Хотел быть моряком. Окончил школу морских летчиков в Ейске. За непролетарское происхождение отправили служить на Дальний Восток, и там, доставляя почту и грузы, он научился сажать машину в трудных условиях. В полярную авиацию, где на происхождение особого внимания не обратили, попал неожиданно, когда льды затерли пароход “Челюскин”. На поиск попавшей в беду экспедиции полетели “полярные волки”, знавшие повадки Арктики и Ледовитого океана. А нашел затерянный во льдах лагерь Шмидта самый молодой пилот, впервые попавший в высокие широты. Только когда все газеты СССР, замалчивавшие экспедицию и катастрофу, сообщили о гибели “Челюскина”, назвали имя авиатора, совершившего подвиг.
29 раз “АНТ-4” взлетал в пургу и туман и возвращался ни с чем.
При морозе 40 градусов, в открытой кабине, без защитных очков сквозь щелки в маске из оленьей шкуры увидел летчик палатку с людьми. Наконец в тридцатый раз посадил тяжелую машину на площадку, окруженную торосами и полыньей.
“Промажу — ударюсь о льды. Проскочу — свалюсь в воду. Сделал два круга и на минимальной скорости сел на льдину. Когда вылез, все вокруг кричали, обнимались, лезли целоваться. А у меня в голове одна мысль: черт, а как же я отсюда вылезать-то буду?!” — так вспоминал о своем звездном часе Анатолий Ляпидевский. “Вылез” благополучно, улетел, спас одним рейсом десять женщин и двух детей. За что получил в кругу друзей прозвище “дамский летчик”.
Корреспондент “Правды”, диктуя по телефону в редакцию информацию из добытой “автобиографии”, на ходу ее редактировал: “Летчику 25 лет. Он родился в 1908 году в семье учителя. Двенадцати лет ушел на заработки в станицу Старощербинскую на Кубани, четыре года батрачил…”. Что не полагалось знать советским людям, не было тайной для товарища Сталина.
“Запомни, Анатолий, у тебя отец — поп, я сам — почти поп, так что можешь ко мне всегда обращаться по любому поводу”, — пообещал в Георгиевском зале Кремля вождь, подойдя на приеме к летчикам с бокалом вина. Увидев, что они пьют нарзан, сказал: “Раз торжество, так надо пить не нарзан, а вино”. И сам, со слов отца пишет сын Ляпидевского, отхлебнул прямо из горлышка бутылки.
В тот момент он не утратил дар речи от радости и, не упустив шанс, попросил Сталина дать ему возможность учиться. На рапорт о приеме в военно-инженерную академию нарком обороны Ворошилов наложил резолюцию: “Проверить знания тов. Ляпидевского: если приготовлен — принять, если не подготовлен — подготовить и принять”. Так началась новая жизнь героя, не омраченная репрессиями. После академии служил в наркомате, ЦАГИ, на авиационном заводе. Воевал заместителем командующего ВВС фронта. После Победы в “почтовом ящике” в кругу академиков занимался взорванной на Новой Земле водородной бомбой, где когда-то летал.
В “доме полярников” жил с женой и детьми. Сына назвал Робертом в честь американского адмирала Роберта Пири, на собачьих упряжках достигшего Северного полюса. Дочь Александра вышла замуж за актера Анатолия Кузнецова, ставшего всем известным “товарищем Суховым” после выхода фильма “Белое солнце пустыни”.
Ляпидевский пережил всех героев, живших в “доме полярников”, где ему установлена мемориальная доска. На другой доске дома шесть имен: Алексеев, Головин, Зубов, Черевичный, Чухновский, Шевелев. Первым из них погиб в 30 лет летчик-испытатель Павел Головин, родом из Наро-Фоминска, недолго проживший в комфорте на Новинском бульваре. В анкете на вопрос “социальное происхождение” отвечал: “служащий”. Звездный час пережил 5 мая 1936 года, когда первым в мире на самолете-разведчике достиг Северного полюса. К нему стремились все полярные летчики. Переждав снегопад, туман, пургу и низкую облачность, Головин, по словам Валерия Чкалова, “буквально подкараулил хорошую погоду”. Перед вылетом спросил командира о том, о чем мечтал:
— Можно ли сесть на Северном полюсе?
