Первый пост Екатерины Сыриной, написанный по горячим следам, вызвал огромный резонанс: тысячи просмотров, сотни комментариев.
«Чем чаще рассказываешь о трагедии, тем меньше эмоциональное присоединение, — объясняла Катя желание выговориться. – Я хотела восстановить свои действия, мысли, эмоции. Знала, что скоро они померкнут, а мне важно понять, что мне помогло».
После теракта Екатерина оказалась в Склифе с диагнозом "ингаляционный ожог 1-й степени". Она рассказывала, что её мучил кашель, было затрудненное дыхание, ныла грудь, появлялась одышка. Возникли проблемы с памятью, концентрацией и утомляемостью, не проходил тремор рук.
Первое, о чем я спросила собеседницу перед годовщиной трагедии, - не усиливается ли тревога накануне даты?
— Дата заставляет вспоминать, — начала Екатерина. — Она наводит фокус на событие. Но это не те эмоции, которые я не могу контролировать. Возникает скорее печаль, чем тревога. Я уже пережила внутри себя страх и тревогу. Теперь это ещё одно событие в жизни. Да, страшное, пугающее, из тех, про которые, думаешь, происходят с кем-то другим, не с тобой. Но это событие в прошлом.
— 22 марта в Москве откроют мемориал в память о жертвах трагедии. Пойдете?
— Знаю, что такое мероприятие планируется. Однако никакого индивидуального информирования для нас не было. Я увидела новость в телеграм-канале района Митино. Но я туда не пойду. К счастью, никто из моих родственников и друзей не пострадал. Поэтому там меня ничего не держит.
— Общее горе часто объединяет людей. Пострадавшие в «Крокусе» общаются?
— Я знаю, что есть группы, например тех, кто подал групповой судебный иск. Но я не состою там. У нас есть чат с тремя моими соседками по палате из Склифосовского, где мы оказались сразу после теракта. Время от времени мы общаемся, помогаем друг другу. В выходные встречались. Каждый из нас проживает этот опыт по-своему. Двое справляются хорошо, другим нужно больше времени. Думаю, трагедия объединяет людей на каком-то глубинном, эмоциональном уровне. Начинаешь иначе смотреть на многие вещи. Небольшой пример: ехала в купе со случайным попутчиком. Разговорились. Мужчина возвращался на СВО после ранения. Нам с ним было проще понять друг друга, мы оба пережили травмирующее событие. Такому человеку не нужно ничего объяснять: он знает и понимает, наши эмоции схожи.
«Около полугода восстанавливала здоровье»
— Ваша жизнь разделилась на «до» и «после»?
— В моей жизни было много знаковых событий. Но от «Крокуса» потянулся новый отрезок жизни. Чтобы начать жить, как прежде понадобилось два-три месяца, если говорить про эмоциональное состояние. И около полугода, чтобы восстановить здоровье.
— У вас были проблемы с дыханием, памятью, не проходил тремор рук. Врачи запретили заниматься спортом. Что сейчас?
— Я снова занимаюсь спортом, но мне пока не доступны упражнения, где активно сжимается диафрагма. Мне тяжело петь. Подозреваю, причина может быть не в прямой физике тела, а в психологической блокировке любых действий, связанных с затруднением дыхания. Возможно, похожу на вокал, чтобы разобраться в причине. Память и концентрация восстановились. А вот выносливость стала ниже, увы. Тремор периодически проявляется, если сильно волнуюсь. Потом уходит.
— За этот год вы ходили на концерты?
— Первый концерт посетила в августе. Это было кулуарное выступление подруги в клубе. Никаких негативных эмоций не испытала. А вот осенью была на джазовом концерте в зале человек на двести. Раньше думала, что только в книжках пишут про «скрутило желудок от страха». Но оказывается такое случается в реальной жизни. Меня накрыло неконтролируемым страхом на пару минут. Но я справилась и осталась. Что касается больших концертов – я в принципе редко на них хожу. Пока особо не хочется, потому что вот здесь чувство страха еще живо. Но если почувствую, что смогу ходить на концерты, то начну с Пикника!
— В закрытых помещениях – кинотеатре, ТЦ — страшно находиться?
— Пара панических атак была в первый месяц после теракта, но потом ушло. Но я теперь боюсь летать на самолете.
— В таких местах обращаете внимание на наличие охраны, запоминаете, где находятся запасные входы-выходы?
