша. Обвинила его в изнасиловании в минской гостинице «Юбилейная», на тот момент ей было семнадцать лет, — перед Олимпийскими играми в Мюнхене, где «петля Корбут» покорила весь мир.
Когда вышло скандальное интервью, я в ту пору как раз оказался в Нью-Йорке, занимался выпуском американской русскоязычной версии «МК» — газеты «В Новом Свете». Возник повод слетать к Ольге, расспросить ее подробнее. Понимал, что разговор сложится тяжелый, но не подозревал, что и дорога в Атланту окажется тернистой.
Происшествие в «Русском самоваре»
Накануне отлета в Атланту прилетел из Сан-Диего повидаться мой брат Илья. Встречу, как водится, решили отметить в ресторане. Многим из тех, кто бывал в Нью-Йорке, не понаслышке знаком ресторан «Русский самовар», где потчуют борщом и пельменями. Гардероб в этом заведении работал, что называется, на доверии: гости сами вешали плащи и куртки на стойку без номерков, а на выходе забирали свою одежду.
Такое самообслуживание сыграло со мной злую шутку. Вместо моего пальто на крючке висела потертая кожаная куртка, а ее обладателя след простыл. Но это было полбеды — проблема заключалась в том, что я, растяпа, оставил во внутреннем кармане макинтоша загранпаспорт.
Хозяин «Самовара» Рома Каплан пошарил в карманах кожанки — может, найдутся водительские права или визитка, но наткнулся на вскрытую упаковку шприцев: кому-то показалось маловато фирменной самоваровской «хреновухи»… «Наркота, — констатировал Рома. — Этот придурок и не вспомнит, где был!» Я понял: паспорт утерян безвозвратно. А без него ни на один рейс в мире не зарегистрируют, надо было отправляться в официальное учреждение, хлопотать насчет временного документа.
Неприветливость, с которой меня встретили в российском консульстве, призванном в том числе помогать попавшим в неприятности соотечественникам, повеяла арктическим холодом. Журналистские «корочки» не произвели ни малейшего впечатления — согласно процедуре надо было ждать несколько дней, чтобы получить справку, по которой можно улететь… Запрос в ресторан, в полицию, волокиты — не счесть…
Но футбол был моим неизменным талисманом: я разыграл единственную козырную карту, сообщив, что вместе с министром иностранных дел Сергеем Викторовичем Лавровым регулярно играю в благотворительных матчах — а что мне оставалось? Дипломат сразу воспылал необычайной чуткостью: спустя полчаса я выходил из консульства с заветным документом.
По этой справке, которую недоуменно вертели в руках служащие на регистрационной стойке аэропорта Кеннеди, я и улетел в Атланту, где меня ждала гимнастка, покорившая всю планету. До этого я видел только восковое изображение Ольги Корбут в знаменитом лондонском Музее мадам Тюссо — забавная деталь, художник забыл надеть на модель гимнастический купальник, пришлось у Олиного двойника отрывать руки, чтобы переделать фигуру, — теперь предстояло познакомиться с оригиналом.
Кстати, свою английскую копию Корбут увидела через годы — ответственный работник Белорусского ЦК партии трехкратную олимпийскую чемпионку в Лондон на открытие не отпустил: «Ишь, размахнулась! Там у самого Брежнева нет скульптуры!» У Ольги хранится памятная фотография: она, повзрослевшая, на фоне юной восковой копии. Схожесть усиливает не подвластная времени улыбка Корбут — своеобразный спортивный автограф семидесятых.
Тренер Ренальд Кныш утверждал, что целых пять лет разучивал с Ольгой, кроме элементов ультра-си на гимнастическом помосте, эту покорившую весь мир улыбку.
Символ советской эпохи
Американский журнал «Спорт Иллюстрейтед», поместивший ее фото на глянцевой обложке, назвал Ольгу секс-символом советской эпохи. Тогдашний президент США Ричард Никсон, принимая ее в Белом доме, пошутил: «Какая ты маленькая!..» Не смутившаяся Ольга рассмеялась: «Какой ты большой!..» Легендарный в дипломатических кругах посол СССР в США Добрынин сказал: «Оля, ты за один вечер сделала для улучшения отношений между странами больше, чем мы за пять лет».
