О неизвестных эпизодах из жизни полководца довелось услышать от профессора Михаила Судо, который еще лет 20 назад познакомился с дочерью Цветаева, Ириной Вячеславовной.
— В биографии Вячеслава Дмитриевича, которая напечатана в справочниках и энциклопедиях, легко заметить два “белых пятна”: из жизни военачальника будто выпали периоды с июля 1938 по август 1939 г. и с февраля по ноябрь 1942 г., — рассказывает Михаил Судо. — Дело в том, что в это время он подвергался аресту.
Первомайский сюрприз
На военную службу Цветаев попал в годы 1-й мировой. Окончив школу прапорщиков, командовал на фронте ротой, батальоном. А с весны 1918-го бывший поручик царской армии связал жизнь свою с Красной Армией. Здесь его военная карьера складывалась очень успешно: уже к 1920 г. дорос до командира дивизии, получил орден Красного Знамени… По окончании Гражданской войны способного военачальника направили учиться на Высшие академические курсы, после этого он некоторое время командовал дивизией в Средней Азии, а с 1931-го и сам стал преподавателем Военной академии им. Фрунзе. Но все-таки Вячеслава Дмитриевича манила служба в войсках — в феврале 1937 г. начальство удовлетворило рапорт Цветаева, и ему было доверено командование дивизией в Забайкалье. Вот тут и подкараулил несчастливый случай!
Во время праздничного парада 1 Мая 1938 г., проводившегося в гарнизоне, вдруг прогремел взрыв — по чьему-то недосмотру взорвался ящик со снарядами, было ранено 11 красноармейцев… Расследованием ЧП занялся Особый отдел, сотрудники которого увидели в случившемся злой умысел и попытку контрреволюционного выступления. Вину возложили на командира дивизии. 5 июля Цветаев был под благовидным предлогом вызван в штаб округа, где его — подальше от “сочувствующих” — взяли под стражу.
По тогдашней “моде” чекисты сразу же стали “лепить” из арестованного “ярого антисоветчика”. Вячеславу Дмитриевичу предъявили обвинения “в шпионской деятельности в пользу германской разведки” (ну как же: ведь в 1920-м, во время Гражданской, он оказался со своей частью на территории Германии!), а также “в участии в военно-троцкистской организации”, куда Цветаев якобы был завербован в 1937 г. командующим войсками Забайкальского округа Грязновым.
Арестованного комдива перевезли в Москву, посадили в одиночку Бутырской тюрьмы. Чтобы добиться от него признания, Вячеслава Дмитриевича “подвергали давлению со стороны следствия” (именно такая формулировка была использована позднее в официальных документах). Об этом “давлении” он рассказывал потом своей дочери. Например, один из “работавших” с ним следователей — женщина-чекист, во время допросов хватала со стола увесистое пресс-папье и била им по лицу, требуя подписать “чистосердечные признания”. Практиковались и вовсе иезуитские пытки: в положении стоя запирали в особый деревянный ящик с прорезями на уровне живота и глаз и часами держали там, запрещая спать. Лишь только чекист, дежуривший возле ящика, замечал, что веки обессилевшего человека опустились, тут же колол его штыком в живот… Неоднократно Цветаева демонстративно выводили на расстрел — ставили перед вырытой могилой и стреляли холостыми зарядами…
(К тому времени у сотрудников НКВД накопился богатейший опыт выколачивания признаний: страна переживала самый расцвет сталинских репрессий. “Чистки” армии достигли такого тотального уровня, что еще повысить их показатели было практически невозможно. Вот статистика, рассекреченная лишь много лет спустя: из 186 комдивов Красной Армии в период 1937—1938 гг. было арестовано 154 (48 из них расстреляны или умерли в неволе). В целом по нашему военному ведомству за один только 1938 г. возникло почти 39 тысяч вакансий — от командующих округами до комбатов. И подавляющее большинство этих должностей освободилось именно по причине арестов прежних командиров.)
