…1936 год. Кремль. Делегация Бурят-Монголии приехала отчитываться перед Сталиным. Фотография малышки в матроске, решившей передать вождю привет от детей Бурятии, уже спустя год станет главным агитплакатом — доказательством счастливого детства в СССР. Но, штампуя изображения миллионами, советские “политтехнологи” не подозревали, что сделали главным ребенком Союза дочь врага народа...
“МК” нашел единственное интервью девочки-легенды, так и не дождавшееся своих зрителей на российском ТВ.
“В 1936 году произошло событие, которое перевернуло всю мою жизнь, — мы с папой попали на прием к Сталину…” — с телеэкрана на меня смотрит Геля Маркизова. Сетка морщин протянулась через все лицо, глаза чуть уставшие. А улыбка все та же — будто и не пролетели шесть десятков лет.
Всю жизнь Энгельсина Дорбеева хотела поведать миру свою историю. Историю о том, как ее отца оболгали и убили, а ее — 6-летнюю девочку-легенду — заставили поменять имя и биографию.
Белорусский кинодокументалист Анатолий Алай всю жизнь мечтал найти ту самую девочку с врезавшегося в память плаката “Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство”. В 2004 году они встретились. Записали 10-минутное интервью. Договорились о съемках документального фильма. И расстались навсегда.
“МК” попросил разрешения у кинодокументалиста перенести на бумагу отснятые им десять минут исповеди. Ведь никто не сможет рассказать историю девочки с плаката лучше нее самой.
“Нарядили меня очень красиво — мама купила мне новую матроску и дала туфельки, которые папа, конечно, забыл мне сменить. Я потом так и стояла в президиуме в валенках. Когда мы подошли к Кремлю, папа очень волновался, но часовой сказал, что детей без пропуска пускают. Мы зашли в зал, все расселись за столики. И тут начались выступления колхозников. Эти бесконечные речи продолжались очень долго. Мне было страшно скучно. Я терпела-терпела, а потом встала и пошла…”
— Ты куда идешь? — только и спросили у малышки партийные чины, толпившиеся за спиной “вождя народов”.
— К Сталину!
— Ну иди, иди…
“Иосиф Виссарионович сидел ко мне спиной. Ворошилов похлопал его по плечу и сказал: “К тебе пришли”. Сталин обернулся и очень обрадованно поставил меня на стол президиума. Ворошилов попросил меня сказать речь. “Это вам привет от детей Бурят-Монголии”, — быстро выпалила я. Сталин ответил: “Привет” — и взял оба букета… Потом стали кричать: “Поцелуй его, поцелуй”. Я и поцеловала. Сразу все засверкало — корреспонденты снимали исторический момент…”
Эти несколько минут потом сделают Гелю самым известным ребенком СССР.
— Тогда главный редактор газеты “Правда” Лев Мехлис воскликнул: “Сам бог послал нам эту буряточку! Мы сделаем ее живым символом счастливого детства”, — воспроизводит исторические слова, оставшиеся в записи хроникеров, Анатолий Алай.
И сделали. Миллионы агитплакатов с изображением Сталина и Гели разошлись по всей стране.
“На следующий день, когда я вышла в вестибюль гостиницы, я увидела, что все газеты опубликовали портрет этой девочки со Сталиным. Так я стала очень знаменитой. Все приносили мне подарки. Комната была просто заставлена игрушками…”
За десять минут исповеди режиссеру Энгельсина Ардановна оговорится несколько раз: скажет “та девочка” вместо “я”. А может, это и не была оговорка — привычка, генетическая память. За шесть десятилетий она уже плотно отделила себя от той девочки на фотографии. Заставила себя отречься, забыть…
…Ну а тогда, в далеком 1936-м, Геля Маркизова становится настоящим кумиром всех советских детей. Продажа сине-белых матросок — таких, как у Гели на фото, — растет в геометрической прогрессии. В парикмахерскую родители ведут своих чад с одной лишь просьбой — “постригите, как девочку на фото со Сталиным”. Шестилетняя малышка, прикоснувшаяся к легенде, купалась в славе.
“Возвращение в Улан-Удэ было триумфальным — встречали меня, как впоследствии космонавтов. Приглашали во все президиумы. Я была очень популярной в течение полутора лет…”
На волне известности бурятской девочки знаменитый скульптор Георгий Лавров создает скульптурную композицию “Сталин и Геля”. Автор еще не знал, какую цену ему придется заплатить за свое стремление угодить властям.
— Вдова Георгия Дмитриевича рассказывала мне, что как только скульптура была готова, сделали три миллиона копий, — вспоминает кинодокументалист Анатолий Алай. — Их установили везде — на школьных дворах, в парках, скверах, парикмахерских. “Разве что в туалетах не было гипсового вождя с девочкой на руках”, — во время того интервью пошутила она.
