В то же время в самом воздухе, кажется, все сильнее ощущается какое-то тревожное ожидание грядущего. Его неотвратимости, когда все начнет сдвигаться со своих мест и в образовавшиеся провалы посыплется шаткое и малое благополучие рядового жителя, которому сложно будет приспособиться к новым условиям. Растет социальное напряжение. Огромная часть общества боится будущего, цепляясь за прошлое, лишь бы сохранить стабильность, которая сама по себе сегодня в том виде, в каком она есть, мало кого устраивает. Но будущее все равно, как волна прилива, накатывает на день сегодняшний. Так ли оно ужасно и насколько мы беззащитны перед ним?
Важно понимать следующее. Вне чьей бы то ни было власти предотвратить происходящие изменения. Участь встающих на пути истории — оказаться на ее свалке. Общество меняется в силу своей внутренней природы, как растущее дерево. Со времен Петра Великого мы живем в рамках догоняющей модернизации. За правительством реформаторов консерваторы пытаются «подморозить» то, что было нареформировано, а новым управленцам вновь судорожно приходится догонять мир через реформы. «Дней александровых прекрасное начало» завершается николаевской зимой, за которой — бурные реформы Александра II, а после — «Победоносцев над Россией простер совиные крыла». Николая II, который не продолжил реформы, история уже тащила, болезненно вырывая их в виде Манифеста 1905 года.
Невозможно отсидеться в своем домике, когда в мире появляются новые технологии и товары, а значит, борьба за рынки сбыта. Без них вы становитесь легкой добычей в виде слаборазвитой страны. Перенимание же технологий меняет сознание, потому что технологии не существуют вне культуры, ее созидающей и поддерживающей. Движущей же причиной изменений, в которых большинство из нас совершенно невольно и непроизвольно вступают в конфликт с конструкциями вертикали власти, являются вовсе не чьи-то призывы и хитрая подрывная деятельность. (Это вообще одна из самых унизительных и ложных современных идей: народ темен и глуп!)
Этой причиной является наличие у нас частной собственности. Причем в нее входят не только наша квартира, автомобиль, но и наши финансы, и наши способности, при помощи которых мы зарабатываем себе на жизнь. Когда мы едем на своей машине, нам вдруг становится небезразличны состояние дороги (на каждой ямочке помянем кого надо), цены на бензин, налоги. Собственность порождает многочисленные правовые отношения, через которые мы хотим ее защитить и приумножить, вступая в сложные, но неизбежные отношения с государством. И свобода слова, собраний является и важна в этом смысле как эффективный инструмент для отстаивания своих личных прав через коллективное действие. Собственность меняет и наше сознание, приучает его к правовому мышлению и ценности закона. Это вообще одна из тяжелейших проблем русской истории: неуважение права собственности. Крестьяне-общинники с неразвитым чувством собственности, а из них рабочие и солдаты, не обладавшие ею в массе своей, оказались легкой добычей левых популистов-антисобственников. Последующий тоталитаризм лишь оборотная сторона простой аксиомы: без собственности невозможна подлинная социально-экономическая и политическая свобода. Она может быть внутренней (взглядов и убеждений), но для отстаивания ее вам понадобится крайнее мужество.
Как собственник по отношению к государству человек формируется в качестве налогоплательщика. И все первые так называемые буржуазные революции в Европе по своему наименованию были революциями налогоплательщиков. И как налогоплательщику человеку становится уже не так безразлично, куда и на что идут эти самые налоги. Поэтому именно темы коррупции, чиновнического и полицейского произвола и военных расходов становятся для такого общества крайне болезненными. Это на деньги граждан устраивается весь этот праздник. Потом приходит осознание, что нефтегазовые и прочие доходы государства — это доходы от общенационального благосостояния, которые должны тратиться на создание общественных благ.
Кроме изменения сознания происходит просто возрастная смена: уходят поколения советских граждан. Новые поколения молодежи в семьях в ситуации малодетности вырастают с более высоким уровнем потребления и комфорта. Мы поднапряжемся, но купим и телефон, и ноутбук, и одежду не хуже, чем у сверстников нашего ребенка. И Интернет ему подключим. Чувство ценности своей личности и своего достоинства оказывается выше. Призывы затянуть пояса потуже для тех, кто этого никогда не делал, бессмысленны. Для этих поколений идеи имперского величия, ради которого нужно жертвовать личным благосостоянием, пустой звук.
Собственность во всех ее проявлениях одновременно и причина неизбежных изменений, и пусть не абсолютная, но гарантия в целом их мирного характера. Поэтому и так высок сегодня страх у граждан перед безначалием и неуправляемым бардаком. Есть что терять, а с другой стороны, есть за что бороться. И оказываясь в этой вилке, приходится порой делать нелегкий выбор.
Главная проблема, которую придется решать, — это проблема незавершенности формирования института собственности, степени ее перераспределения в обществе, выстраивания такой системы, при которой она бы так не прилипала к власти в лице ее носителей и не делала ее полностью автономной от общества. Вокруг этого более всего и будет драм.
Что остается отдельному человеку среди всего этого? Главное, пожалуй, смотреть в будущее не как на грядущий апокалипсис, а как на тяжелый трансформационный кризис. В такие периоды все материальное на время часто становится фантиком. Более важными оказываются наши знания и умения, социальные связи. Более ценным — наш социальный и информационный капитал. Наши родственники и друзья, наша известность и авторитет, наш профессионализм и широкий набор умений. Поэтому имеет смысл менять себя именно в этом отношении. Повышать свою квалификацию или овладевать новой, более современной, заботиться о своем здоровье, расширять свою среду общения и взаимодействия. В том числе и через гражданскую активность, которая сразу окружает вас единомышленниками и просто неравнодушными людьми. Далеко не всегда наши добрые дела по отношению к кому-то дают плоды. Но это гораздо лучше, чем позже оказаться в пустыне собственного одиночества, страха и неготовности к переменам.