Несмотря на все пытки и издевательства, Цветаев категорически отказывался признавать себя виновным, несколько раз писал письма “наверх” с просьбой разобраться в его деле… Подобных жалоб от арестованных командиров Красной Армии тогда приходило огромное количество. В том же 1938-м начальник Управления по командному и начальственному составу РККА Е.Щаденко получил доклад: “В настоящее время имеется: 20 000 совершенно не рассмотренных жалоб, 34 000 не разрешенных окончательно жалоб. …За последние 4 месяца только в аппарат ГВП РККА поступило свыше 100 000 жалоб…”
В итоге согласно решению партийного пленума создали специальную комиссию по рассмотрению жалоб и пересмотру приговоров. И хотя появилась она больше для проформы, однако благодаря ее работе небольшая часть арестованных “врагов народа” и “контрреволюционеров” все-таки была выпущена из тюрем, восстановлена в званиях. Среди этих счастливчиков оказался и комдив Цветаев. 9 сентября 1939 г. зам. наркома внутренних дел СССР Меркулов подписал постановление о прекращении следствия по его делу и освобождении из-под стражи. Сравнительно молодому еще военачальнику, ставшему за эти несколько месяцев абсолютно седым, предстояло вернуться к прежней жизни.
“По освобождении был немедленно восстановлен в рядах Армии, — писал в своей служебной автобиографии Вячеслав Дмитриевич. — В 1939 г. вновь направлен на преподавательскую работу в Академию Фрунзе и позднее назначен начальником кафедры оперативной тактики… При введении генеральских званий получил звание генерал-лейтенанта…”
Смелость до Кремля довела
С первых же дней Великой Отечественной войны генерал Цветаев стал добиваться отправки на фронт. В июле 41-го по представлению маршала Ворошилова он был назначен командовать Южной оперативной группой 7-й армии Карельского фронта, которая оборонялась в районе Ладожского и Онежского озер. Но удержаться против атак финнов и войск отдельной немецкой армии “Норвегия” не удалось. 2 октября враги вошли в Петрозаводск и двинулись дальше — на Медвежьегорск… Советское командование готовилось нанести контрудар, и в начале декабря в 7-ю армию стали прибывать для этого свежие части. Но что это были за пополнения!..
Значительная часть красноармейцев в полках оказалась новобранцами, призванными в армию из республик Средней Азии и Закавказья. Многие из них не знали русского языка, не умели толком обращаться с оружием и амуницией (по свидетельству очевидца, плохо обмундированные и экипированные бойцы приспособились варить кашу на кострах прямо в своих касках!). Южане абсолютно не умели ходить на лыжах по непролазным сугробам, плохо переносили условия лютой зимы… В дополнение к такому “букету” красноармейцы-новобранцы отличались еще вопиющей недисциплинированностью. Политотдел дивизии сообщал в своих донесениях: “…Ходят без пояса, неделями не умываются, не бреются, о приветствии и повторении приказаний забывают… В связи с выдачей северного пайка участились случаи опьянения…”
Совершенно в неудовлетворительном состоянии оказалось и вооружение вновь прибывших на фронт частей. Вот данные лишь по одной из них — 367-й стрелковой дивизии: полностью отсутствует зенитная артиллерия, для гаубиц и 76-мм орудий не хватает зарядных ящиков, а у минометов, которыми укомплектовали батальоны, нет прицелов! Из 108 положенных по штату станковых пулеметов дивизия располагала лишь 26, вместо 3721 самозарядной винтовки в наличии было только 9, вместо 108 снайперских винтовок — лишь 2…
И вот эту “армейскую силу” советское командование 1 января 1942 г. бросило в атаку на финнов. В результате нескольких дней ожесточенных боев успеха добиться не удалось, а вот потери были очень серьезные — от 1217-го полка, например, осталось лишь 28 человек, 65-я стрелковая бригада морской пехоты потеряла почти половину личного состава… Один из солдат финской пехотной дивизии, участвовавшей в боях, записал в те дни: “В начале января русские пошли в атаку, но потерпели поражение. По обеим сторонам дороги было так много русских солдат, погибших и замерзших, что мертвые, стоя, поддерживали друг друга…”
Однако Ставка по-прежнему настаивала: продолжить наступательные действия! В армии все военачальники прекрасно знали, кто стоит за такими приказами, и потому ослушаться их считалось равносильным самоубийству. Но нашелся один смельчак, не побоявшийся сообщить “наверх” правду о сложившейся ситуации. Им оказался генерал-лейтенант Цветаев.
