«Меня очень удивили обращения Жанны Фриске и Сергея Филина к докторам Германии: в России нейро- и микрохирургия ничуть не хуже европейской»
Александр Иванович Неробеев в редакцию приехал (кстати, своим ходом, не на машине), чтобы в режиме онлайн-конференции ответить на вопросы наших читателей. И практически первый вопрос — о нашумевшей истории по поводу рака мозга Жанны Фриске. Поклонники, наши читатели действительно обеспокоены здоровьем певицы, бомбят редакцию: «На какой стадии рак мозга можно оперировать, и излечима ли эта болезнь?» Александр Иванович ответил не сразу. Было видно, что ему даже неловко за своих соотечественников — таких историй в России (и в его практике) немало. И если рак не запущен, российские специалисты справляются не хуже, чем в Европе и Израиле. Более того, как рассказал наш гость, в клинике, где он работает, сегодня есть три пациента, которые, попытав здоровья за границей, вернулись на долечивание в Россию. А что касается Фриске...
— Поскольку неизвестны локализация и характер опухоли, трудно сказать, излечимо ли это заболевание, — сказал Неробеев. — Надо знать результаты исследований. Судя по кадру, который показали по телевизору, у Жанны серьезные изменения лица — оно отечное. Это говорит о том, что ситуация запущена, идет достаточно тяжелое поражение, есть нарушение обменных процессов в ее организме. Все зависит от локализации опухоли и от стадии заболевания. Если опухоль так называемая стволовая (поражен ствол мозга, где находятся все жизненно важные центры —дыхания, сердечной деятельности и др.), то там большая опухоль даже не успевает развиться: человек может очень быстро умереть. Есть в мозге и относительно скрытые места, где опухоль достигает больших размеров (например, так называемые менингиомы — опухоли, растущие из клеток паутинной мозговой оболочки, из ткани, окружающей мозг). Такие опухоли растут медленно и очень часто оперируются. Мозг настолько сложная структура, что все зависит не только от локализации опухоли, но и от степени агрессии. При опухоли с выраженной агрессивностью лучше помогает лучевая терапия или гамма-нож, а при опухоли с невыраженной агрессией — более успешно хирургическое лечение.
Меня очень удивила госпитализация Жанны Фриске в клинику Германии, потому что российский НИИ нейрохирургии им. Н.Н.Бурденко (это общепризнанно) — один из лучших в мире. Недоумевал я и по поводу поездки на лечение в Германию худрука Большого театра Сергея Филина, чье лицо и глаза пострадали от кислоты. Сначала Филина положили в ГКБ №36, которая является нашей базой. Я позвонил туда и предложил помощь. Компетенция наших специалистов в этой области не хуже зарубежных. Но мне сказали: «Пациент не заинтересован в оказании помощи в России, будет лечиться в Германии». Честно говоря, меня это оскорбляет чисто профессионально. Я много раз бывал в Германии, даже работал там одно время (выполнял показательные операции) и знаю, компетенция наших нейрохирургов ничуть не ниже зарубежных. В том числе и немецких. Удивляет вот это желание известных людей искать лечение где-то за рубежом, не поинтересовавшись, а что есть в России. Меня это возмущает: наши специалисты в этих областях ничуть не хуже — такие операции выполняют на хорошем уровне.
— Кстати, есть случаи, и они не единичные, когда, полечившись в клиниках Запада, пациенты возвращаются за помощью к российским докторам. Знаю хорошо и медицину Израиля (кстати, сейчас у меня есть два пациента, которых там оперировали, но без эффекта, и они вернулись к нам на лечение), — заключил Неробеев.
