— В России в этом году выявлено 617 тысяч новых злокачественных случаев, хотя годом ранее было 599 тысяч, — озвучил тревожную статистику в минувший понедельник на пресс-конференции главный онколог Минздрава РФ, генеральный директор ФГБУ «НМИЦ радиологии», академик РАН Андрей Дмитриевич КАПРИН. — Выходит, только за один год в нашей стране число заболевших раком выросло на 18 тысяч. Всего на учете у онкологов сейчас 3 млн 630 тысяч онкобольных, а еще не так давно было 2 млн 600 тысяч. Но неблагополучно в этом плане не только у нас, но и во всем мире.
И спасения от этой «чумы» пока нет, причем нигде.
«Говорить о полном излечении рака пока нельзя, но длительная ремиссия реальна»
— Рак — общий популяционный враг, который не щадит ни одну группу населения. Этот беспощадный враг ежегодно в мире уносит до 9 млн жизней. Цифра, сопоставимая с потерями на войне, — не сдержал эмоций заслуженный врач России Андрей Дмитриевич Каприн, хотя за плечами у него многие годы лечения онкопациентов, ежегодно выполняет до двухсот сложнейших операций по различным локализациям рака. Повидал всякого и всяких больных. И в целом хорошо информирован о ситуации: возглавляет первый в стране научный медицинский кластер в области онкологии — «Национальный медицинский исследовательский центр радиологии».
Рак действительно сегодня не щадит ни старых, ни малых. Больше, конечно, уносит в мир иной людей в возрасте, но подвержены этой болезни и молодые, и очень молодые люди, и все чаще — дети.
Где искать управу? Как сократить заболеваемость?
Увы, как считает Андрей Дмитриевич, «говорить об излечении рака сегодня в полной мере нельзя, такого нет ни в одной стране мира. И заболеваемость раком сократить невозможно, потому что это демографический показатель (население стареет) и онкологи не могут повлиять на процесс. Другое дело — снижение смертности. Здесь важны и большая выявляемость на первой стадии, и настороженность врачей первичного звена, и адекватное лечение. Рак — это острое состояние, которое врачи обязательно должны переводить в хроническое с большим сроком наблюдения. Длительная ремиссия реальна. Но для этого необходимо качественное комбинированное лечение — не только хирургическое, а комплексное, с соблюдением всех международных протоколов».
Вот с этого места хотелось бы получить от эксперта максимум информации. Какие возможности для лечения онкобольных сегодня есть в России? Какие факторы сдерживают этот процесс? И что нового появилось в данной области в нашей стране за последние годы? Эта информация интересует всех. Надо сказать, что сообщество онкологов, работники здравоохранения особенно озаботились поиском путей преодоления грандиозной «раковой» проблемы после того, как глава государства в одном из майских указов «озадачил» их переломить ситуацию в онкологии к лучшему.
Легко сказать...
— Одна из главных целей — борьба с одногодичной летальностью, которая косвенно показывает, сколько в России выявляется случаев с запущенной стадией, — поясняет Каприн. — Такие пациенты быстро умирают. Но в России с 2006 года удалось снизить данный показатель до 29,3%. И это не предел. Есть большие заделы, которые позволят эту цифру снижать и далее. Важно также уменьшить количество первичных инвалидов. Многие пациенты после адекватного лечения вполне могут возвращаться к нормальной жизни, работать. Нам, онкологам, нужно не только лечить, чтобы пациент жил, а чтобы он хотел жить, чтобы у него были силы и социальная адаптация.
И популяционное число заболеваемости не должно быть более 185 на 100 тысяч населения — так ставится сегодня задача. (В некоторых странах, для сравнения, заболевает до 400 и даже до 500 человек на 100 тысяч населения.)
Спасет ли нас протонная терапия — самая передовая в мире?
Россиян, как больных раком, так и здоровых, конечно, больше всего волнует, скоро ли придет спасение от него. Какие технологии уже есть сегодня, что на подходе, какие придут в практику в будущем?
