102 часа на утлой «надувнушке»
Начнем с двух морских эпопей, закончившихся в итоге благополучно для их невольных участников. Одна относится к первым дням Великой Отечественной. 22 июня 1941 года эскадрилья бомбардировщиков ДБ-3 из 63-й авиабригады ВВС Черноморского флота вылетела на боевое задание: предстояло ударить с воздуха по румынскому порту Констанца. Успешно отбомбившись на обратном пути, наши самолеты были атакованы немецкими истребителями. ДБ, который вел лейтенант Василий Юр, оказался подбит.
О дальнейших событиях корреспонденту «МК» рассказал сын летчика Владимир Васильевич.
Бомбардировщик быстро терял высоту и наконец врезался в воду. У троих членов экипажа было лишь несколько минут, пока крылатая машина еще не затонула, чтобы успеть выбраться из своих кабин наружу, надев спасжилеты и прихватив аварийную укладку с надувной лодкой.
Надуть аварийно-спасательное суденышко ЛАС-3, барахтаясь среди волн, оказалось трудной задачей. Лишь к вечеру удалось добиться результата, и все трое забрались в «надувнушку».
Штурман Израиль Левинсон по звездам смог определить направление к крымскому берегу, но от него их отделяли многие десятки километров. Казалось бы, полная «безнадега», однако летчики решили использовать даже ничтожно малый шанс на спасение.
У Юра и его товарищей не оказалось с собой никаких припасов. Ко всем другим бедам добавилась обнаруженная ими пропажа: в аварийной упаковке почему-то нет весел. Пришлось грести руками.
Плавание утлой лодчонки с членами экипажа сбитого бомбардировщика продолжалось сутки, вторые... Особенно страшным было отсутствие питья.
«По воспоминаниям отца, когда жажда становилась невыносимой, делали несколько глотков забортной соленой воды. И вслед за тем организм, измученный в условиях постоянной качки морской болезнью, «выворачивало наизнанку». После таких мучительных «процедур» снова начинали грести, чтобы еще хоть на несколько метров приблизиться к цели...»
Существовала угроза быть замеченными с пролетающих над этим участком Черного моря немецких самолетов. Однажды, действительно, в небе показался «Юнкерс». Чтобы обмануть его экипаж, наши летчики выбрались из «надувнушки» и спрятались под бортом, оставив на поверхности воды только головы. Надежда на то, что враги не будут тратить боеприпасы, стреляя по пустой лодке, оправдались.
А на третий день плавания летчики вдруг получили подарок от капризной погоды: подул попутный ветер. У Василия и его товарищей возникла идея попробовать идти под парусом, используя для этого сохранившийся в укладке парашют.
Из воспоминаний ветерана: «Мы закрепили подвесную систему парашюта на носу лодки и выбросили мокрый купол на ветер. Подтягивая и перебирая все время верхние стропы, нам удавалось удерживать купол над водой... Лодка понеслась вперед с завидной скоростью...»
Увы, такая гонка продолжалась недолго. Утром следующего дня ветер изменился, пришлось вновь до изнеможения работать гребцами, заменяя весла собственными руками. Они за долгие часы борьбы с морем уже превратились в бесформенные «обрубки»: пальцы, кисти, запястья страшно опухли, соленая вода разъела кожу, обнажившееся мясо сочилось кровью...
К исходу четвертых суток этой отчаянной борьбы за жизнь троих терпящих бедствие стали покидать последние силы. Они впали в состояние полузабытья. Но когда все надежды на благополучный исход уже растаяли, пришло спасение. Днем над их ЛАС-3 низко пролетел самолет. Василий Юр и его товарищи на сей раз не пытались спрятаться в воде: даже если приближается враг, сил на какие-то резкие действия просто не осталось. Однако самолет оказался советским. Пилот амфибии-разведчика, заметив лодку с людьми, сделал над ней круг, сел на воду и подрулил вплотную. Вконец обессиливших членов экипажа сбитого бомбардировщика подняли на борт и переправили на берег.