Вот уж поистине, нет пророков в своем отечестве. Хотя нейрохирургия и микрохирургия в России, во всяком случае с 80-х годов прошлого века, идет едва ли не впереди планеты всей. Чего стоит прославленный НИИ нейрохирургии имени Н.Н.Бурденко (признан одним из лучших в мире). Там работают настоящие светила медицины. Выдающийся нейрохирург, ученый с мировым именем, директор этого института, Александр Николаевич КОНОВАЛОВ входит в тройку лучших нейрохирургов мира. За годы работы он спас более 15 тысяч тяжелейших больных. В прошлом году ему исполнилось 80 лет, но и сегодня он выполняет по 2–3 операции в день. Причем самые тяжелые в основном делает сам. За лечением к нему едут со всей страны и часто из-за рубежа. Да за границей таких хирургов с руками бы оторвали, как говорят в таких случаях. С их-то руками!
Да и у нашего гостя Александра Николаевича НЕРОБЕЕВА заслуг перед своим отечеством и умений тоже хватает. Более 20 лет назад (задолго до разделения сиамских близнецов Зиты и Гиты) нейрохирург Коновалов именно Неробеева пригласил принять участие в разделении сросшихся головами сиамских близнецов из Прибалтики. Также его приглашали оперировать и в другие ведущие клиники Москвы — в Онкологический институт им. П.А.Герцена, в РОНЦ им. Н.Н.Блохина, Институт хирургии имени А.В.Вишневского и др. По просьбе зарубежных обществ Неробеев выступал с показательными операциями и лекциями в Германии, Южной Корее, Китае. Является действительным членом обществ пластической хирургии Великобритании и Италии.
Преуспел наш эксперт Неробеев и в сегодняшней специальности косметологической хирургии — дважды награжден Правительством РФ за разработки новых методов пластических операций тех пациентов, которые получили тяжелые травмы в результате аварий, взрывов, ожогов. И в течение 20 лет возглавляет клинику ЦНИИ стоматологии и челюстно-лицевой хирургии, которая является крупнейшим федеральным центром по лечению больных с проблемами в области лица и шеи. А еще почти два десятилетия заведует и кафедрой косметологии и реконструктивной челюстно-лицевой хирургии в Институте усовершенствования врачей; 35 лет служит главным специалистом по пластической хирургии медицинского центра при Президенте РФ. Автор 7 монографий...
Может, и не стоило бы все эти заслуги наших уникальных хирургов перечислять, но, как говорится, за державу обидно.
«По-хорошему, в каждом федеральном регионе России (их 7) надо бы создать филиалы НИИ им. Бурденко»
И фамилия нашего эксперта ему под стать: Неробеев Александр Иванович — человек неробкого десятка. Он знает проблемы в своей хирургической области и не боится о них сказать. Наш разговор спонтанно вышел на финансирование единственного в России государственного Центрального НИИ стоматологии и челюстно-лицевой хирургии. Все же в этот институт на лечение направляют самых тяжелых, «аварийных» больных со всей страны, кому уже нигде не смогли помочь.
— Госфинансирование нашего института в этом году резко уменьшено, и пока мы не знаем, почему. Мы занимаемся особо тяжелыми случаями и за год можем выполнить до полутора тысяч таких операций. В институте закончен колоссальный ремонт, открылся новый корпус, заработали пять операционных и установлено современное оборудование. А квот выделено всего 600 — столько же, сколько давали в прошлом году, когда шел ремонт и был задействован всего один операционный стол. Теперь, когда ремонт завершен, есть 5 операционных столов и можем выполнить операций в 3 раза больше, все равно профинансированы по минимуму (причем из 600 квот треть — детские). Мы, конечно, в трансе, потому что эти квоты закончатся уже через 3 месяца. А что делать дальше?
— И очереди к вам наверняка большие: автотравмы, взрывы, пожары, особенно в больших городах, происходят ежедневно, а прооперировать вы можете всего 600 пострадавших. Со всей страны! За весь год!
— На сегодняшний день в листе ожидания у нас 400 человек. Четыре сотни травмированных больных ждут своей очереди на операции. Среди них есть и очень тяжелые. Многих направляют с Сахалина и с Дальнего Востока. И даже из Новосибирска. Хотя раньше я думал, что столица Сибири является как бы бастионом на пути больных в Москву: берет на себя тяжелых больных с травмами с востока страны. Но это не так. По-хорошему, в каждом федеральном регионе России (их 7) надо бы создать филиалы НИИ им. Бурденко, где свои специалисты занимались бы тяжелыми травмами и другими тяжелыми случаями. Но пока это остается лишь мечтой. И выходит: пострадавшим людям нашей большой страны получить помощь на уровне западных клиник можно только в столице, непосредственно у нас, где используются абсолютно современные методы.