— Решай сам, посадить или нет…
Поднял машину с острова Рудольфа. Только когда пролетел несколько часов надо льдами, торосами и разводьями 900 километров, штурман воскликнул: “Полюс!”
Головин непременно сел бы на лед, но помешала низкая облачность. На Большую землю ушла радиограмма: “Широта 90 градусов. Делаю поворот. Головин”.
На лед полетела масленка с маркировкой самолета “Н-166”, чтобы “смазать шпиль мира”. И как доказательство приоритета СССР. Вернулся экипаж с колоссальным трудом, чуть не рухнув с заглохшими моторами и пустыми бензобаками. По проложенному маршруту полетели транспортные машины и под красным флагом высадили на Северном полюсе первую в мире дрейфующую научную станцию “СП-1”…
Провожал в полет Павла Головина начальник полярной авиации Марк Шевелев, который прожил на полвека больше. Когда отмечали его 80-летие, на сцену поднялся летчик, прославившийся в Арктике. Тогда все публично не упоминали о культе личности. Но Илья Мазурук не смолчал и в притихшем зале сказал:
— У нас, в полярной авиации, было несколько сот летчиков, штурманов, радистов и механиков. И ни одного Марк Иванович в лапы культа не отдал. Ни одного!
Начальником полярной авиации СССР он стал в 28 лет. О нем биографы пишут, как о Головине, — “из служащих”. Но называют в одних случаях Марком Ивановичем, в других — Марком Израилевичем.
— Что значит “служащий”, чем объясняется разнобой в биографиях? — спросил я жену летчика, Иру Андреевну, живущую в “доме полярников”.
— Мать мужа — акушерка, отец — учитель математики или физики из Ленинграда. В паспорте записали так, как все называли, — Марком Ивановичем. Он еврей. А я русская, профессор медицины…
Национальность не имела значения, когда добровольцем в Гражданскую войну вступил в Красную Армию, летал в ледовую разведку, упал в море над проливом Маточкин Шар, шел сутки раненый до зимовки. Героем стал за первую экспедицию на Северный полюс. Тогда самолеты без радио, отопления, антиобледенителей, убирающихся шасси и многих современных приборов высадились, поразив мир, на лед.
Первыми легендарными бомбардировками Берлина в начале войны, когда Красная Армия стремительно отступала, Шевелев руководил, будучи начальником штаба дивизии дальних бомбардировщиков. Потом возглавлял штаб АДД — авиации дальнего действия, подчиненной Верховному главнокомандующему. Отбомбившись, летчики имели право “передать привет Сталину”.
Он тогда интересовался каждым ночным налетом на столицу Германии. Берлин не ожидал, что фугасные бомбы в дни триумфа вермахта на Восточном фронте падут на его головы.
“Иногда Хозяин звонит: завтра надо помочь там-то. А это “там-то” — за тысячи километров. И помогаем”, — рассказывал в дни войны Шевелев другу-журналисту.
При всем при том, как узнал я от генерал-лейтенанта авиации, заслуженного летчика-испытателя, Героя Советского Союза Степана Микояна, “в период гонения на евреев в 1951 году отчима моей жены Марка Ивановича Шевелева отправили служить на Сахалин. Там он служил до смерти Сталина”.
Элеонора Петровна Микоян — падчерица Шевелева. Никогда не забуду своего редактора, энциклопедически образованного, всегда приветливого, за столом “Детгиза”. Она отредактировала надиктованные воспоминания Шевелева “Арктика — судьба моя” и издала их. Ей я обязан книгами о Москве и Кремле в издательстве, о чьи стены разбивались головы многих авторов. Помню и тех редакторов, кто домогался денег, кому протянул вышедшую книжку с автографом: “Боливар не выдержит двоих, это не бутылка на троих”.