—- Я всегда обращаю внимание на такие вещи – профессиональные издержки. (Екатерина – педагог-психолог и директор детского лагеря - «МК») В двадцать лет на походных программах меня научили «сканировать поляну», так этот вентиль и заклинило. Надо понимать, что охрана — очень условное понятие. Любую охрану можно отвлечь или застать врасплох. Реальную защиту в ситуации теракта могут обеспечить люди, заточенные на боевое взаимодействие и его предотвращение, у кого есть нужные навыки и реакции. А не просто мужчина на ставке охранника в торговом центре, проверяющий рюкзаки. Для своей безопасности скорее стоит смотреть не на наличие охранника, а на поведение людей и не пропускать тревожные сигналы. Например, запах дыма, подозрительные действия...
— После пережитого окружающие люди вызывают больше подозрения?
— Подобное ярко ощущалось первые пару месяцев. Повторюсь, я всегда немного «сканирую поляну». В первую очередь отмечаю, где находятся дети. Отмечаю не нужна ли кому помощь. На самом деле я довольно часто оказываю помощь на улице, потому что знаю, куда смотреть – есть те, кому плохо, есть старики… Сейчас к «сканеру» добавилась общая оценка безопасности.
— Спустя 40 дней после теракта, вы рассказывали, что не посмотрели ни одного видео теракта. Спустя год, что-то видели?
— Одно или два видела. Больше не хочу.
— За этот год вы приезжали к «Крокусу»?
— Один раз съездила. Хотела убедиться, что могу это сделать, что он больше не может меня задеть или дать почувствовать себя уязвимой. Что чувствовала? Вспоминала, как это было. Удивлялась, как же я с этим справилась. Поплакала у стихийного мемориала. Есть место, откуда до сих пор чувствуется запах гари. Посмотрев на «Крокус», я увидела масштаб всего произошедшего – раньше виделась только малая часть.
«В рюкзаке всегда фонарик и бутылка воды»
— Вы написали в комментариях к своему посту, что всегда носите с собой салфетки для искусственного дыхания и бинт. Раньше не носили?
— Носила и раньше – этому меня научили на курсах первой помощи. Но теперь в моем рюкзаке обязательно powerbank, фонарик и бутылка воды.
— Вы сами психолог. Тем не менее, помощь специалистов вам потребовалось?
— После трагедии нам предлагали помощь психолога в больнице, потом несколько раз предлагал Красный Крест. Некоторые мои знакомые по «Крокусу» обращались за помощью. Что касается меня, то здесь не все так очевидно. Наличие диплома не освобождает от переживаний. Сначала я справлялась. После постоянного прогресса в эмоциональном и физическом состоянии в мае у меня случился откат. Вернулась слабость, отдышка, мокрота в легких. Я сначала испугалась, что так проявляются фиброзы в легких, и начала подробное исследование легких, крови, сердца. Но все показатели были в пределах нормы, что явно указывало на психологическую составляющую. Планировала обратиться к клиническому психологу, но тут начался летний сезон, и я поехала на смену. Очень волновалась, предупредила команды, что меня может «вынеси». Однако привычная атмосфера оказалась живительной. Когда вернулась домой, поняла, что все исчезло, даже тремор – мой последний настойчивый симптом. Поэтому помощь коллег не потребовалась. Ну а потом – все мои интервью, анализ происходящего — тоже своего рода психотерапия. Когда мы говорим о травмирующих событиях, мы постепенно лишаем их силы.
Но если время идет, а тревога не проходит, не стоит игнорировать этот сигнал. Совершенно не стыдно обратиться к специалисту. Особенно сейчас, когда на носу годовщина теракта. Это опасное время для дремлющего внутри ПТСР. Не бойтесь «ложной тревоги», не обесценивайте свою боль. Только ищите специалиста в этом узком вопросе, а не школьного психолога, работающего с детьми по вопросам неуспеваемости.
— Когда начнется суд над террористами, планируете посещать заседания?
— Я давала показания следствию. Был еще ряд необходимых действий по процессу. Лично присутствовать не планирую, разве что, если попросят или вызовут. Эти люди для меня ничего не значат. Я их даже ненавидеть не могу. Они просто ничто.
— Многие очевидцы теракта отказываются от общения с журналистами. Хотят всё забыть. Это правильно?