— Александр Иванович, а что касается протоколов лечения, они тоже у нас есть? Например, при том же раке мозга. Считается, что в Германии и Израиле есть четко узаконенные правила лечения: при каких заболеваниях какие обязательно следует сделать обследования и каким должно быть лечение в том или ином конкретном случае...
— По каким-то специальностям у нас тоже есть протоколы лечения, над какими-то мы еще работаем. А что касается онкологии мозга, не могу ответить точно, но знаю, что в НИИ им. Бурденко под руководством академика Коновалова эти методики работают. По каждой специальности в России есть специалисты высочайшего уровня, которые могут выполнить любую операцию не хуже, чем в Германии и Израиле. Не могу согласиться, что у нас медицина хуже. А вот то, что в России очень много людей, безразличных к своему здоровью, это факт.
Правда, есть и такие, кто с малейшим прыщиком в ужасе бежит к врачам. Чаще безразличны к своему здоровью мужчины. Хотя, например, на лице есть опухоли доброкачественные, когда можно их без проблем удалить.
«Рак у молодых намного более тяжелый и быстротечный»
— Говорят, если у человека есть опухоль мозга, то может пропадать зрение. А после ее удаления зрение может восстановиться?
— Да, у меня был знакомый, у которого пропало зрение. Его как раз оперировал профессор Коновалов. Я присутствовал на этой операции и был удивлен (опухоль микроскопическая, не более 3 мм), но она была в том месте, где перекрещиваются зрительные пути. Профессор аккуратно убрал эту опухоль, зрение у пациента восстановилось. С тех пор прошло 15 лет, и человек видит. В таких случаях все зависит от того, поражен ли уже этот нервный тракт или нет. Если опухоль в центре, то и после ее удаления зрение может не вернуться. А если где-то сбоку, то после ее удаления пациент может видеть. И опять же результат зависит от того, какая опухоль, где локализуется.
Лично я много занимаюсь параличами лица, когда человек не может говорить, когда у него вытекает слюна. А пища, когда он ест, вываливается изо рта. Такие операции, без преувеличения, дают хорошие результаты. Нерв можно пересадить. Например, чтобы восстановить движение лица, мы используем жевательный нерв. Но у ряда пациентов бывают поражены все три нерва (тройничный, слуховой, пищевой), тогда приходится изыскивать другие возможности, откуда взять нерв.
Но очень важно знать: чем старше человек, тем опухоль растет медленнее — это уже закономерно. Рак молодых намного более тяжелый и быстротечный, чем рак у пожилых, что тоже надо учитывать.
— Инсульты сейчас тоже помолодели. Российские клиники научились справляться с тяжелыми случаями?
— Смотря какой инсульт и в какой зоне. Кто-то полностью реабилитируется, что редко. А кто-то после инсульта так и не восстанавливается. В мозге своя циркуляция мозговой жидкости, есть свои пути. Медицина может многое, но не все. Есть случаи, когда вылечить человека, тем более после инсульта, просто невозможно. Люди умирают везде. Увы. Вечных людей нет. Конечно, если сравнивать средний американский город и средний российский (допустим, Чикаго и Кемерово), то я уверен: в Чикаго инсульты лечат лучше, чем в Кемерове.
— А если сравнивать Москву с Нью-Йорком?
