Об истории Москвы много чего написано. В 2009 году журналист, историк и писатель Рустам Рахматуллин выпустил книгу «Две Москвы, или Метафизика столицы». До него мало кто пытался посмотреть на Москву с философской позиции метафизики. У метафизики много научных определений. Скажем, из философских словарей можно узнать, что метафизика это «наука о сверхчувственных принципах и началах бытия». Марксизм-ленинизм метафизику считал предисловием к богословию и религии вообще, и, как сугубые материалисты, коммунисты метафизику считали заблуждением и всякое ее развитие душили на корню. У нас в России метафизика прямо не запрещена, но всегда под подозрением в союзе с богословием, теологией, и наши согласно Конституции светские власти развитие метафизики не поощряют.
До Рахматуллина особое сокровенное, нефизическое, духовное лицо Москвы можно увидеть у В.Гиляровского (см. его «Москва и москвичи») и особенно у И.С.Шмелева в его замечательном произведении «Лето Господне». Книга Рахматуллина была хорошо встречена рядом историков и просто читателей (не обязательно москвичей), но получила и прямо отрицательную реакцию от действительно хорошего знатока Москвы Льва Колодного в газете «Московский комсомолец». Я статьи Колодного с удовольствием читал и некоторые для себя и детей сохранил. По мнению Колодного, Рахматуллин трактует историю Москвы «с точки зрения средневекового монаха» и его противопоставление Москвы петровскому Петербургу, созданному «антихристом» Петром I, неуместно и надуманно. Не могу судить о метафизичности раскрытия лица чисто космополитического и прозападного города Санкт-Петербурга, каким его задумывал и осуществил Петр I и его последователи. Питер город европейский, а Москва восточноазиатская.
Писатель В.А.Солоухин был прав в том, что бесовская коммунистическая власть крушила и ломала именно русские города, и в первую очередь Москву, и в этом преуспела. Десятков монастырей и сотен церквей она лишилась во времена советской власти. Один из ярых богоборцев Каганович, продавивший план сноса храма Христа Спасителя, мечтал убрать и Покровский собор на Красной площади. Для этого собрал некое совещание — с участием Сталина, с макетом Красной площади — и объяснял, что собор мешает потоку масс трудящихся в пролетарские праздники (мне об этом рассказывал один пожилой профессор, историк-архитектор). Каганович взял и убрал с Красной площади макет Покровского собора. Наступила пауза, но Клим Ворошилов поставил макет на место и сказал: «Так красивше».
Известно, что Петр I Москву не любил за Софьин стрелецкий бунт и за ее неевропейскую внешность. Он лишил ее формального статуса столицы, но Москва первопрестольной так и осталась, и «венчаться на царство» русские императоры ездили в Успенский собор Кремля, а это уже не метафизика, а, бери выше, сакральность, и иначе воспринимается символ центра управления Россией: «Москва. Кремль». Этим центром для русских никогда не был Зимний дворец или Смольный. Заметим, что и воинствующего атеиста Ленина коммунисты пристроили именно на Красной площади, а не в «колыбели революции» Ленинграде, и от его мумии никак не удается избавиться.
Москву тоже сильно уродуют и сам мавзолей, и оккультные сооружения: памятники Ленину, русофобам и ненавистникам славян Марксу и Энгельсу. У Кремлевской стены коммунисты закопали цареубийц Свердлова, Войкова и т.п. Кладбище около мавзолея устроили на месте рва вдоль стены Кремля, куда в давние времена сбрасывали (в так называемый Алевизов ров) тела казненных преступников и неопознанные трупы лиц, убитых лихими людьми, разбойничавшими по ночам в Москве. У стены и в стене есть прах вполне достойных людей, и тем более кощунственно устраивать на кладбище каток, играть в футбол и хоккей.
Обратите внимание, как оценивали значение для России Москвы и Петербурга потенциальные завоеватели России Наполеон и Гитлер. Наполеон практически прошел мимо столицы Российской Империи Петербурга, чтобы завоевать нестолицу Москву. Гитлеру тоже более была нужна Москва, а не Ленинград. По уровню таланта и интеллекта их не надо сравнивать, но оба понимали, что захват Москвы должен сильно ударить по духу русского народа.