Подаренную Никсоном бриллиантовую брошь с гербом Белого дома у Ольги украли в день бракосочетания с солистом «Песняров» Леонидом Борткевичем, несмотря на то что на свадьбе присутствовали высокопоставленные лица: даже чекисты не уследили за ловкими воришками.
В Ольгу Корбут был влюблен весь мир, а журналисты ставили ее в один ряд с выдающимися личностями — великим боксером Мохаммедом Али, королем футбола Пеле и знаменитым хоккеистом Уэйном Гретцки.
Наконец, я добрался до Атланты, где меня любезно встретил Ольгин муж, популярный исполнитель советского хита «Беловежская пуща», одетый, в отличие от сценического образа («Песняры» выступали в национальных белорусских костюмах), по погоде — в майке, шортах и шлепанцах.
По пути из аэропорта Борткевич, которым восхищался великий солист «Битлз» Джордж Харрисон, говорил мне, что, узнай он в свое время историю страданий жены, набил бы морду Ренальду Кнышу своими музыкальными руками. Но точного ответа на вопрос, что побудило Ольгу спустя много лет сделать такие признания, — по-моему, до конца не знал даже он сам, проживший с ней полжизни. Объяснил как мог: «Ольге тяжело было с таким грузом жить — скрывала все не один десяток лет. Любой женщине, решившейся публично объявить о насилии, требуется время, чтобы преодолеть стыд. Тем более — звезде мирового уровня…»
Ольга встретила меня своей неподражаемой улыбкой, прозванной репортерами «бриллиантовой». Сразу потащила к телевизору, включила видеомагнитофон, и мы, забыв о хлебосольно накрытом столе, перенеслись на мюнхенский помост, где девчушка с белыми бантами совершила революцию в женской гимнастике.
Ольга сидела, подавшись вперед, между мной и Борткевичем и сдержанно комментировала свои золотые упражнения на снарядах, изредка намекая на шероховатости, хотя нам с Леонидом чистота исполнения элементов казалась безупречной.
Только ради этого надо было слетать в Атланту.
Бриллианты для дочери генсека
После Мюнхена мы еще попутешествовали по времени, вспомнив романтическое знакомство Ольги и Леонида в 1975 году — в самолете, взявшем курс на Соединенные Штаты, куда «Песняры» летели на гастроли, а сборная СССР по гимнастике — на показательные выступления. Озорная Оля, разминаясь в проходе между креслами, подначивала музыкантов: «Спойте!» «Песняры» отнекивались: «Не поем в самолетах». Главный тренер сборной Лидия Иванова подзадорила Олю: «Покажи им что-нибудь». И Корбут в проходе крутанула сальто — в ответ артисты запели «Вологду-гду».
Они с Борткевичем проговорили часов пять кряду, и Оля в конце заявила, что никогда не выйдет замуж за спортсмена или артиста, поскольку и те и другие постоянно на сборах или на гастролях. На этом можно было бы поставить точку, но через год непредсказуемая Оля сама позвонила Леониду…
Свадебное платье ей подарили во время первого приезда в Америку как бонус за съемку в рекламном ролике, а кто-то из нью-йоркских репортеров поспешил ее «выдать замуж». Более того, подарок непостижимым образом исчез из номера, что дало журналистам повод лишний раз посудачить вокруг имени популярной гимнастки. Фирма свадебных аксессуаров отреагировала благородно — прислала новый свадебный наряд взамен пропавшего.
