Перенеся восемь сложнейших операций, с ампутированными конечностями, она продолжала “воевать”. Попросив подшефных комсомольцев перенести себя на носилках из госпиталя в цех Уралмаша, гвардии старший сержант медицинской службы обратилась с воззванием к рабочим сделать за нее хотя бы по одной заклепке для танка!
Через месяц из заводских ворот вышли, поблескивая свежей краской, пять танков “Т-34”, выпущенных сверх плана из сэкономленного металла. На бортах грозных машин было выведено белой краской: “За Зину Туснолобову!”
Она не стала беспомощным инвалидом. С помощью протезов научилась ходить, с помощью специальной насадки — писать, стряпать, топить печь, штопать родившимся сыну и дочке чулки.
О том, какие две значимые награды нашли Зинаиду Михайловну Туснолобову-Марченко уже после войны, — читайте в материале нашего специального корреспондента.
“Днем и ночью стонет земля”
В 1969 году в Центральный музей Вооруженных Сил приехала из белорусского Полоцка необычная гостья — Герой Советского Союза Зинаида Туснолобова-Марченко. На ее пиджаке весели орден Ленина, “Золотая Звезда” и медаль Флоренс Найтингейл. Зинаида Михайловна стала третьей советской медсестрой, удостоенной почетной награды Международного Комитета Красного Креста.
— Вокруг улыбчивой, жизнерадостной гостьи собрались все сотрудники музея, — вспоминает историк Наталья Фатигарова. — Несколько часов она с живым интересом осматривала новые экспозиции. Около стенда, посвященного Курской битве, Зинаида Михайловна разволновалась, начала, жестикулируя, вспоминать свое военное прошлое. Только тогда мы, молодые сотрудники, заметили пустые рукава ее пиджачка. У женщины не было рук. Когда гостья присела, мы обратили внимание на высокие ботинки на шнуровке. Вместо ног у ветерана войны были протезы.
Калек, вернувшихся с войны без рук и ног, нередко кощунственно называли “самоварами”. Чтобы инвалиды, восседающие на тележках, не “портили ландшафт” городов, их отправляли в бывший монастырь на остров Валаам. Художник Геннадий Добров, побывавший на острове в 50–е годы, вспоминал, как в кельях с крошечными окнами лежали изувеченные люди с зелеными бородами и волосами. Оказывается, человеческий волос, если на него не попадает солнце, зеленеет. Художник сажал в лодку калек и катал их по Ладожскому озеру. Лишенные конечностей, ветераны радовались как дети. Они были уверены, что Геннадий приехал на остров по заданию партии. Вернувшись с Валаама, художник с большим трудом издал альбом с портретами бывших старшин и майоров, которых государство заперло на острове в Ладожском озере.
Зинаида Туснолобова сумела развернуть судьбу в свою сторону, работала на полоцком радио диктором. Она с воодушевлением рассказывала сотрудникам музея об огромной общественной работе. А потом показала две фотографии. С одной карточки смотрела в упор ясноглазая медицинская сестричка Зиночка в армейской шапке-ушанке. На втором фото — у много повидавшей и испытавшей Зинаиды Михайловны глаза будто присыпаны пеплом, а рядом прилепились лопоухие сын Вова и дочка Нина.
Между двумя снимками был целый пласт жизни, где были и горечь, и отчаяние, и любовь.
…Уходила на фронт Зинаида из городка Ленинск-Кузнецкий Кемеровской области, где до войны работала лаборантом-химиком в тресте “Ленинскуголь”. Муж — Иосиф Марченко — воевал с первых дней войны. Зина — комсомолка и общественница — не могла оставаться в тылу. В июле 42-го, закончив школу медсестер, она была зачислена в 849-й стрелковый полк 303-й стрелковой дивизии 60-й армии.
Необстрелянная санитарка попала на Воронежский фронт, в самое пекло войны. Зинаида получала с бойцами по 120 граммов сухарей, кусочек сала и шла вперед, в атаку! Обстрел следовал за обстрелом, звучала команда “Воздух!”, при свете ракет на самолетах хорошо была видна черная свастика. Стервятники прочесывали колонну трассирующими пулями, которые несли смерть. В сумке санинструктора лежали стерильные салфетки и бинты, риванолевый раствор, стрептоцид, перчатки. Случалось, прямо на поле боя в ход шли и скальпель, и пинцет. При ранении солдат осколком в ногу медсестра делала надсечку, чтобы был отток крови, не было нагноения и гангрены.