Рахматуллин в своей разгадке метафизики возникновения двух городов определился так: «У Руси две обетованные столицы — Киев и Москва. Обетование Киева дано в «Повести временных лет» апостолом Андреем. Обетование Москвы дано святым Петром, митрополитом Киевским, переместившимся в нее при Калите. Москва — Божественный замысел, а Петербург — человеческое умышление… Этот город построен человеческим волением».
Здесь у нас не хватит места порассуждать на тему о свободе воли, о чем ломали копья многие поколения философов. Пусть не обижаются философы, но философия здесь вторична. Первична религия, и об этом писали великие философы: Бердяев, Шпенглер, Гете. Кто сможет объяснить не верующим в силу Божьего промысла людям, как человек принимает решение и действует вопреки своей выгоде и обычному здравому смыслу? Здравый смысл меркнет только на фоне совершенного Богом чуда, которое все равно только для верующего чудо, а для атеиста-прагматика — случайность. Сугубые рассудочные историки были правы только в том, что князь Юрий Долгорукий выбирал место для нового града Москвы поудобнее и побезопаснее. И это так и было. Град был заложен на холмах, в окружении трех рек и дремучих лесов: удобно его оборонять, а ты, враг, еще попробуй доберись. Но это лишь очевидный рассудочный здравый смысл, который не может и близко подойти к ответу на вопрос, что есть невидимая, нематериальная и всегда где-то загадочная душа. Для правильного пути к поиску души надо уходить от хронологии фактов в область иррациональных чувств и главного из них — любви. Так чувствовал Москву, например, А.С.Пушкин: «Москва, как много в этом звуке для сердца русского слилось, как много в нем отозвалось». Или: «Москва! Люблю тебя как сын, как русский — пламенно и нежно» (это уже М.Ю.Лермонтов). Вот тут сухим историкам, психологам и логикам нечего сказать, так как любовь — это высшее чувство, почва которого — вера.
Это так и есть, и поэтому у каждого жизненного пространства есть как минимум метафизика… Мало на свете людей, которые не любят место своего рождения, место рождения своих предков, то есть то, что люди не задумываясь называют «малой родиной». Тут А.С.Пушкин выставил нам нравственный критерий: «Два чувства давно близки нам, в них сердце обретает пищу: любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Есть, конечно, «безродные космополиты», которым будет жить везде плохо, потому что они бессердечны и бессовестны. Создатель Санкт-Петербурга Петр I среди прочих дел озаботился и сакральной составляющей своего города. Конечно, мощи апостола Петра ему забрать из Рима бы не дали, но доступно было перенести из маленького городка мощи святого благоверного князя Александра Невского, и появилась почти равная Троицкой Александро-Невская лавра (хотя, опять же, не «первопрестольная»)… Но душевную и даже духовную метафизику Петербурга трагически наполнили души тысяч ленинградцев, убитых или умерших в страшные блокадные дни.
Петербург был и остается в выигрышном положении по сравнению с Москвой в том, что он весь — историческая застройка со времен Петра I и иных последующих императоров и императриц, и там никакую плоскую современную стекляшку в 50 этажей не встроишь. Москву же уродуют по сей день где и как хотят. Хрущев в древнем Кремле устроил уродливый Дворец съездов. Потом появился не менее уродливый т.н. Новый Арбат, который один известный советский писатель назвал «вставной челюстью Москвы». Лужковский Сити мог бы испортить лицо любого древнего города. А здание бывшего СЭВ — это разве русский, подходящий Москве стиль?
Хотите увидеть настоящую душу и даже дух Москвы? Найдите картину В.Д.Поленова «Московский дворик» (1878). Я 55 лет назад такие дворики еще застал и сам вырос в таком же, только Ивановский монастырь и храм Св. Владимира на Старых Садах были на другой стороне Большого Ивановского переулка, и были они без крестов, изуродованные советскими пристроечками. Кстати, в Питере таких двориков никогда не было. Их дворы-колодцы (кроме дворцов и дворянских гнезд) серые и мрачные. В московском дворике не придет в голову мысль Раскольникова взять топор и пойти убить процентщицу или убить императора (Павел I, Александр II).
Давно напрашивается жесткий федеральный закон, запрещающий архитектурный модерн в русских городах и уж точно в пределах Садового кольца в Москве. Что же касается прочтения Москвы с «метафизической точки зрения средневекового монаха», то об этом хотелось бы только помечтать.
