Массовый ввоз гастарбайтеров сделал Россию рабовладельческой страной. Но искренне или деланно сочувствуя бесправию мигрантов, граждане РФ страдают «русской болезнью»: сопереживают дальнему, забывая о ближнем и о самих себе.
Ибо реальных трудовых прав нет и у нас.
Это доказывает «феномен работающей бедности»: массы россиян, зарабатывающих заведомо недостаточно для нормальной жизни, а часто и для прожиточного минимума.
Это доказывает «феномен серых зарплат»: раз Россия превращена в налоговый рай для миллиардеров, то налоговая нагрузка на бедных запретительно высока — более 39% фонда оплаты труда (с учетом обязательных соцвзносов). В итоге миллионы вынуждены работать нелегально, то есть бесправно.
Это доказывает «феномен голодовок»: Трудовой кодекс усложняет проведение забастовок до такой степени, что на них требуется... разрешение работодателя, а калечить себя пока не запрещает.
Бесправие трудящихся представляется мне результатом невыполнения своих прямых обязанностей руководством крупнейшей структуры, призванной их защищать, — Федерации независимых профсоюзов России (ФНПР).
Профсоюзный лидер, член «Справедливой России» Олег Шеин указывает: «Когда принимаются все самые антирабочие законы, они принимаются благодаря ФНПР». По его мнению, именно благодаря главе ФНПР Михаилу Шмакову в 2001 году был принят Трудовой кодекс, лишивший профсоюзы возможности сопротивляться массовым увольнениям. ФНПР поддержала монетизацию льгот, вызвавшую массовые протесты. Она не остановила лишение членов профсоюзов льгот, включая бесплатный отдых в санаториях, и уничтожение «внятной» тарификации зарплат бюджетников в 2008 году.
Недавно ФНПР потребовала запретить заемный труд (наем работников через посредника, при котором работодатель получает результат их труда, но не имеет перед ними никаких обязательств, расплачиваясь с посредником). Законопроект, однако, составлен так, что ключевые элементы этой, по сути, рабской системы (сравниваемой Шмаковым с проституцией) заемным трудом не считаются. В итоге «запрет» больше напоминает легализацию.
Вообще ФНПР, насколько можно судить по открытым источникам, весьма часто выступает на стороне работодателей, а не трудящихся.
Так, газета «Аргументы недели» привела вопиющий пример, когда представители ФНПР в судах защищали руководство трамвайно-троллейбусного управления Астрахани от его коллектива, боровшегося за рост зарплат и изменение графика работы.
Председатель Межрегионального профессионального союза работников автопрома Этманов признал, что «сталкивался с предательством ряда функционеров ФНПР».
А президент одного из крупнейших в России кадровых агентств Headhunter Юрий Вировец отметил: «ФНПР… не выполняет свои функции защиты прав граждан, а, наоборот, является органом при правительстве, задача которого — как раз подавлять забастовки и стараться… погасить… независимое профсоюзное движение, получая за это недвижимость и прочие подарки от правительства».
Структура ФНПР устроена так, что, формально признавая за входящими в нее профсоюзами право выхода, — ее устав жестко фиксирует: «До утверждения руководящим органом… решения о выходе из Федерации… профсоюз обязан выполнять… Устав». Срок утверждения этого решения в уставе не записан, а «рассмотрение» желания выйти из ФНПР (которое должно проходить за 3 месяца) не значит его «утверждения». То есть профсоюзы, входящие в ФНПР, выйти из объединения, сохранив свою структуру и собственность, практически не могут — только распуститься и создать новый профсоюз. Такая ситуация напоминает крепостное право, хотя представители ФНПР с упорством, достойным борьбы за права трудящихся, оспаривают в судах подобные метафоры.