— Не уверен, что там лучше. Я был в клиниках Нью-Йорка, в частности в районе Беверли-Хиллз. И вообще бывал во всех крупных клиниках мира: в Сингапуре, в Германии, в Израиле, в Англии, в Бразилии… Принципиальной разницы лечения в области нейрологии, например, в сравнении с НИИ Бурденко, я не увидел. Хотя знаю очень богатых россиян, у кого вопрос денег не стоит, они не лечатся в России. Да, уровень выполнения хирургических операций у нас и у них сопоставим. А вот служба выхаживания, долечивания в известных европейских клиниках несопоставимо лучше, чем в России. Это так. Например, в той же в Германии: человека привозят после любой операции и ему в тот же день вечером уже делают массаж всего тела. С ним индивидуально занимаются — к нему сразу прикрепляют врача по лечебной физкультуре, который будет заставлять пациента ходить, и т.д.
У нас этого нет. Увы, службы доведения пациента до выписки в нашей стране пока нет. Правда, раньше и у нас пациентов после операции держали в больницах по 3 недели. Теперь 5–6 дней и — домой. И в Америке после сложной операции могут на другой день выписать из клиники, но не домой, а в специальный реабилитационный центр. Но при запущенном том же инсульте панацеи нет нигде. Знаю одну пациентку (она перенесла инсульт и лежала в Кремлевке). Затем на реабилитацию ее отправили в Западную Германию в реабилитационный центр после инсульта. Там есть и бассейн, и массажист, и специалист по лечебной физкультуре. И все равно ничего не восстановили. При инсульте очень важно оказать помощь в первые часы.
И рак сегодня — не приговор. Многих я оперировал лет 20–30 назад, они живут до сих пор. Надо лишь соблюсти два условия: обратиться вовремя и к специалисту. И если у одного доктора что-то не получилось с первого раза, надо искать другого специалиста. Важно иметь второе, третье мнение. И еще: не факт, что за деньги получишь хорошего врача.
Правда, индивидуальное мастерство хирурга уходит на второй план. Появляются новые роботизированные техники, когда операция рассчитывается с точностью до 1 мм и меньше. Хирургу такую точность соблюсти сложнее, особенно когда операцию выполняешь на большом расстоянии. Такие манипуляции позволено выполнять роботам. Но важен союз физиков, математиков, инженеров. Рассчитывается вектор, откуда пойдет луч к опухоли. У хирурга есть навигатор. Мало того, компьютер показывает, на какую глубину надо пройти, чтобы убрать опухоль полностью и не повредить здоровые ткани. Сейчас, кстати, удаление предстательной железы в некоторых случаях выполняет робот Да Винчи.
Сегодня есть и так называемые симуляторы, на них можно отрабатывать многие манипуляции. У нас есть приборы, помогающие отрабатывать мануальную технику.
— А уровень подготовки специалистов в России в вашей области удовлетворяет требованиям времени?
— Молодым хирургам часто не хватает компетенции, иногда приходится за них переделывать. Но я далек от мысли, что у них не получается из-за безразличия к профессии. Врачу всегда приятно, когда он видит хороший результат. А недостаток теоретических знаний при желании можно компенсировать практикой. Правда, на это уйдет больше времени.
— И последний вопрос, который был задан эксперту Неробееву, сезонный. «У меня болезнь дня, — написала в редакцию москвичка Елена. — Во время морозов болят зубы, десна, есть боли в виске, шее, ухе и даже в половине языка. О чем это говорит и что делать?»
— Скорее всего, это неврит тройничного нерва (не лицевого), — проконсультировал заочно доктор Неробеев. — Надо обследоваться у невролога. Есть и так называемый холодовой неврит — во время морозов начинаются спазмы сосудов. Надо проверить кровоток. В случаях выраженного болевого синдрома можно проколоть комплекс специальных витаминов, улучшающих обмен нервной ткани. В дальнейшем, после стихания болевого синдрома, перейти на терапию таблетками. А спазмы сосудов поможет снять нестероидный противовоспалительный препарат диклофенак — из группы производных фенилуксусной кислоты. И завершить лечение физиотерапией. Правда, физиотерапию и вообще лечение я не люблю назначать «втемную»: надо бы сделать томографию головы. На базе городской больницы №50 работает стоматоневрологический центр боли, можно обратиться туда.