В первых двух боях Зина вынесла из-под огня по узкому коридору 40 раненых солдат и офицеров, причем с их личным оружием и противогазами. Кругом удивлялись: “Откуда у этой девчушки столько силы?”. Зина себя не берегла, брала солдата, перекидывала и тащила на себе волоком. Накладывала жгут, в карте отмечала время. Жгут требовалось снять через 2 часа, иначе будет омертвение конечностей.
Бесстрашную медсестричку наградили орденом Красной Звезды.
При свете самодельной лампы, сооруженной из гильзы от снаряда, Зина писала с фронта домой: “Дорогая мама, братик Женька. Пишу вам с воронежской горящей земли. Если бы вы знали, что здесь творится. Днем и ночью стонет земля. Сколько буду жить на свете, никогда не забуду эти воронежские степи, побережье Дона. За каждый метр земли идет кровавая битва… Но вы не волнуйтесь за меня. Пуля ищет боязливых, а я же, знаете, не из таких”.
Кружка спирта вместо обезболивающего
Многие бойцы в госпиталях потом вспоминали ловкую жилистую Зиночку, что перевязывала раны, дезинфицировала, ставила уколы и, успокаивая, тихонько напевала.
Зина отвечала не только за перевязочные материалы, но и за спирт. Этилового спирта у нее стояли целые бутыли. Им она промывала руки, ведь на фронте нередко не было чистой воды. Вместо ста граммов спирта Зинаида порой наливала раненым бойцам целую кружку, чтобы притупить боль, чтобы они смогли доехать до медсанбата и как-то забыться.
Но тех, кто “голосовал”, выставлял из окопа руку, чтобы ее фрицы прострелили, Зина могла перебинтовать и… поколотить.
Слишком много к тому времени она видела смертей и горя. Помнила бомбежку на ночной переправе. Снаряды проламывали лед, бойцы набрасывали на полыньи доски, и колонна двигалась вперед. Зина шла по настилу — внизу хлюпала вода, пугала своей чернотой, а идти надо — скоро рассвет… Осталась в памяти картинка, как наши солдаты вытаскивали из колодцев детей, у которых была взята кровь для немецких солдат.
От наивной вчерашней выпускницы техникума не осталось и следа. Зинаида научилась спать на марше, в походе, стоя. Шел направляющий и замыкающий, и если кто-то оступался и падал ночью, его обратно ставили в строй. Наступало утро, и Зина начинала работать как вол: обходила все артдивизионы, чтобы убедиться, что нет обмороженных или больных, дежурила около раненых. Успевала проверять и солдатские гимнастерки. Если вдруг видела вошь, разжигала костер и держала над пламенем одежку. Было слышно, как щелкали паразиты. Позже появились специальные дезинфекционные камеры, где обрабатывали от вшей одежду бойцов. Зинаида обрабатывала пулевые, рваные раны, останавливала кровотечения. За восемь месяцев пребывания на Воронежском фронте она вынесла с поля боя 123 раненых солдат и офицеров. А потом сама оказалась на больничной койке.
“Я не хочу быть для тебя обузой”
В феврале 43-го началась подготовка к грандиозному сражению — битве на Курской дуге. Рота старшего лейтенанта Михаила Тимошенко, в которой состояла Зина Туснолобова, больше трех суток сдерживала яростные атаки фашистов, пытавшихся вырваться из окружения в районе станции Горшечная. Среди зимней круговерти, непрерывно рвущихся снарядов вдруг раздался крик: “Санитарка, командир ранен!”
Зина выскочила из траншеи и поползла по твердому насту. Снаряды перепахали поле, от свистящих пуль, казалось, невозможно увернуться. Продолжая ползти к раненому командиру, Зина почувствовала удар в бедро. Только найдя в ледяном крошеве Михаила Тимошенко и не сумев прощупать у него пульс, медсестра почувствовала сильную слабость. Не успев открыть санитарную сумку, девушка потеряла сознание. Разрывной пулей у нее оказались перебиты обе ноги. В это время фашисты пошли в контратаку. Зина осталась лежать среди убитых на почерневшем снегу. Когда наконец разлепила глаза, увидела над собой склонившегося гитлеровского солдата. Заметив, что санитарка очнулась, он стал бить ее сапогом в живот, прикладом по лицу. Зинаида снова впала в забытье.