Нравы ФНПР обнажил недавний скандал с одним из ее руководителей, единороссом, депутатом Госдумы и мужем владелицы «паломнического центра» в Германии Андреем Исаевым, помощник которого (при как минимум его попустительстве) устроил дебош в самолете, сильно задержав вылет. Несмотря на свою репутацию, «Единая Россия» повела себя нормально: ее представители заявили о необходимости расследования скандала, и Исаев, как зайчик, приостановил членство в ее руководстве.
Департамент же общественных связей ФНПР заявил... о «грубой провокации» против Исаева, с ходу возложив вину на поведение его помощника (который, по официальному заявлению, «был не пьянее многих других пассажиров») на «Аэрофлот». То есть то, что сомнительно даже для руководства «Единой России», для бонз ФНПР едва ли не доблесть?
Но огульно обвинять ФНПР в безделье и дебошах нельзя.
По открытым опять же данным, публиковавшимся в СМИ, членские взносы составляют лишь от 6% до 30% бюджета организации. А в основном она живет за счет эксплуатации и продажи имущества советских профсоюзов (которое оценивается в 100 млрд долл., а то и больше), представляя собой, по сути, мощную корпорацию.
Ее центральный офис (если верить Яндексу, в котором «найдется все») — крупный бизнес-центр. Там расположены десятки коммерческих организаций, включая банк, модельное агентство и фирму с интересным названием «ДипломВам». Кстати, публичные заявления Следственного комитета о полуторалетней работе в центральном здании ФНПР нелегального банка профсоюзная корпорация тоже оспаривает в суде. Но, конечно, не у Следственного комитета, а у тех... кто его цитировал.
Вообще невероятная активность в судах — вплоть до оспаривания заявлений собственного руководства как «не соответствующих действительности и порочащих репутацию ФНПР» и повторной подачи иска по одним и тем же фактам — важная часть ее работы. Среди прочего ФНПР оспаривает в судах изложение собственного устава (например, приведенное выше). И у меня есть сомнения, что такое рвение, напоминающее профессиональное сутяжничество, вызвано гипертрофированной жаждой справедливости. Ведь тогда репутация ФНПР была бы иной.
Интернет-опрос, проведенный среди левой, заведомо сочувствующей профсоюзам аудитории сайта и аккаунтов в соцсетях автора этой статьи (при всей его ограниченной репрезентативности), показал следующее:
— из более чем двух тысяч участников лишь 0,9% считают ФНПР «реальным и эффективным защитником прав трудящихся от произвола недобросовестных работодателей и чиновников»;
— 1,9% полагают, что она «старается защищать права трудящихся, но у нее мало что получается»;
— 6,6% «никогда не слышали» о ФНПР;
— 21,3% считают ее «синекурой для бюрократов, устроивших себе сладкую жизнь» и являющуюся «пустым местом для общества»;
— 11,2% полагают ее «инструментом разграбления народного имущества, когда-то переданного в управление советским профсоюзам»;
— а более половины, 55,3%, характеризуют ФНПР как «инструмент предательства интересов трудящихся в интересах недобросовестных работодателей и чиновников».
На самом же деле все может быть еще приземленнее. Не исключено, что перманентная судебная активность ФНПР призвана отвлекать внимание от деликатных сторон ее деятельности, в частности, от распоряжения советской собственностью. Еще 27 октября 2008 года Федеральный арбитражный суд по Северо-Западному округу, рассматривая одно из скандальных имущественных дел, указал, что «имущество передано профсоюзным организациям не в собственность, а в ведение. Поскольку у Всеобщей конфедерации профсоюзов СССР не возникло право собственности на… объекты, то договор от 17.07.1992 о закреплении (за ФНПР. — Прим. авт.) прав по владению, пользованию и распоряжению профсоюзным имуществом не является документом, устанавливающим право собственности». Но прецедентного права в России нет, и судьба многих объектов, скажем так, довольно туманна.
Так что ФНПР производит впечатление пережитка отнюдь не Советского Союза, но сгубившего его номенклатурного «совка», объединяющего черты замшелой партхозноменклатуры и «дикого капитализма».
Глядя на это, как-то даже неловко говорить о «правах трудящихся».