Андрей Дмитриевич начал с протонной терапии. Это один из видов лучевой терапии, который используется сегодня в схемах лечения рака. Протоны, положительно заряженные частицы, проникая в клетки злокачественных опухолей, разрушают их ДНК. В результате клетки теряют способность размножаться, а опухоль перестает расти. При этом вред для организма больного минимальный: облучение опухолевого очага протонами позволяет снизить радиационную нагрузку на здоровые ткани.
И добавил: «По ядерной медицине мы планируем большие разработки. У нас уже есть отечественный протонный аппарат (ускоритель, который работает в Обнинске). В следующем году в Обнинске будет испытываться системный ускоритель, есть инженерно-конструкторское его решение. Таких машин на всю нашу страну надо иметь около 200. Если так оно и будет, выиграют в первую очередь пациенты. Мощный протонный центр будет запущен в Димитровграде, работает в Санкт-Петербурге.
И в то же время посетовал: «Да, в медицину России в последние годы пришло много современной техники, в том числе и линейных ускорителей. Но есть проблема: у нас нет таких производителей техники, которых мы хотели бы видеть в совместной работе с онкологами. Например, есть линейный ускоритель (кибернож), установленный в нашем институте, так одно только его техническое обслуживание (ТО) стоит 30 млн в год. Причем специалистов из Америки надо ждать не одну неделю. Очень важно, чтобы в России производили свою высокотехнологичную технику и было свое бюро по ее техобслуживанию. Надеемся, что призыв Президента России Владимира Путина улучшить ситуацию в онкологии будет услышан конструкторами, физиками и всеми теми, кто готов подключиться к решению этой глобальной проблемы.
Есть еще одна очень интересная разработка, и называется она «человек на чипе» В чем ее суть? Прямо во время операции берется свежая опухолевая клетка и быстро доставляется на чип (расположен рядом с операционной), в котором создана искусственная среда, схожая с лимфатической и кровяной средой человека. Когда мы видим, как опухолевая клетка в искусственных условиях размножается и как она реагирует на облучение, можем не просто воздействовать на нее с помощью химиотерапии, но либо приостановить процесс, либо усиливать его, либо подобрать индивидуальную программу лечения.
Чтобы этот процесс моделировать на мышах, потребовалось бы их несколько десятков тысяч. А технология «человек на чипе» позволяет быстро получить результат, причем более эффективный. Я думаю, все это может быть востребовано и со временем тиражировано в регионах.
В терапии также уже несколько лет используется отечественный йод-125 (искусственный радиоактивный изотоп йода), за его разработку коллектив под руководством Андрея Дмитриевича Каприна получил премию Правительства России. Это позволило, по его словам, «отодвинуть немецкие подобные источники, которые были очень дороги». Применяются они при лечении рака предстательной железы. Это один из видов лучевой терапии, когда радиоактивные элементы внедряются в ткани пораженного раком органа.
А недавно выполнены первые три брахиотерапии рака поджелудочной железы. Причем впервые в мире, и сделано это в Обнинске. «Рак поджелудочной железы был неоперабельным, — пояснил Каприн. — Этих больных сейчас наблюдают врачи, результаты хорошие. Разрабатывается комплексная терапия ионами углерода. Правда, есть небольшая загвоздка с финансированием».
Онкологи пошли в регионы за... достоверной статистикой
А что касается подсчета заболеваемости и смертности, то в России вряд ли сегодня его можно назвать полным. Дело в том, что сегодня в стране регистрируется 7,6% смертей от неустановленных причин. И вскрытие умерших по новым законам сейчас проводится не в каждом случае, а только в 5,6% всех смертей в стране. И сколько теряется мертвых или живых душ, трудно предположить. А от точности статистики, по сути, от остроты проблемы, зависит и госфинансирование.