…Генерала Шевелева в форме “Аэрофлота” впервые увидел у трапа “Ил-18”, по которому поднималась экспедиция, летевшая из Москвы к Южному полюсу. Без его согласия я бы не ступил на трап.
— Борт перегружен, — доложил ему начальник экспедиции, обещавший ранее взять меня на борт. Шевелев со времен “сталинских маршрутов” дружил с московскими журналистами, чтившими полярников. И мне нашлось место среди них. Чтобы поставить визы в посольствах четырех стран, над которыми пролетал “Ил-18”, пришлось заполнить анкет двадцать, заиметь рекомендацию райкома, решения МГК и ЦК партии. Лишь тогда МИД выдал синий “служебный” паспорт гражданина СССР. А сколько бумаг требовалось экспедиции, летчикам корабля, за каждого из которых отвечал поседевшей головой генерал-лейтенант. Он создал воздушный мост СССР — Антарктида. Закончил службу, когда к Северному полюсу пробился атомный ледокол “Арктика”. Тот момент увидел в иллюминаторе самолета-разведчика, кружившего над палубой ледокола. “Какое великое дело вы совершили, — поздравил по радио капитана корабля, — ведь моряки сотни лет мечтали об этом! Поздравляю! Получше смажьте земную ось!”.
Капитан “Арктики” Юрий Кучиев начинал матросом арктического флота по совету депутата Верховного Совета Шевелева. В годы террора при всем желании “слуга народа” не смог помочь обратившемуся к нему сыну “врага народа” поступить в летное училище. За все известные и за такие незаметные дела его никогда не забудут.
До того, как экипаж Головина сбросил на лед масленку, чтобы “смазать ось мира”, над Северным полюсом два часа кружил дирижабль “Италия” под командованием генерала Нобиле. Его благословил на подвиг Папа Римский. Из гондолы полетели на лед католический крест и флаг Италии. На обратном пути дирижабль разбился о торосы. Одиннадцать человек, кому повезло, выбросило на льдину. Шестерых несчастных унес ветер. Полетевший на помощь Амундсен пропал без вести. Погибли при поисках шесть членов экипажа гидросамолета и три итальянских летчика. Шесть стран отправили на помощь потерпевшим бедствие 6 кораблей и 21 самолет. Нашли выживших спустя полтора месяца после трагедии летчик Борис Чухновский и радист Анатолий Алексеев.
Этот летчик выводил корабли из ледового плена. Вылетал на разведку и бомбежку. Попадал под зенитный огонь. Ни разу его машина не пострадала. Однажды заглохли оба двигателя, один удалось запустить, и на нем, сбросив бомбы, он дотянул до аэродрома.
Пилотом радист Анатолий Алексеев стал после спасения “Италии”. Когда миноносцы с Балтики впервые прошли Северным морским путем в Тихий океан, его самолет помог им выдержать испытание Арктикой. Славу и Золотую Звезду Героя заслужил, когда совершил посадку на льдину, выбранную для дрейфующей станции “СП-1”. Спасал Алексеев экипажи “Седова”, “Садко” и “Малыгина”, когда их зажали льды. Перед войной испытывал на дальность бомбардировщик, пролетел без посадки из Москвы в Сибирь и сбросил тысячу килограммов условных бомб. На фронте сбрасывал натуральные фугасы, летал в глубокий тыл.
Прослужив 34 года 10 месяцев, 54 года в льготном исчислении, не расстался с авиацией, с Никитского бульвара ехал в “Шереметьево”.
