– В чем, конкретно, заключается работа спортивного психолога? – задаю Владимиру Федоровичу прямой вопрос.
– Спорт, как и любая наша деятельность, начинается с центральной нервной системы. Все программы закладываются в мозге и оттуда управляют действиями человека. А стало быть, в тот момент, когда исчерпываются физическая работоспособность и возможности методов восстановления, включая фармакологию – новые резервы нужно искать в психологии. Соотвественно, спортивный психолог должен знать практически все: психодиагностику, методы обучения психической саморегуляции, гипноз, идеомоторные тренировки, групповые тренинги. Потому что тренеры, как правило, ставят предельно конкретные задачи. И ты не можешь сказать, что я этого не знаю или не могу. Когда я начинал работать в сборной по легкой атлетике, моей задачей было дать четкие рекомендации после психодиагностики. Но уже через два-три месяца спортсмены и тренеры спрашивали, что дальше с этим делать? И я начал заниматься с ними классическим аутотренингом, другими вариантами психической саморегуляции. Психология – практическая наука, которая подразумевает глубокое знание конкретной сферы деятельности, в которой у человека возникают проблемы. В противном случае, как только спортсмены высокого класса видят, что психолог слабо понимает то, о чем говорит, реагируют, как правило, очень жестко. Спортивный психолог должен знать внутреннюю жизнь спортсмена, досконально понимать тренировочный процесс. Если психолог не бегал кроссы, не плыл дистанций, не терпел это жуткое утомление, ему будет крайне трудно объяснить спортсмену, как преодолевать тот или иной барьер. Сам я в юные годы становился чемпионом страны в беге на 800 метров. Так уж сложилось, хотя с детства был командным игроком... Первой спортивной любовью был футбол. Отсюда и доверие к моей работе. Не случайно на Западе спортивными психологами чаще всего становятся заслуженные спортсмены, даже олимпийские чемпионы, получившие специальное образование, уже имея собственный неоценимый победный опыт. И такие психологи реально помогают другим атлетам добиваться успехов. А у нас в стране такая практика пока, увы, не слишком популярна. Потому как отношения к психологам в принципе специфическое. Их помощи многие стесняются, путают с психотерапевтами – особенно где-нибудь в глубинке.
– В России сильных спортивных психологов, которые реально помогают спортсменам, по пальцам можно пересчитать...
– Важно, что в главном спортивном вузе страны РГУФКСМиТ все-таки создали специализацию «Психология спорта», за которую советские и российские психологи бились много лет. Потому что раньше специалисты получали образование тренера, в котором психология занимала сначала около 200, а затем и менее 100 часов. А теперь, на базе физкультурного образования, изучают курс психологии в полном объеме в течение пяти лет по университетскому стандарту со специализацией «спортивная психология». Согласитесь, разница колоссальная.
– Однако дипломированных специалистов все равно не хватает. В то время как оборотистых предпринимателей, называющих себя «спортивными психологами» предостаточно. Готовы из любой маленькой теннисистки хоть завтра сделать Марию Шарапову, а из футбольного клуба высшей лиги – чемпиона России! Потому как, если даже не получится, с чистой совестью возьмет оплату за труды и скажет: «Ну не шмогла я...»
– В одном московском ФК была точь в точь такая ситуация. Туда в качестве спортивного психолога пригласили нарколога по образованию, за то, что он тренеру в самолете боль в пояснице снял. Футболисты, понятное дело, всерьез его не восприняли, только и делали что подшучивали по поводу и без. И через несколько месяцев человек ушел. А по поводу денег ситуация скользкая: спортсмены моментально чувствуют, если психолог приходит решать не их проблемы, а свои.
– Насколько я знаю, многие наши тренеры ревниво относятся к психологам.