Бракосочетание прославленной спортсменки и знаменитого солиста проходило на государственном уровне — организацией торжеств и банкета занимались в Белорусском ЦК партии. Олю позвал первый секретарь Петр Машеров — фактический хозяин Белоруссии — решать квартирный вопрос. В Гродно у Корбут была роскошная жилплощадь, но в Минске они с Леонидом в основном скитались по друзьям. Петр Миронович знал, что Ольга курит, предложил сигарету, рюмку коньяку. «До спиртного я не дотронулась, — вспоминала Ольга. — Не пила ни одной рюмки, первый раз шампанское попробовала на свадьбе. Я Петру Мироновичу говорю на голубом глазу: «Понимаете, хочу в Минск переехать, мне нужна нормальная квартира, а то предлагают с маленькими комнатками». Так держалась с ним по-свойски: не отдавала себе отчет, что он — видный советский государственный деятель.
«Машеров спрашивает: «Замуж собралась? Малая, сколько же тебе лет?» Отвечаю: «Двадцать три» — на вид-то я вроде Дюймовочки… Интересуется: «За кого?» Объясняю: «Парень из «Песняров». Разулыбался: «Ладно, за «Песняров» можно…» И выделил из цековского фонда шикарную квартиру в кирпичном доме. Мы с Леней зашли и ахнули: были такие счастливые!
Машеров к нам относился как папа. Когда он погиб в автокатастрофе, я плакала. В Белоруссии ходили слухи, что Брежнев поругался с Машеровым, разозлился, орал на него, потом в КГБ Петру Мироновичу эту аварию подстроили».
Ольга разгорячилась, разговор стал напоминать классические советские кухонные посиделки, когда за рюмкой чая обсуждали дряхлость вождей, запрещенную литературу и новости из Би-би-си по прибалтийской «Спидоле», где, как и в Белоруссии, версию о банальном ДТП с гибелью Героя Советского Союза и Героя Соцтруда Петра Машерова, мягко говоря, подвергали сомнению. Ольгины эмоции неожиданно перенесли нас в советскую Белоруссию и погрузили в одну из неразгаданных трагедий прошлого века.
4 октября 1980 года на трассе Минск—Москва неподалеку от города Смолевичи произошла автокатастрофа: черная «Чайка» врезалась в самосвал, перевозивший несколько тонн картошки. Первым к правительственному лимузину, смятому в гармошку, подбежал водитель другого грузовика и в одном из окровавленных пассажиров «Чайки», салон которой был завален картошкой, с ужасом узнал первого секретаря ЦК компартии Белоруссии, портреты которого печатались на первых полосах советских газет.
На похороны к партийному соратнику Брежнев не поехал, отправил на прощание секретаря ЦК Зимянина, что в Белоруссии подогрело слухи не только о натянутых отношениях генсека и Машерова, но и о некой спецоперации КГБ по устранению белорусского лидера.
Трагедию с гибелью Машерова «раскочегарил» и зять Брежнева, в прошлом замминистра внутренних дел СССР Юрий Чурбанов. В своей книге «Мой тесть — Леонид Брежнев», написанной в колонии строгого режима, где он отбывал срок за коррупцию, Чурбанов поведал, что брестские таможенники задержали контрабандные бриллианты, предназначенные для любимой дочери генсека Галины. Из Москвы на самом высшем уровне велели Машерову замять скандальное дело, но тот якобы ответил категорическим отказом. И тогда в игру вступил всесильный шеф МВД Щелоков… Подобных конспирологических версий всегда рождается немало, когда речь заходит о смерти высших руководителей.
Ольга искренне через много лет переживала гибель человека, который помог им с Леонидом обустроить жизнь, но надо было возвращаться в реальное время, где незадолго до нашей встречи Ольга Корбут своей «петлей-интервью» об изнасиловании взорвала информационное пространство. И я спросил про Кныша…
«Кныш сломал мне барабанную перепонку»
Начался непростой разговор о тех звездных ее годах, когда она в одиночестве переживала личную трагедию, о которой решилась рассказать всему миру уже в зрелом возрасте, и для столь интимных откровений знаменитой гимнастки потребовались такие же стальные нервы, какие у нее были на брусьях во время исполнения головокружительной «петли Корбут».