Слава бурятской малышки оборвется так же внезапно, как и свалилась на ее голову. В 1937 году арестуют отца — наркома земледелия Бурятской АССР. Это только потом, спустя десятилетия, уже взрослая Геля Маркизова получит доступ к засекреченным архивам НКВД и найдет обвинительное заключение.
“В октябре—ноябре 1937 года на территории Бурято-Монгольской АССР ликвидирована буржуазно-националистическая, антисоветская, пан-монгольская организация, проводившая по заданию японской разведки повстанческую, диверсионную деятельность… Одним из руководителей данной организации являлся Маркизов… Под руководством Маркизова большое вредительство было проведено в Зоотехническом строительстве, в результате которого скот подвергался простудным заболеваниям и падежу. Отход молодняка составил 40 000 голов…”
За эти сорок тысяч голов крупного рогатого скота падет не одна человеческая. Арестуют — а затем и расстреляют — все бурятское правительство. В то время только маленькая девочка-легенда верила, что ее папа — никакой не японский шпион, не враг народа. Надо только сказать об этом дяде Сталину: он вспомнит улыбчивую девочку, ее стеснительного отца и во всем разберется.
“Под диктовку мамы я написала письмо Сталину. Написала, что мой папа — член партии, участник Гражданской войны. Написала, что я была у него на приеме. И подписала — в Кремль. Сталину…”
Ответа не было.
2 июня 1938 года Ардана Маркизова расстреляют. Гелю вместе с мамой отправят в ссылку в Туркестан.
…А пока Маркизовы паковали свои пожитки, в Кремле назревал крупный скандал. Получается, что на агитплакатах и скульптурах, воспевающих счастливое детство в СССР, великий вождь обнимает… дочь врага народа.
— В спешном порядке собирают совещание, на котором решается главный вопрос: что делать с миллионами плакатов “Сталин и Геля”? Уничтожить? Но у кого поднимется рука на “святыню”?! Тогда сажали даже за то, что человек нечаянно толкнул бюст вождя. А уж о том, чтобы сжечь все плакаты и порушить скульптуры, и речи не было. Вырезать девочку? Но тогда получится, что Сталин обнимает воздух. Опять конфуз… — воссоздает события того времени Анатолий Алай. — Решение было найдено: подобрать похожую девочку и подменить ею Гелю. Причем у “клона” должна быть незапятнанная репутация: пионерка, спортсменка…
После недолгих поисков на роль Гели подобрали Мамлакат Нахангову — пионерку-стахановку, которая первой научилась собирать хлопок двумя руками.
— По всему Союзу начинают перебивать надписи на лавровских скульптурах. Теперь на постаменте значится не “Сталин и Геля”, а “Сталин и Мамлакат”, — объясняет Алай. — Вдова Лаврова рассказывала, что Мамлакат даже приводили в мастерскую к ее мужу, фотографировали, а потом дали этот “подлог” в газетах. Подпись под кадром была примерно такой: повзрослевшая Мамлакат пришла посмотреть на “свой” скульптурный портрет с отцом народов.
Фокус кремлевских политтехнологов удался. В сознании советских людей образ самой счастливой девочки плотно слился с образом таджикской пионерки-стахановки. А маленькой Геле, у которой отняли лицо, приказали молчать.
— Я не вижу здесь ничего невероятного, — оценивает историю, произошедшую с матерью, дочь Энгельсины Маркизовой — известный психоаналитик Лола Комарова. — И у матери, и у Мамлакат был монгольский разрез глаз. А то, что Мамлакат к этому времени было уже 13 лет, — тоже не беда. Можно сказать, что со Сталиным Нахангову сфотографировали в раннем детстве.
Дело встало за малым — устранить свидетелей подмены. В 1938 году неожиданно умирает мама Гели. Девочке уход родительницы из жизни объяснили просто: “Не выдержала ваша маменька позора, вот и перерезала себе глотку”. Истину Энгельсина Ардановна узнала только спустя 50 лет.
“Правду я узнала после того, как посмотрела ее дело в ФСБ. Там я нашла один документ, который наконец раскрыл тайну ее гибели. Начальник НКВД Туркестана посылает запрос Берии с таким содержанием: “Здесь находится ссыльная Маркизова, которая хранит подарки от Сталина и пять портретов ее дочери с вождем. Что делать?” И сбоку синим карандашом написано очень четко: “УСТРАНИТЬ”. Тогда мне стало ясно, что она не покончила с собой — она просто была устранена, убита. С перерезанным горлом ее нашли в больнице…”
Из свидетелей счастливого Гелиного дебюта в живых к 1938 году остается только один человек — скульптор Георгий Лавров. Он с легкостью мог бы разоблачить подмену — ведь симпатичная девчушка довольно долго позировала ему. А у скульпторов, как известно, зрительная память не хромает.
Заставить Лаврова молчать решили в духе времени — по статье и 15 лет лагерей.