Потом уже подсчитали: этот удивительный дрейф по Черному морю длился 102 часа. За свой подвиг экипаж ДБ-3 - лейтенанты В. Юр, И. Левинсон и стрелок-радист сержант И. Кузнецов - были награждены орденами Красной звезды.
Что удивило американцев
Еще одна история многодневного вынужденного дрейфа - уже не морского, а океанского - датируется началом 1960 года. О ней тогда, почти 65 лет назад, писали газеты, были подготовлены теле- и радиопередачи.
События разворачивались на Дальнем Востоке. Как и в большинстве других случаев подобного рода, людям пришлось проходить «испытание на живучесть» из-за ЧП. О некоторых подробностях рассказал знаток морской истории Дмитрий Мазур.
«Утром 17 января у берегов Курильской гряды разыгрался шторм. Волны сорвали со швартовых самоходную баржу Т-36, находившуюся в заливе Касатка на острове Итуруп. Ее экипаж из числа служащих гарнизона острова в составе рядовых Филиппа Поплавского, Анатолия Крючковского, Ивана Федотова и старшины баржи младшего сержанта Асхата Зиганшина пытался удержать судно поблизости от берега, включив моторы. Однако противостоять буре оказалось невозможно. В ночь на 18 января, когда закончилось горючее и оба «движка» заглохли, сильный ветер и волны потащили баржу прочь из залива – в открытый океан.
Их дрейф в итоге продолжался 49 дней. За это время Т-36 унесло почти на 1700 километров на восток от Итурупа.
Казалось, выжить в подобной ситуации невозможно. Ведь на борту баржи, как назло, не было положенного по инструкциям десятидневного неприкосновенного запаса продуктов. Экипаж «тридцать шестой», выполняя задание по транспортировке к берегу различных грузов с прибывшего в залив корабля, обходился регулярно выдаваемым пайком. Очередную порцию продуктов, предназначенную для питания в течение трех дней, старшина баржи Зиганшин как раз получил накануне случившейся беды. Вот такими скромными ресурсами и могли располагать четверо солдат, которых уносило в океан.
О случившемся с Т-36 Зиганшин сразу сообщил по рации на берег. Но заниматься спасательными работами в штормовых условиях было рискованно. Его непосредственное начальство распорядилось, чтобы младший сержант регулярно выходил на связь, докладывая обстановку. Увы, выполнить это оказалось невозможно: уже после второго радиосеанса передатчик вышел из строя.
Когда погода немного улучшилась, потерявшую «голос» баржу пытались искать. К делу подключили сторожевой корабль пограничников, в воздух подняли несколько самолетов. Но маленькая самоходка словно иголка в стоге сена, обнаружить ее «по горячим следам» не смогли. А еще некоторое время спустя в эту историю вмешался злой случай: солдаты, отправленные для обследования побережья Итурупа (вдруг баржа выбросилась на отмель?), обнаружили «красноречивые» обломки: спасательный круг и фрагмент ящика из-под угля, на обоих имелось обозначение их принадлежности – «Т-36».
Как потом выяснили, и круг, и ящик смыло с судна ударами волн. Однако для организаторов спасательной операции данные вещественные улики стали убедительным доказательством того, что баржа со всем экипажем погибла. Поиски прекратили.
Но этот квартет был жив и пытался бороться за свои жизни. Вот только надежды, что их в ближайшие дни найдут, ничтожно малы. Парни узнали из найденной в кубрике газеты, что район Тихого океана, куда по их прикидкам уносило баржу, на ближайшие 4 недели закрыт для полетов авиации и судоходства: будут проводиться испытания межконтинентальных баллистических ракет.
Зиганшин, как старший по команде, сразу распорядился ввести режим экономии. У экипажа баржи имелось два ведра картошки, килограмм крупы, буханка хлеба, полторы банки тушенки, полтора кило свиного жира, пачка чая. Основные питьевые запасы (штатный бачок с водой опрокинуло при качке) – около 120 литров пресной воды из системы охлаждения двигателей: хоть и ржавая, но можно процедить через тряпку.