На вторые сутки на нее наткнулись советские разведчики, возвращавшиеся с боевого задания. В кармане гимнастерки политрук Федоров нашел документы на имя гвардии старшего сержанта медицинской службы Зинаиды Михайловны Туснолобовой. Медсестричку невозможно было узнать. Снег вокруг Зины был красным от крови, кожа на лице висела рваными клочьями. К губам девушки приложили фляжку со спиртом. Послышался слабый стон. Зина еще дышала. Финским ножом ее вырубили из снежно-ледяного панциря.
В полковом медсанбате, увидев почерневшие руки и ноги медсестры, определили, что началась гангрена. Лишь на третьи сутки Зинаида оказалась в полевом госпитале. Придя в сознание, она прошептала: “Как там на передовой?”.
Борясь за жизнь девушки, врачи сделали ей восемь сложнейших операций. Многие месяцы она балансировала на грани жизни и смерти. Но молодой, крепкий организм взял свое. Медики праздновали победу. Что чувствовала 23-летняя девушка, у которой ампутировали обе ноги и обе руки, оставалось только догадываться.
В глубоком тылу, в госпитале в Свердловске, некогда деятельная Зина лежала на кровати совершенно беспомощная… Худенькая, коротко стриженная девушка не кричала в истерике: “Зачем я осталась жива?..” Не называла свое тело обрубком. Врачи и соседи по палате удивлялись ее выдержке и спокойствию.
Спустя несколько месяцев она обратилась к дежурной сестре с просьбой написать под диктовку небольшое письмо на фронт, мужу: “Милый мой, дорогой Иосиф! Прости меня за такое письмо, но я не могу больше молчать. Я должна сообщить тебе только правду… Я пострадала на фронте. У меня нет рук и ног. Я не хочу быть для тебя обузой. Забудь меня. Прощай. Твоя Зина”.
Медсестра никак не решалась отослать письмо, адресованное командиру роты Иосифу Петровичу Марченко. Но, видя, как Зина мужественно борется с болями, все-таки опустила послание в почтовый ящик.
А девушка, слушая сводки о сражениях на Курской дуге, попросила подшефных комсомольцев завода Уралмаш, которые навещали раненых в госпитале, отнести ее на носилках в цех.
Опираясь спиной на подложенные подушки, Зина на середине сборной площадки, где стояли готовые к отправке боевые машины, обратилась к рабочим: “Дорогие друзья! Мне двадцать три года. Я очень сожалею, что так мало успела сделать для своего народа, для Родины, для Победы. За восемь месяцев пребывания на фронте мне удалось вынести с поля боя 123 раненых солдат и офицеров. Сейчас я не могу воевать и не могу работать. У меня нет теперь ни рук, ни ног. Мне очень трудно, очень больно оставаться в стороне… Товарищи! Я вас очень, очень прошу: если можно, сделайте за меня хотя бы по одной заклепке для танка!”
В цеху стояла звенящая тишина… Потом рабочие горячо заговорили все разом. На импровизированном собрании работники Уралмаша решили выпустить сверх плана во внерабочее время из сэкономленного металла пять танков.
Через месяц Зина, укутанная в одеяло, встречала выходящие из заводских ворот новенькие боевые машины. На бортах “тридцатьчетверок” белой краской было выведено “За Зину Туснолобову!”
“Целую бесконечно. Твой Иосиф”
Стремясь ободрить поступающих в госпиталь №3861 раненых, бывшая медсестричка просила переносить ее из палаты в палату. И это несмотря на то что ее саму мучили нестерпимые боли.
Когда кончалось действие пантопона, у ее кровати вырастал ведущий хирург Николай Соколов. Появлялся бесшумно, поменяв сапоги на мягкие тапочки, как раз в тот момент, когда у Зины иссякали силы. Когда впору было кричать от боли, врач начинал читать девушке сочинения Козьмы Пруткова… А однажды принес Зине два красных яблока. В зимнюю метель они горели на тумбочке, как нарядные елочные шары. “Это тебе, Зинушка! Жена из Москвы гостинец прислала”, — объяснил Николай Васильевич шепотом.
Старания медиков не прошли даром. За долгие месяцы, проведенные на больничной койке, Зинаида научилась… писать. Ее правая рука была ампутирована выше локтя, но на ее остаток доктор надевал ей резиновую манжетку, к которой крепилась авторучка.