— Вдова Георгия Дмитриевича во время нашего с ней разговора вспоминала, что ночью к их дому подъехал “воронок”, квартиру тщательно обыскали, нашли какие-то французские каталоги. Якобы запрещенные. И скульптора увезли, — пересказывает беседу с женой Лаврова Анатолий Алай. — Он потом еще долго не мог понять, за что его взяли. Говорил жене, что это ошибка. Что вот-вот во всем разберутся и его отпустят.
“Если со мной что-нибудь случится, забирай братика и поезжай в Москву — к тете”, — будто предчувствуя свою судьбу, как заклинание твердила мать Гели перед смертью. Девочка так и поступила.
— В Москве в то время жили наши родственники: Сергей Дорбеев и его жена, девчонка, всего лет на 12 старше матери, — объясняет Лола Комарова. — Несмотря на всю опасность, они удочерили мать.
С того момента о Геле Маркизовой никто ничего не слышал. Теперь у нее была новая фамилия — Энгельсина Дорбеева. Новое отчество. Новая жизнь… О том, что было в прошлой, отчим приказал молчать. Да и сама девочка уже понимала, что почем в этом мире.
— Дедуля — а я так называла Сергея Дорбеева — тогда ради матери пожертвовал карьерой, — объясняет Лола Эриковна. — На тот момент он был служащим НКВД на какой-то мелкой должности, вроде завхоза. Нет, его не уволили. Просто, несмотря на всю его перспективность, не давали повышения. Он до конца жизни так и остался завхозом.
“После гибели мамы моя жизнь была совершенно незаметной. Я была абсолютно отлучена от этого портрета. Никому не нужно было говорить, что это я. Потому что никто бы и не поверил. Я практически забыла об этом эпизоде и жила как обыкновенный советский человек…”
Но портрет всю жизнь не давал Геле покоя, преследовал ее. То в поликлинике девочка-инкогнито встретится взглядом сама с собой, то в парке увидит свою хрупкую фигуру, поднятую вождем в облака. Однажды, правда чуть не раскрылась, но инцидент замяли.
“Когда после гибели мамы мы приехали в Москву, я поступила в школу, которая была у нас во дворе. И первое, что я увидела на лестнице, — это огромный портрет девочки со Сталиным. Скорее всего тетя нечаянно проговорилась директору, что это я. Началось настоящее паломничество детей — все хотели на меня посмотреть. Тогда учительница закрыла меня в классе, а всем детям сказала: “Невозможно, чтобы вся школа была на 4-м этаже…”
— Может, мама и сама тогда проболталась, — предполагает дочь. — Она по натуре своей не была скрытным человеком. И я знаю, каких трудов ей стоило всю жизнь молчать.
После окончания школы Геля поступила в МГУ. На истфак. Туда же была зачислена и дочь вождя Светлана Аллилуева. Что это — насмешка судьбы или шанс реабилитировать свое имя?
“Мы учились на одном факультете. Я знала, что она — дочь Сталина. А она знала, что я — та девочка, которая была на приеме у ее отца. Но сблизиться мы с ней не пытались. Если наши отцы — враги, как же мы можем с ней общаться…”
После истфака было замужество за советским культурным атташе в Индии. Опять публичная жизнь, общение с сильными мира сего. Ее снимки с Махатмой Ганди, Джавахарлалом Неру, Хрущевым обошли множество газет.
— Как только приезжала какая-либо делегация, ее выводили фотографироваться. Она была настолько прекрасна, что любой партийный сухарь размякал под чарами ее улыбки, — объясняет Анатолий Алай.
С политиками она фотографировалась охотно. Но никому не призналась, что главный фотоснимок в ее жизни уже был сделан. В 1936 году.
— Мама очень хотела рассказать правду о своей судьбе, но не могла. Ею не интересовались, ее забыли. Первым, кто раскопал эту историю, был какой-то немецкий журналист. Это было в разгар перестройки, — вспоминает дочь Лола. — Поэтому, когда мама увидела на пороге своей квартиры режиссера Анатолия Алая, обрадовалась не на шутку.
— С собой у меня было всего 300 метров пленки. Мы отсняли пробный дубль и договорились о втором интервью — более долгом. Я вернулся в Минск за пленкой. А когда позвонил Энгельсине Ардановне вновь — предупредить о своем приезде, — услышал от сына: “Мама умерла”. Она очень хотела выглядеть на телеэкранах еще краше и поехала в Турцию подзагореть. Ее нашли на шезлонге без движения. Причину смерти врачи так и не установили.
После первого и последнего интервью Энгельсина Ардановна твердо решила восстановить свое имя. Она позвонила Мамлакат Наханговой, чтобы расставить все точки над “i”. Но разговора не получилось. Самая известная пионерка страны, по чужой прихоти укравшая лицо у девочки в матроске, общаться не захотела.