– Чаще всего это идет от того, что тренеры боятся, что психолог припишет их заслуги себе. Потому что если с приходом нового специалиста появляется результат, это косвенный сигнал того, что до этого тренер где-то не дорабатывал. А наши тренеры очень не любят такие моменты признавать и принципиально не хотят учиться, потому что считают, что и так все уже знают. Западные наставники, с которыми мне довелось работать, в этом смысле гораздо гибче и всегда открыты для тех, кто хочет дать им что-то новое.
– Можно как-то регулировать отношения спортсмена с психологом, чтобы тот не стал помехой в отношениях атлета с тренером? Ведь такие ситуации сплошь и рядом, когда психолог попросту перетягивает одеяло на себя, а авторитет тренера падает.
– Такие ситуации не только можно, их нужно регулировать! Изначально заключать юридический контракт с проектом договора, в котором очень четко прописывается задача психолога и мера его вмешательства в тренировочный процесс. Важно, чтобы наставник видел в психологе союзника, а не соперника. Поэтому мы всегда стараемся действовать тонко и бережно. Показываем, что мы всего лишь консультанты и помощники. Решает же все – тренер. Мы никогда не противопоставляем спортсмена и тренера друг другу. Особо подчеркиваем, что наше сотрудничество направлено на осуществление их общих планов. Если же мыслить по-другому, возникают проблемы. Тогда и вступает в силу контракт: в случае нарушения условий договора, скажем, когда психолог начинает работать со спортсменом напрямую, в обход тренера, недовольная сторона вправе расторгнуть не эффективное сотрудничество.
– Западный цивилизованный подход, но абсолютно не свойственный нашему менталитету!
– Значит надо менять менталитет, если хотите получить квалифицированную помощь.
– Каким образом психолог может доказать свою компетентность? Что должно убедить спортсмена, команду или руководство федерации довериться этому специалисту?
– Для начала психолог рассказывает свое видение проблемы в конкретном виде спорта, в конкретной ситуации и предлагает варианты решения. Но лучше всего, когда спортсмены незаметно втягиваются в совместную работу и видят наглядный результат. Потому что только результат вызывает доверие и серьезное отношение, особенно у звезд. Я часто говорю своим коллегам: "Не спешите превращаться в Мессию за полчаса". И ещё – русской школе психотерапии и практической психологии всегда был свойственен пристально-придирчивый взгляд на личность психолога. Она так же является важным инструментом в работе.
– Вы работаете и с командными видами, и с индивидуальными. Однако это ведь две принципиально разные системы с точки зрения психологии?
– Абсолютно разные. Но если рассматривать команду как единый организм, то все придет к общему знаменателю. Важно только понять, что в этом организме не так. В ком, конкретно, проблема. В моей практике был очень успешный опыт решения непростой ситуации в хоккейном "Динамо". Причем инициатором активной работы с психологом был вратарь Виталий Еремеев. Он со своей вратарской позиции прекрасно видел, как развиваются события, и понимал, у кого какие возникают проблемы. Мне оставалось только помочь. Команда потом благодарила меня за вклад в общую победу. В хоккее вообще особая команда, внутри которой есть еще и микро-коллективы – пятерки.
– А в том что касается работы с индивидуальными видами спорта – особые тонкости какие?
– В индивидуальных видах глубже затрагиваются личные качества человека. Однако личность должна быть свободной и независимой где угодно, но только не в спорте. Безотносительно того, командный вид или индивидуальный. Потому что вокруг спортсмена всегда команда – врач, массажист, агент, федерация, семья, болельщики. И с каждым звеном существуют определенные правила взаимодействия, которые не надо путать с взаимоотношениями. Стоит спортсмену хоть немного переоценить свои возможности, пойти на поводу у личных отношений, и система, которая до этого стабильно приводила к успеху, разрушится. И со звездами это периодически случается. Елена Исинбаева с этой проблемой сталкивалась, и честно это признавала.
– Одна из главных проблем в спорте – разрушающие процесс конфликты. Внутри команды, между командой и тренером, между конкретным спортсменом и тренером, спортсменом и командой, спортсменом и руководством клуба или федерации. Нередко дело доходит до публичных скандалов и судебных разборок. Психолог способен подобные конфликты разрешить?