— По рассказам его дочери, Вячеслав Дмитриевич в январе 42-го подал рапорт руководству, в котором указал, что не подготовленное наступление на превосходящего численностью и вооружением противника в данных условиях — при наличии в войсках большого числа новобранцев, имеющих очень слабую военную подготовку, не знающих русского языка и не укомплектованных оружием и обмундированием, — грозит большими и бессмысленными потерями. Генерал, конечно, помнил, что с ним произошло в 1938 г., и хорошо понимал: в военное время таким рапортом он, весьма вероятно, подписывает себе смертный приговор. Однако честь кадрового военного, долг перед Родиной и своими солдатами не позволили ему поступить иначе.
Худшие опасения Цветаева сбылись: вскоре после отправки рапорта его арестовали и под конвоем доставили в Москву. Однако в столице ожидало нечто необычное: с вокзала Вячеслава Дмитриевича отконвоировали не в тюремную камеру, а в гостиницу, и поселили в комфортабельном номере — хотя и под охраной. В полнейшей неопределенности прошло несколько дней, затем его вдруг посадили в машину с занавешенными окнами и куда-то повезли. Потом генерал вслед за сопровождавшим его чекистом шагал коридорами какого-то здания, поднимался по лестницам… Вошли в комнату, находившийся там офицер открыл дверь в противоположной стене и сказал: “Идите!” Цветаев оказался в огромном кабинете, из глубины которого навстречу ему шагнул Сталин.
Не спуская тяжелого взгляда с лица генерала, “отец народов” спросил: “Мы прочитали ваш рапорт. Почему вы написали его?” Вячеслав Дмитриевич взял себя в руки и постарался в нескольких фразах объяснить ситуацию с войсками в 7-й армии. Выслушав ответ, Сталин подошел совсем близко, пожал Цветаеву руку и сказал: “Благодарю вас за честность”. Потом добавил: “У нас есть мнение назначить вас командующим армией”. Вслед за тем вождь расспросил о семье и завершил аудиенцию словами: “Повидайтесь с близкими — вам будет предоставлен самолет. А затем принимайте командование армией!”
Воспользовавшись “высочайшим соизволением”, Вячеслав Дмитриевич поспешил вылететь к жене и дочке, находившимся в Уфе. Впрочем, с дальнейшей реализацией сталинских обещаний дело несколько застопорилось: вернувшись в Москву, Цветаев еще довольно долго ждал назначения, и лишь в мае 1942 г. его отправили на должность заместителя командующего 4-й резервной армии. Зато уже в июне он получил под свое начало 11-ю резервную армию, которая в декабре 1942 г. была переформирована в 5-ю ударную.
— Этот “сказочный” кремлевский эпизод, о котором до сих пор мало кто знает, объясняется отнюдь не благородством Сталина, — уверен Михаил Судо. — Уничтожив в годы большого террора многих талантливых и преданных Родине военачальников, он под влиянием катастрофических неудач и потерь первых месяцев войны понял, что ныне речь идет не только о судьбе страны, но и о его личной судьбе. В тот переломный момент “великий вождь” очень нуждался в опытных и честных генералах.
И В.Д.Цветаев полностью оправдал надежды Сталина. Впоследствии он получил звание генерал-полковника, был заместителем командующего войсками 1-го Белорусского фронта, командовал 33-й армией, которая участвовала в Берлинской операции... В апреле 1945-го Вячеславу Дмитриевичу было присвоено звание Героя Советского Союза.
Однако тяжелые испытания военных лет, а главное, те “методы борьбы за правду”, которыми его “угощали” в застенках НКВД, не прошли без следа: уже вскоре после победы Вячеслава Дмитриевича уложил на больничную койку сердечный приступ, и потом болезнь уже не отпускала его. В январе 1948-го генерал-полковник Цветаев был назначен начальником Военной академии им. Фрунзе, а всего через два года его не стало. Герою-военачальнику исполнилось лишь 57.