Если не учитывать эти «погрешности» статистики, в России сегодня все же удается добиться снижения прироста смертности населения от рака, особенно по стандартизованному показателю (по возрасту), а это молодежь, работоспособное население, о чем рассказал Андрей Дмитриевич. Есть регионы, где, к счастью, идет снижение смертности, и есть регионы, где, к сожалению, показатели смертности от рака высокие. Прирост таких смертей сегодня регистрируется в 17 регионах России, нет динамики в 5, сокращение наблюдается в 63 — это очень важно.
А что касается вскрытия умерших онкобольных, непосредственно в диспансерах оно проводится в 65% случаев. «Но вскрытие после смерти пациента — это еще не все, есть неподтвержденные диагнозы, — добавил эксперт. — Думаю, с помощью цифровизации удастся сократить и их количество».
Надо сказать, что помогает в этом и неформальный контроль за состоянием заболеваемости и смертности в регионах. Впервые представители регионов каждые две недели в течение всего нынешнего года отчитывались на селекторном совещании перед Минздравом по основным причинам смертности. А присутствующие при этом главные специалисты комментировали данные. Устанавливались конкретные сроки исправления ситуации.
— Идет вот такой аудит в регионах не для того, чтобы наказать «нерадивых» руководителей, а показать пути решения, — прокомментировал Каприн. — В проблемный регион выезжают группы экспертов из ведущих институтов, научных медцентров, выясняют причины роста смертности, помогают их преодолеть. Для решения этих проблем также разработаны стандартные карты для регионов, позволяющие быстро увидеть долю выявленных в них злокачественных новообразований, трудности с кадрами. Накладывая эти карты на регионы, можно сразу понять: насколько вероятно в том или другом регионе заболеть раком, разобраться в рисках его возникновения.
СПРАВКА "МК"
В целом смертность от злокачественных новообразований в России по сравнению с европейскими странами (в процентах) по некоторым локализациям вполне сопоставима. Например, по раку молочной железы в России в общей структуре смертности она составляет 16,4%, в Европе — 16,3%; по колоректальному раку у женщин в России — 15,8%, в Европе — 12,3%. Цифры вполне сопоставимы. А по предстательной железе в России смертность даже ниже — 8,1%, в Европе — 10%.
Многое, если не все, зависит от того, на какой стадии выявлена опухоль, особо подчеркнул эксперт. «За рубежом для этого давно ведутся скрининговые программы, мы в этом смысле отстаем. Но теперь они внедряются и в России. Сейчас принимаются три программы по скринингу: молочной железы, колоректальному раку и раку шейки матки.
Но многое зависит от самих людей, насколько они озабочены своим здоровьем. Кстати, впервые во время диспансеризации выявлено 29 289 новых случаев злокачественных новообразований. Удельный вес обнаруживаемых при диспансеризации злокачественных новообразований составляет уже 30,1%. А это говорит о том, насколько важно ее проходить хотя бы один раз в три года, как положено.
Поэтому одна из задач сегодня — изменить менталитет россиян в отношении своего здоровья. Коллеги из США, например, считают, что воспитать его можно путем частого напоминания людям, насколько важно обследоваться на предмет опухолей.
Крайне важна и онкологическая настороженность врачей первичного звена, чтобы они при первых же симптомах отправляли пациентов к онкологам. «Это для нас очень трепетная проблема, — признается Андрей Дмитриевич. — Мы чувствуем в этом и свою вину в некотором смысле: мало работали с первичным звеном и со смежниками, занимающимися неонкологическими заболеваниями. Есть проблемы с кадрами в онкокабинетах. Да и самих первичных онкокабинетов в России не хватает, в них высокий коэффициент совместительства. Сразу выучить столько онкологов, сколько их требуется в первичном звене, не получится. Помочь в этом должны цифровые программы, они разрабатываются. Использовать все способы: с помощью телемостов начитывать лекции врачам первичного звена; проводить телеконференции и телеконсультации, когда терапевт в режиме онлайн сможет получать необходимую информацию. Такой системой необходимо охватить все пространство России.