Медики поражались упорству больной. По восемь часов Зина сидела над тетрадкой, выводя буквы. Удачи шли волнами — одна за другой. Из Белоруссии приехала мама Татьяна Николаевна. Из родной дивизии пришло сообщение, что Зинаиде присвоено воинское звание гвардии старшины медицинской службы. Следом девушка получила долгожданный ответ от мужа Иосифа. Она боялась этого письма. Во фронтовом треугольнике была заключена ее судьба. С нетерпением Зина зубами открыла конверт и прочитала: “Милая моя малышка! Родная моя страдалица! Никакие несчастья и беды не смогут нас разлучить. Нет такого горя, нет таких мук, какие бы вынудили забыть тебя, моя любимая. И в радости, и в горе — мы всегда будем вместе. Я твой прежний, твой Иосиф. Вот только бы дождаться победы, только бы вернуться домой, до тебя, моя любимая, и заживем мы счастливо. Вчера твоим письмом поинтересовался один из моих друзей. Он сказал, что, судя по моему характеру, я должен с тобой отлично жить и в дальнейшем. Я думаю, он правильно определил. Вот и все. Писать больше некогда. Скоро пойдем в атаку. Желаю быстрейшего выздоровления. Ничего плохого не думай. С нетерпением жду ответ. Целую бесконечно. Крепко люблю тебя, твой Иосиф”.
Ведущий хирург Николай Соколов теперь смог уговорить Зину еще на несколько нужных, но сложных и болезненных операций.
Николай Васильевич разделил кости Зининой левой руки и обшил их мышцами. Радости было, когда образовавшимися двумя “пальцами” девушка научилась брать вещи, причесываться, умываться, перелистывать книжные страницы, самостоятельно держать ложку и стакан.
Письмами, которые присылал Зине муж Иосиф, зачитывался весь госпиталь. Украдкой санитарки плакали от радости за покалеченную войной Зиночку.
В начале 44-го, отпраздновав Новый год, весь персонал госпиталя и ходячие больные провожали Зину Туснолобову в Москву, в протезный институт.
“Отомстите за меня!”
Вскоре в столичной клинике девушка примерила протезы. Первый раз сумела сделать несколько шагов с помощью нянечки. Потом передвигала искусственные ноги, опираясь подмышками на костыли. Следом выставляла перед собой стул. Во дворе больницы ощущала на дорожке каждый камешек, каждый корешок дерева. Научилась переступать, не падая, через бревнышко. “С таким характером Туснолобова скоро плясать будет!” — заметил заведующий отделением.
На фронте шло мощное наступление. Советские войска освобождали от фашистов один город за другим. С замиранием сердца Зина слушала сообщения о том, что войска 1-го Прибалтийского фронта подошли к ее родному Полоцку. Девушка не могла оставаться безучастной. Ее руки не могли держать оружия, и Зина решила разить врага горячим словом, призывом.
Надев на руку резиновую манжетку, Зина 13 мая 1944 года села за письмо. Послание воинам было напечатано во фронтовой газете “Вперед на врага”: “Отомстите за меня! Отомстите за мой родной Полоцк! Пусть это письмо дойдет до сердца каждого из вас. Это пишет человек, которого фашисты лишили всего — счастья, здоровья, молодости. Мне 23 года. Уже 15 месяцев я лежу, прикованная к госпитальной койке. У меня теперь нет ни рук, ни ног. Это сделали фашисты. Я была лаборанткой-химиком. Когда грянула война, вместе с другими комсомольцами добровольно ушла на фронт. Я вынесла с поля боя 123 раненых бойцов. В последнем бою, когда я бросилась на помощь раненому командиру взвода, ранило и меня, перебило обе ноги. И вот я инвалид. Недавно я научилась писать. Это письмо я пишу обрубком правой руки, которая отрезана выше локтя. Если бы я хотя бы еще один раз могла взять в руки автомат, чтобы расквитаться с фашистами за кровь. За муки, за мою исковерканную жизнь!
Русские люди! Солдаты! Я была вашим товарищем, шла с вами в одном ряду. Теперь я не могу больше сражаться. И я прошу вас: отомстите! Вспомните и не щадите проклятых фашистов. Истребляйте их как бешеных псов. Отомстите им за меня, за сотни тысяч русских невольниц, угнанных в немецкое рабство. И пусть каждая девичья горючая слеза, как капля расплавленного свинца, испепелит еще одного немца.
