Получила продолжение и история вокруг соседнего с Речником элитного поселка Остров Фантазий, с которым тоже пообещали разобраться столичные власти. Нынешний министр промышленности и торговли Виктор Христенко и бывший сенатор Умар Джабраилов, оказавшиеся его обитателями, заявили, что купили недвижимость там абсолютно законно.
Но мы сегодня хотим поговорить не о проблемах “больших” людей, владеющих недвижимостью на Москве-реке, а о “маленьких” жителях Речника. Одна из них — блокадница Елена Александровна Штепо. В 1956 году ее мужу как работнику Минречфлота дали участок в Речнике. Но только пять лет назад они поставили на нем щитовой домик. Он не попал в первую партию домов, предназначенных к сносу. Сейчас Елена Александровна ждет, как разрешится дело с ее домом.
Мы не беремся решать, стоит ли сносить ее дом и законным ли будет такое решение. Было бы хорошо, если бы об этом подумали представители власти. Например, начавший историю с Речником Олег Митволь. Как раз недавно он стойко защищал интересы столичных ветеранов войны в целом, принимая решение о переименовании шашлычной “Антисоветская”. Интересно, что он скажет о нескольких конкретных ветеранах — жителях Речника и о блокаднице Елене Александровне?
Интересно было бы услышать мнение и председателя Совета ветеранов Москвы Владимира Долгих.
А достойна ли Елена Александровна Штепо внимания сильных мира сего — судите сами. Вот ее рассказ.
— Когда началась война, мне было уже 14 лет. Моя мама умерла, когда я была еще маленькой. Папа жил в Москве, а я у дяди с тетей в Ленинграде. Как иждивенец с самого начала блокады получала знаменитые 125 граммов хлеба в сутки.
Я помню зиму 1941—1942 годов. Тетя не работала, а дядя работал. Мои 125 граммов плюс тетины. А дядя получал как работающий 250. Моей обязанностью было ходить за хлебом: мои 125 граммов, тетины 125 и 250 граммов хлеба работающего дяди. Очень хорошо помню случай. Пришла за хлебом, получила наши полкило. Там еще довесок оказался довольно приличный. И вот картина. Полумрак в магазине, свеча горит. Откуда-то снизу протягивается маленькая ручка, хватает этот мой довесок и сразу в рот. Мальчишка маленький какой-то, доведенный уже до состояния безумия. Отобрать хлеб невозможно. Иду домой и думаю: как же оправдаться? Ведь никто не поверит, подумают, что это я сама съела. Но поверили, конечно.
Дядя Иван Алексеевич работал до самого конца. 10 января 1942 шел с работы домой и упал на улице. Мимо шли знакомые, кого-то везли на санках из своих. И узнали дядю. Привезли его к нам на ул. Блохина. И ведь поднялись на 5-й этаж, сказали, что привезли. А он уже мертвый. Тетя — Ева Андреевна — умерла в апреле, 19-го числа. Мы с ней жили в одной комнате. Спали, прижавшись друг к другу. И тетя во сне и в бреду кричала мне и своим уже умершим сестрам: “Я умираю с голоду!” Когда приходила в себя, то говорила мне: “Ничего не жалей, все продавай!” Я и продала все.
Помню, пошла на наш Ситный рынок, он и сейчас цел. Надела два пальто, понесла на продажу отчего-то свои платьишки. Стою на рынке. Там и студень непонятного происхождения, и другие продукты. Я сама варила такой же студень из столярного клея. Стою. Проходит мимо сытая, видно, женщина, с нею дочка. Тоже сытая на вид. Посмотрели они на мои платья так брезгливо, так брезгливо, что я не удержалась и заревела.
Когда умерли все, я отцу отправила открытку на фронт. Чтоб забирал меня. Папа прислал телеграмму, текст ее помню наизусть, да и саму депешу сохранила. Вот что в телеграмме было: “Сходи в отдел народного образования. Заяви: родители в Москве. Хлопочи выезд”. Я так и сделала.
16 августа 1942 года меня вывезли из Ленинграда по Ладожскому озеру. Кораблик помню, наподобие речного трамвайчика. Наши истребители нас сопровождали, немцев отгоняли. А немцы на бреющем полете все хотели нас расстрелять. А там и раненые, и дети. На другой стороне Ладоги меня поразило обилие вагонов с продуктами для Ленинграда. Вагоны товарные, а в них мука. Добралась до Москвы. А из документов лишь эвакоудостоверение да папина телеграмма. А Москва была закрытым городом в войну. Нас всех в милицию. Там непонятный народ со всей страны, цыгане какие-то. Но показала свои бумаги, и меня отпустили. Папа приехал. Он мою открытку получил, и его, воюющего кавалериста, с фронта начальство отпустило. И вот он меня в Москве застал и даже 2 дня побыл со мною. Вот такая у меня была блокада.
Дмитрий КАФАНОВ.
А КАК СНОСЯТ В ПОДМОСКОВЬЕ?
Примеру столичной администрации решили последовать подмосковные власти. В ближайшее время с карты Одинцовского района должны исчезнуть несколько строений в поселке Ягодка-1. Такое решение принял областной суд.
Село Иславское, где расположен садовый кооператив “Ягодка-1”, находится всего в нескольких километрах от Рублевки. Похоже, местные жители решили, что им закон не писан, как и их “высоким” соседям. Как утверждают в областной прокуратуре, садоводы за 15 лет самовольно возвели несколько домов, без всяких документов в охранной зоне газопровода высокого давления КРП-14КС Серпухов, где строительство запрещено. Управление архитектуры Одинцовского района начало бить в колокола еще в 2006 году. Прокуратура поддержала чиновников. И суд принял решение ликвидировать нескольких садовых строений, самовольно возведенных в охранной зоне. Дачники сами должны пустить под нож свои лачуги в течение трех месяцев. Владельцы домиков, конечно, негодуют: когда-то чиновники со спокойной совестью подмахнули все документы.
Вообще, среди садоводов уже зреет бунт. “Речник как зеркало российской ситуации” — именно так звучала тема чрезвычайного съезда, собравшего представителей самых разнообразных садовых товариществ, которые заявили о необходимости создания политической организации садоводов России. Итогом встречи стало принятие резолюции, которую отправили Дмитрию Медведеву, Владимиру Путину, Юрию Лужкову и Борису Громову.
Юлия ГОНЧАРОВА.
Карта поселка:
Графика: Андрей Аракчеев