– Работа психолога – гасить такие конфликты в зародыше. Спортсмены, которые выступают в одной команде много лет, порой так надоедают друг другу, что готовы сорваться по любому поводу. Так вот есть даже специальная технология: ситуации, которые могут привести к конфликтам обозначаются фишками, флажками и т.д. И когда назревает очередная стычка ребята вспоминают про эти значки и, пусть даже посмеиваются над подобными методами, но подсозднательно все равно начинают себя контролировать, а это главное.
– Как вы считаете успех китайцев и американцев на Олимпийских играх связан с работой психологов?
–Да, точнее с организацией психологической подготовки! Во время Олимпиад в сборных Америки и Китая работает 30-40 штатных психологов. Наверное, не просто так. Особенно, если учесть, что Олимпиады – непрерывный стресс абсолютно для всех. Стало быть, опасность срывов и конфликтов, способных сорвать результат, велика. И это нужно изначально учитывать и с этим работать. К счастью, наше спортивное руководство постепенно начинает это понимать. Однако и помимо Олимпиад психологи бывают необходимы не только конкретным спортсменам, но и федерациям в целом. В первую очередь, специалисты в области конфликтологии, а также психологии менеджмента и управления. Однако и сами спортсмены, намучившись, настрадавшись, обращаются к нам за помощью. Особенно в тех видах, где им приходится переходить из команды в команду, от тренера к тренеру, они просто теряют ориентиры. Мы помогаем им снова обрести почву под ногами.
– Психолог всегда необходим в спорте? Или, если его назначат против воли тренера, результатов не будет?
– Дело не в сопротивлении тренера, которое вполне объяснимо. Появление еще одного человека, который, помимо него, имеет доступ к игрокам – изначально проблема. И когда мы начинали работать с Зинетуллой Билялетдиновым, он тоже был против, тем более, что по натуре человек недоверчивый, самолюбивый. Но при этом грамотный наставник. И потому, как только он увидел, что игроки все схватывают на лету, то и сам начал перестраиваться.
– Какие именно методики вы используете в своей работе?
– Существует много разных интересных подходов, и в каждой ситуации я стараюсь по максимуму задействовать те, которые органичней всего соответствуют конкретному случаю. Это и аутотренинг с позитивными установками. нейролингвинистическое программирование (NLP), в основе которого лежит теория условного рефлекса, разработанная нашим великим соотечественником Иваном Павловым. Сейчас эта система считается одной из самых эффективных в мире. Кроме того появляются аппаратурные методы – диагностики, воздействия светом, звуком и так далее. Некоторые методики мы создаем сами. Например, идеомоторный тренинг в гидрокосмосе. Обязателен индивидуальный подход на основе данных психодиагностики. Если работаем с холериком, то используем методы эмоционального воздействия на человека. Если перед нами зануда-флегматик, то приходится долго, упорно и также занудливо с ним работать совершенно другими методами. В целом же, чтобы добиться максимального эффекта, в каждом конкретном случае нужен индивидуально подобранный алгоритм. Часто используем разработанную нами 10-шаговую систему достижения успеха – за десять уроков обучаем подопечных определенным технологиям. Существуют также очень действенные глубокие психотехники – от "хождения по углям" до самогипноза и медитаций. Но тут важно понимать, что технологий много, а спортсмен крайне ограничен во времени, и мы должны использовать лишь те приемы психотехники, которые укладывается в рамки его тренировочно-восстановительного процесса.
– Как вы относитесь к приметам, в которые так верят спортсмены?
– Приметы – ритуальность поведения спортсмена. Разновидность запуска действий, и в этом есть своя польза. Мы иногда только убираем лишнее.
– Значение психологии в разных видах спорта отличается?
– Есть мнение, что теннис – на 80 процентов психология, стрельба – на 90-95 процентов.