«Ты думаешь, Кныш сразу со мной переспал? — Ольга делает глубокую затяжку, обращается ко мне, но я вижу, как каменеет лицо Леонида. — Кныш меня долго готовил… Сам шастал по секс-шопам за границей, однажды меня попросил: привези что-нибудь. Я какую-то книжку нашла специфическую, такая довольная, что ему угодила: что вы хотите от ребенка…» — мы с Леонидом притихли, понимая, Ольге надо выговориться.
Она снова тянется к «Мальборо»: «Кныш большой трус, боялся: муж узнает, что я не девственница…» — «Оля, ты приводила его ко мне, знакомила, я думал, он гениальный тренер, — вставляет Леонид. — Знал бы — убил бы на месте…»
«Потому я долго Лене ничего не рассказывала, — поясняет Ольга. — Никому ни словечком не обмолвилась: меня могли вообще погнать в шею или прибить на фиг в закоулке, если бы я о советской системе спорта такие ужасы рассказала.
Кныш меня погубил как личность, сломал психику. Я знаю, наш спорт очень жестокий — сколько тренеров в гимнастике развращают своих воспитанниц, потому многие девчонки и уходят с помоста, не выдержав издевательств. Кныш мне однажды в зале врезал так, что сломал барабанную перепонку. Для него люди ничто — из меня сделал секс-рабыню. Причем он умный человек, психологию детей знал досконально. Подарочек принесет, конфетками одарит… — Ольга задумывается и после долгой паузы продолжает: — Много грязи еще вылезет наружу…»
(Ольга как в воду глядела. Сравнительно недавно в американской гимнастике разгорелся неслыханный скандал: спортсменки, среди которых были олимпийские чемпионки, обвинили доктора, почти двадцать лет работавшего со сборной США, в сексуальных домогательствах. В общей сложности — 156 гимнасток. Вердикт суда для врача-педофила — 175 лет тюрьмы.)
«В гимнастике я, по большому счету, была дитем несмышленым, — продолжает Ольга. — Тренера боялась панически и тряслась, что может всплыть весь позор, к которому Кныш меня принудил. Он после меня еще с одной девочкой «развлекался», по имени Таня. Она каких-то таблеток наглоталась, родители прознали, возбудили уголовное дело, но я на волне своей популярности поехала к прокурору республики, и дело закрыли. Ты спросишь, зачем я это сделала? — предугадывает мой вопрос Ольга. — Со страху, что следователи начнут раскручивать цепочку и всплывет моя история. Я совершила ошибку, которая надолго обрекла меня на стрессы».
«Оля, ты набралась мужества и честно рассказала всем о своих кошмарах», — поддерживает жену Леонид, а я спрашиваю: «Как ты решилась?» — «Поняла, пришло время от всего плохого отмыться, — объясняет она, — и сделала решительный шаг, как когда-то на гимнастический помост. Только — без улыбки».
Ольгины эмоции стихают, фантомные воспоминания отступают. И передо мной снова прежняя сияющая Оля — с Леонидом наперебой они вспоминают, как гастролировали с «Песнярами» после завершения ее блистательной карьеры, как «Битлз» в зените славы подарили ей альбом, рассказывают о многолетнем телохранителе Билле, охранявшем юную Корбут во время американских турне… И мы наконец добираемся до испеченного Олей пирога с хрустящей корочкой, которым пытаемся подсластить фрагменты ее горьких воспоминаний.
Смотрю на Олину фотографию и вспоминаю себя — мальчишку у черно-белого «Темпа», на экране которого Ольга крутила свои знаменитые сальто, когда я со всей страной болел за нее, а по другую сторону линзы — хрупкая Оля в гимнастическом трико с государственным гербом СССР на груди поражала мир мужской отвагой на снарядах и обидчивыми детскими слезами: на одном из виртуозных выступлений консервативные судьи не оценили баллами эту ее отвагу по достоинству.
Глядя на снимок, где «чудо с косичками» на пике своей славы, я понимаю, что легендарная Ольга Корбут — не только один из символов 70-х, но и часть моей биографии.