Три дня прощались в “доме полярников” с Иваном Черевичным. По словам внука, “дед столько раз был на волосок от смерти, а сгубила его, еще нестарого, неожиданная онкология”. Его называли Казаком, любили за бесшабашность и смешливость, с радостью встречали в Арктике и Антарктике. Как пишет очевидец, “матерые полярные волки, мужики почтительно стихали при появлении Черевичного”. На Северный полюс он доставлял новые дрейфующие “СП-2”, “СП-3”, “СП-4”. На Южном полюсе командовал авиаотрядом первой советской антарктической экспедиции.
Сын паровозного кочегара из-под Херсона научился летать в Тушине. Известность пришла к нему позже, чем к другим, когда первый в мире достиг “полюс относительной недоступности”. Во время войны спасал после бомбежек зимовщиков. Доставил через Северный полюс в США делегацию, заключившую контракт о поставках оружия. Героем стал в 1949 году за полеты в составе высокоширотной экспедиции.
Существует миф, что якобы один наш храбрый маршал с усами на даче выставил пулемет перед незваными гостями и не дал им арестовать жену. Всем этого хотелось. А когда люди в форме НКВД пришли к Черевичному и потребовали сдать оружие, он, достав “ТТ”, им ответил: “Пистолет получал не у вас…”. Бурный диалог кончился тем, что каратели выхватили пистолеты, а Черевичный взвел курок “ТТ”. Когда они ушли ни с чем, летчик дозвонился до Кремля. Жена называла заступником Сталина. Больше за оружием не приходили. Спустя много лет сам понес пистолет в милицию, но там, заглянув в некий перечень номеров, не подлежащих изъятию якобы за подписью вождя, ответили: “Принять не можем!”.
Герои из “дома полярников” покоятся на Новодевичьем кладбище. Их сосед Георгий Ушаков завещал похоронить себя на Северной Земле. Ее открыли русские полярники и назвали Землей Николая II. Но эта земля оставалась таинственной. Описала досконально архипелаг, острова экспедиция Ушакова.
Сын амурского казака в 15 лет попал в экспедицию знаменитого путешественника и писателя Владимира Арсеньева на Дальний Восток. Но, бросив Дальневосточный университет, проявил себя героем в Арктике. Испытав невероятные лишения, проваливаясь в ледяную воду, тяжело болея и страдая от голода, он прожил три года на острове Врангеля. Высадился с эскимосами на безлюдной лютой земле. Основал там постоянное российское поселение. Ушаков на пароходе “Садко” руководил первой высокоширотной экспедицией и установил мировой рекорд свободного плавания за полярным кругом. Диплом доктора географических наук получил без защиты диссертации. Когда некий оппонент поинтересовался, где она, академик Обручев ответил: “Его диссертация на всех географических картах мира”. Именем Ушакова назван поселок и мыс на острове Врангеля, река, ледники и мыс на Северной Земле, остров в Карском море, горы в Антарктиде. Подобно Арсеньеву, сочинил классические книги “Остров метелей” и “По нехоженой земле”. Последнюю волю Ушакова исполнили спустя двадцать лет после смерти жена и дочь.
На “Садко” научным руководителем плыл профессор Николай Зубов. Личность легендарная. В Цусимском сражении был ранен, заслужил ордена Святого Станислава и Святой Анны с надписью “За храбрость”. Носил погоны капитана второго ранга императорского флота. Командовал миноносцем. Служил подполковником в армии адмирала Колчака, за что советская власть томила его годами в ссылке и Бутырской тюрьме. Судьба проявила к нему милость.
Освободившись, он снова пошел в море как океанолог. В Москве основал первую кафедру океанологии. Издавал книги, ставшие настольными у моряков и полярников. Подобно Ушакову, доктором наук его признали без защиты диссертации. В 55 лет, когда началась война, добровольцем ушел в военно-морской флот и вернулся с Белого моря капитаном первого ранга. Умер в звании контр-адмирала. Хранит память о нем мыс Зубова на Новой Земле, залив Николая Зубова в Антарктике, бронза дома на бульваре, не считая недолговечных кораблей с его именем.