– Вот уж не согласна! Я считаю, теннис – на 100 процентов психология, на основе этого вида спорта учебники по психологии можно писать! Разве Шамиль Анвярович Тарпищев – не самый гениальный тренер-психолог в стране?
– Шамиль Тарпищев – действительно уникальный психолог, причем и индивидуальный, и командный, и очень хороший психолог-управленец. Его менеджмент – один из самых успешных в России. Есть также очень яркий пример блестящего руководителя-психолога в лице первого вице-президента Ассоциации лыжных видов спорта и Федерации Фристайла России Сергея Короля. На мой взгляд, ФФР под его непосредственным руководством стала прекрасно отлаженной рабочей системой, притом, что федерация очень сложная, каждая входящая в нее дисциплина – отдельный вид спорта, отдельная команда, отдельный организм. И, тем не менее, все они работают, взаимодействуют, улучшают результаты на мировой арене.
– Насколько я знаю, вы уже почти полгода плотно сотрудничаете с ФФР, точнее с лыжной акробатикой?
– На самом деле история нашего сотрудничества началась гораздо раньше! Я работаю с фристайлистами еще с Олимпиады-2006 в Турине. В частности, с Владимиром Лебедевым, который тогда стал бронзовым призером, и Анной Зукаль. Провел с командой трехлетний цикл перед Играми в Ванкувере. С того момента мы каждый год сотрудничаем все лето и обязательно переходим на снег – с захватом этапов Кубка мира в декабре-январе и чемпионата мира.
– Я помню, как вас благодарили за помощь спортсмены после чемпионата мира в Дир-Велли!
– Я слышал об этом, и мне было очень приятно. Особенно оттого, что спортсменка не скрывала, что работала с психологом.
– Однако сейчас вы работаете в основном с акробатами?
– В настоящее время – да. Однако в прошлом сезоне, мне удалось поработать и с могулистами, когда в команду пришел Стив Фиринг. Это был условно новый опыт, так как с некоторыми спортсменами из команды мы начинали сотрудничество еще перед Турином. Но тогда наши тренеры не оценили важность этой работы, хотя, я считаю, олимпийские медали в женском могуле у нас вполне могли быть уже тогда. Так вот с Фирингом же мы легко нашли общий язык. Другое дело, что совмещать присутствие в двух командах было очень сложно – нередко они находились в разных концах света, не говоря уже о других моих обязанностях. Поэтому с текущего межсезонья я сосредоточился только на лыжной акробатике. Но при этом в других олимпийских командах фристайла работают рекомендованные мной коллеги, прошедшие курсы повышения квалификации и стажировку.
– Расскажите, как проходила ваша работа с акробатами в этом межсезонье?
– Мы начали работать с майского сбора в Новогорске. Первый и второй состав команды прошли углубленное психологическое обследование. В результате удалось сформулировать основные проблемы каждого спортсмена и дать соответствующие рекомендации ребятам и их тренерам – для самостоятельной работы. А с основной командой я начал детальную работу в начале июля – со сбора в Лейк-Плэсиде. Тогда мы в основном разбирали существующие проблемы. А продолжили насыщенную психологическую подготовку с 27 июля до 25 августа. За это время отработали специальные психотехники, чтобы ребята могли применять их самостоятельно. Сначала в режиме домашнего задания, потом на практике – уже на снегу.
– В чем суть этих психотехник?
– Если в общих чертах, это обучение самовнушению, формированию специальных образов правильных движений, а также техникам восстановления и снятия стресса. Ну и самое важное – обучение вхождению в боевое состояние непосредственно на соревнованиях.
– Можно ли уже сейчас признать ваше сотрудничество с акробатами успешным?
– На данный момент да. Наша команда сделала всю необходимую работу. Хотя в начале были небольшие трения, но это не страшно. Теперь многое зависит от самодисциплины ребят. От ежедневного выполнения тех упражнений, которые мы с ними делали. В общем, если обычно они тренируют в основном технику и мышцы, то теперь будут тренировать еще и психику.