— Фарш невозможно провернуть назад. Хотим мы или нет - теперь это часть нашей жизни. Я не готова отказаться от этих воспоминаний, забыть всё. Многие вещи сейчас смотрятся под другим углом. Многие ценности. Неожиданно поняла, переосмыслила для себя, как много вокруг нас счастья. Если мы умеем его различать и создавать. Как много значат человеческие связи. Кому на самом деле я хочу позвонить, зная, что вот-вот умру. Банально? Возможно, но как есть. А отрицание события - одна из реакции, которая может указывать на ПТСР. Идеальным решением, на мой взгляд, было бы принять это событие, переработать его и сделать выводы. Так что я готова общаться с журналистами, при условии, что мне разрешат вставить пять копеек про осознанность и курсы первой помощи.
«Безответственные идиоты»
— Вы работаете в лагере. Дети спрашивали о теракте? И нужно ли им рассказывать об этом?
— У нас очень интеллигентные дети, они не спрашивали, хотя многие знали. В паре личных бесед я коснулась этой темы, не более. Детям нужно рассказывать, конечно! Рассказывать, как действовать при пожаре, наводнении, давке, при прилете беспилотника. Я не хочу, чтобы дети — участники моих программ — были беспомощны. В экстренной ситуации нет времени учиться пользоваться огнетушителем. Мы часто представляем, что плохие вещи случаются далеко-далеко. Какая шикарная иллюзия! Я однажды спросила у подруги, что она будет делать, если в их доме начнется пожар. Её представления оказались абстрактными, не было конкретной последовательности действий. И самая главная опасность заключалась в том, что она предполагала, что младшие школьники, будут вести себя по некому сценарию из ее головы. Я попросила ее обсудить это с детьми. И на практике выяснилось, что ребята включают в план эвакуации - одевание, как в школу и поиск любимых игрушек. Думаю, наших детей ждет плотная череда вызовов: мировые войны, проблемы экологии, вопросы взаимодействия человека и ИИ. Лучшее, что мы можем сделать – подготовить их к мысли, что действия в ЧС и навыки первой помощи – знания, нужные всем.
— Вы много рассказывали о том, как вести себя при ЧС. Но когда накрывает паника, мозг отключается. Вы согласны, что не все способны взять себя в руки?
— Не согласна, если мы говорим про психически здорового человека. Навык – это действие, доведенное до автоматизма. Человек, готовый потратить свое время на создание навыка действия в ЧС, учится оценивать текущую ситуацию, отделять себя от своих эмоций. Он формирует внутри себя тип мышления, заточенный под выживание. Если вы зрелая личность, вы воспользуетесь своим навыком. Если вы ждете, когда придут «настоящие взрослые» и решат за вас, можете проморгать свой шанс. Одна моя «коллега» по Склифу ускользнула в дыму от террориста, стоявшего почти над ней, когда он менял обойму. Просто представьте: дым, жар, ожоги, угроза, рядом лежат люди, которых только что застрелили, а она поймала нужный момент! Именно поэтому она жива. Среди моих комментаторов были женщины, которые с непонятной для меня бравадой заявляли, что их бы охватила паника, и всё, держите меня семеро. И чем они хвастаются? Не понимаю такую позицию.
— В соцсети вы описывали, как были шокированы стрельбой в парке Митино на фестивале «Времена и эпохи», где участники мероприятия имитировали взятие Парижа. Считаете, такие вещи неуместными?
— Безответственные идиоты! Ладно я, ужаленная «Крокусом». Многие люди, гуляющие по парку, начали испуганно озираться. Не надо кричать «волки-волки»! Вы же читали сказку, помните, как все закончилось? Как вообще могло прийти в голову, что в ситуации, когда чуть ли не еженедельно пишут про теракты по всей стране, будет уместно стрелять под окнами? Это опасно. Опасно, потому что, когда слышишь стрельбу, ты не должен размышлять «а не реконструкторы ли это балуются», не должен терять время. Я просто в шоке, что администрация разрешила подобное действо!
— За этот год вы изменились?
— Сразу после теракта я была слабой, но по итогу стала сильнее. Раскрепощённее. Стала больше ценить себя и окружающих. Пережив столь близкую вероятность смерти, начинаешь больше ценить жизнь. Меня отделяло от черты чуть меньше минуты. Сложно не поменяться в такой ситуации. Мне кажется, что сейчас я полностью переработала полученный опыт. Это — особенные силы. Сейчас, как никогда, я хочу и готова развиваться и двигаться вперед.