Друзья мои! Когда я лежала в госпитале в Свердловске, комсомольцы уральского завода построили в неурочное время пять танков и назвали их моим именем. Сознание того, что эти танки сейчас бьют фашистов, дает огромное облегчение моим мукам…
Мне очень тяжело. В двадцать три года оказаться в таком положении, в каком оказалась я… Эх! Не сделано и десятой доли того, о чем мечтала, к чему стремилась… Но я не падаю духом. Я верю в себя, верю в свои силы, верю в вас, мои дорогие! Я верю в то, что Родина не оставит меня. Я живу надеждой, что горе мое не останется неотомщенным, что немцы дорого заплатят за мои муки, за страдания моих близких.
И я прошу вас, родные: когда пойдете на штурм, вспомните обо мне! Вспомните — и пусть каждый из вас убьет хотя бы по одному фашисту! Зина Туснолобова, гвардии старшина медицинской службы. Москва, 71, 2-й Донской проезд, д. 4-а, Институт протезирования, палата 52”.
Это письмо-обращение вызвало широкий отклик у солдат и офицеров Прибалтийского фронта. На стволах орудий, минометов, на броне танков, на фюзеляжах самолетов появились надписи: “За Зину Туснолобову!”
В институт протезирования на имя Зины стали мешками приходить письма с фронта. Девушка днями напролет выводила каллиграфическим почерком ответы, рассылала фронтовые треугольники, отвечала бойцам через газеты, выступала по радио.
“Научилась штопать ребятам чулки”
В родной дом в Полоцке Зина вернулась с горящими глазами. Мужа — гвардии старшего лейтенанта Иосифа Марченко — она встретила крепко стоя на ногах.
Распахнув дверь, уверенно шагнула навстречу прихрамывающему молодому мужчине, опирающемуся на палочку. Оба были инвалидами. Но счастливей пары не было в станице. Обнявшись, они долго не могли отойти друг от друга ни на шаг. И будто не было этих военных лет, полных страданий.
В письмах они мечтали, как вернутся домой и посадят большой яблоневый сад. На саженцах появились первые листочки, когда Зину увезли в роддом. На свет появился сынок Слава, через полтора года в семье родился Анатолий. Но судьба продолжала испытывать приспосабливающуюся к жизни пару. Мальчики умерли друг за другом от инфекции.
Зина пропадала в саду, зажав “клешней” лопату, окучивала, обихаживала деревья. И вскоре яблони дали первые плоды. Чета Марченко собрала посылку. Красные яблоки они отправили хирургу Николаю Васильевичу Соколову.
Их переписка не прекращалась. Через пятнадцать лет в Свердловск прилетела весточка: “Николай Васильевич! Приезжайте в гости! Забирайте всю семью с собой! Будем ездить в лес по грибы, на рыбалку! А главное — вы увидите, как я научилась самостоятельно стряпать, топить печь и даже штопать ребятам чулки. Вовочка уже в восьмом классе, а Нинка-егоза последний год ходит в детский садик. Сейчас поздний вечер, моя шумная семья угомонилась, все спят, а я пишу вам письмо. Горячо любящая вас Зинаида”.
Дом Зинаиды Туснолобовой-Марченко всегда был полон гостей. Однажды в Полоцке ее нашел Герой Советского Союза Петр Андреев. В военные годы на фюзеляже его штурмовика “Ил-2” было начертано имя Зинаиды. Летчик мстил за муки искалеченного санинструктора.
Персональный пенсионер Зинаида Михайловна и полковник Петр Кузьмич никогда раньше не виделись, но встретились и обнялись как родные.
Им было что рассказать друг другу. Сидя в саду, Петр Андреев, бывший в 44-м старшим лейтенантом, вспоминал, как под Ригой в воздушном бою погиб его верный друг — стрелок старшина Николай Мощенских. На фюзеляже самолета с именем Зинаиды Туснолобовой было немало отметин. Отслужив честно свой срок, по окончании войны “Ил-2” был списан под Кенигсбергом.
Жизнь Зинаиды Михайловны не прошла мимо. Ни одного дня. Она вела передачи на радио, была членом горкома партии Полоцка.
6 декабря 1957-го фронтовую медсестру нашла большая награда. Указом Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны Зинаиде Туснолобовой-Марченко было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали “Золотая Звезда”.
Еще через восемь лет, осенью 65-го Международный Комитет Красного Креста наградил ее медалью Флоренс Найтингейл, учрежденной в честь английской сестры милосердия.
— Умерла Зинаида Михайловна 20 мая 1980 года, — рассказывает историк Наталья Фатигарова. — Когда возрождалась природа, буйно цвел посаженный ею и Иосифом яблоневый сад. Одна из улиц в Полоцке была названа именем Зинаиды Туснолобовой, в городе открылся музей-квартира героини.