– Ваша методика одинаково действует на каждого, или восприимчивость у ребят разная?
– Постепенно все начинают относиться к новому процессу с пониманием. Задача же нашего тренерского коллектива под руководством старшего тренера Дмитрия Кавунова – убедить ребят в необходимости этой внутренней работы.
– В акробатике главная роль психолога в том, чтобы правильно настроить спортсмена перед прыжком?
– Что вы, настройка перед стартом – это только мелкая часть работы. Вершина айсберга. Вся основная психологическая подготовка проводится задолго до того. Потому что в считанные минуты до прыжка кардинально перенастроить сознание атлета невозможно. Для этого мы постепенно, без форсажа, где-то даже незаметно для спортсмена, учим его управлять собой в автономом режиме.
– Какова на ваш взгляд роль психолога в современном спорте?
– Без поддержки психолога спортсмен каждый раз начинает заново изобретать велосипед, выдумывать собственные варианты настройки. У кого-то это получается, но у большинства нет. Говорю это на основе более чем тридцатилетней работы в спорте высших достижений. Спортсмены, которые умеют применять психологические техники в автономном режиме, выступают на высочайшем уровне много лет. Из Лондона как минимум трое из тех, кто проходил у меня подготовку, вернулись с золотыми медалями.
– Во время крупных турниров спортсмены часто сталкиваются с проблемой, когда в тренерский штаб не включают их личных тренеров. А в результате они психологически срываются, упускают медаль... Вы способны решить такую проблему, как-то вмешаться в ситуацию?
– Конечно способен. Разумеется, если сочту это нужным, тщательно изучив проблему.
– Мне кажется каждая дисциплина фристайла требует особого психологического подхода. И «ключики» к спортсменам подобрать очень сложно.
– Согласен. Тот же хав-пайп, например, признали самым тусовочным видом спорта в мире. А теперь он вдруг резко стал олимпийским. И нужно приучить к дисциплине абсолютно свободных внутренне людей.
– Вы знаете способ, как это сделать?
– Исключительно за счет мотивации. Только личная заинтересованность может заставить человека всерьез работать над самим собой.
– А как вы работате со страхом? Как учите его преодолевать?
– Страх необходим. Потому что если человек лишен чувства самосохранения, это опасно в первую очередь для него самого. Важно, чтобы спортсмен сознавал степень опасности и ответственности. А главное, понимал разницу между максимальным и оптимальным. В таких рискованных видах спорта априори не должно быть ничего максимального!
– По сути, спортсмен-экстремал должен уметь договариваться со своими страхами?
– Не только договариваться, но и обращать их в свою пользу.
– Не секрет, что один из самых распространенных допингов в экстремальных видах спорта — марихуана, которая разрушающе действует на нервную систему, но ощутимо снимает стресс. Существуют ли в вашей практике методики, заменяющие это вредоносное «успокоительное»?
– Ничем мы марихуану заменять не собираемся – это совсем из другой сферы! Хочу напомнить, что употребление этого зелья в экстремальных видах спорта приводит к ухудшению концентрации внимания, к нарушению способности правильно оценивать расстояние, к эйфории на грани потери контроля. И, как следствие – к тяжелым травмам! Психологические же методы профилактики стресса, безусловно, есть и, поверьте, действенные. Для кого-то подходит гипноз, для кого-то внушение, существуют также особые приемы восстановления, например, энергетическое дыхание, акупунктура. Главное, разобраться, что именно вызывает стресс. Иногда, например, причина в обиде на тренера, который не поздравил с победой. Или в том, что команда с этим спортсменом не здоровается после того как он подвел. Или спортсмен видит, как на тренировке или соревнованиях погибает его товарищ, и у него в подсознании откладывается страх, о котором он никогда в жизни сам не скажет. Так вот, только досконально разобравшись в происхождении проблемы, психолог определяет, как с ней бороться. И эффект может превзойти даже самые смелые ожидания!