Чтобы не обессилеть от резко уменьшенного рациона, Зиганшин решил более плавно «входить в режим голодания». Поначалу ежедневная норма составляла три картофелины, две ложки крупы и ложку тушенки. Потом этот рацион урезали втрое. Им удавалось топить печку и готовить горячий «суп». Топливом служили доски от ящиков, куски разобранных коек, спасательные пояса, тряпки…
Между тем Т-36 все дальше уносило от советских берегов на юго-восток. Несколько раз штормовая погода принималась трепать суденышко. Экипажу приходилось регулярно вступать в борьбу за его плавучесть: скалывать намерзающий на бортах и рубке лед, вычерпывать воду, просачивающуюся в трюм.
Досуг при свете дня проводили за чтением нескольких оказавшихся на барже книжек, а Поплавский поднимал товарищам настроение, играя на гармони.
Прошло две недели их странствия по океану. К этому времени из продуктов осталась лишь картошка и свиной жир. Нормы ввели уже очень жесткие: одна картофелина и ложка жира на четверых.
Когда древесные ресурсы на барже иссякли, в качестве топлива стали использовать кранцы – старые автомобильные покрышки, развешанные по бортам, чтобы смягчать удары при швартовке. Их резали ножом на куски, которыми и топили печку. По воспоминаниям членов экипажа, процесс разделки твердой резины отнимал много времени и сил: «За несколько часов нож углублялся в покрышку на пару сантиметров»
Как ни экономили, а запасы пищевые подошли к концу. Последнюю картофелину съели на 37-й день дрейфа. Отныне четверым морским скитальцам предстояло использовать в качестве пищи «подсобные материалы». Одним из таких «деликатесов» стали кожаные ремни.
«Мы его (ремень) порезали в лапшу и стали варить из него «суп», - вспоминал Асхат Зиганшин. - Потом сварили ремешок от рации. Стали искать, что еще у нас есть кожаного. Обнаружили несколько пар кирзовых сапог. Но кирзу так просто не съешь, слишком жесткая. Варили в океанской воде, чтобы выварился гуталин, потом резали на кусочки, бросали в печку, где они превращались в нечто похожее на древесный уголь, и это ели».
Еще в их «меню» вошли прутья хозяйственного веника (он собран оказался из побегов бамбука), кожа от мехов гармошки (свои концерты Поплавскому пришлось в связи с этим прекратить).
А вот попытки разжиться дарами моря не увенчались успехом. Члены экипажа смастерили удочку: леска из нитей капронового судового каната, крючок из согнутого гвоздя, блесна – из куска жести от консервной банки. Но тихоокеанская рыба такое орудие лова игнорировала.
Помимо голода солдат донимал еще холод. Температура воздуха не превышала семи градусов. Чтобы совсем не окоченеть, эти четверо устроили из одеял общий мешок и спали в нем, согревая друг друга.
Опасения, связанные с информацией о закрытии этого участка океанской акватории из-за испытаний ракетного оружия, оправдались. Лишь на 43-й день дрейфа мелькнул вдалеке первый корабль. Однако с него терпящих бедствие не заметили. Столь же безрезультатной стала и встреча с другим судном, произошедшая четыре дня спустя: световые и звуковые (ручной сиреной) сигналы не привлекли внимания его команды.
К исходу полуторамесячного срока их подневольного путешествия все четверо были уже сильно истощены, у них начались слуховые галлюцинации.
Словно в классическом приключенческом фильме, спасение пришло в самый последний момент. 7 марта 1960-го дрейфующую Т-36 заметил летчик патрульного самолета, взлетевшего с палубы американского авианосца «Кирсардж». После его доклада об этом корабль изменил курс в сторону замеченной с воздуха баржи. С авианосца поднялся вертолет, чтобы забрать людей, замеченных на ее палубе.
Как рассказывал потом Зиганшин, узнав, что их хотят эвакуировать американцы, он собрался было попросить у них запас топлива, еды и воды, чтобы не покидать вверенное ему судно и самостоятельно вернуться на нем к советским берегам. Но физически сделать это измученные голодом советские солдаты уже не могли: их жизни и так висели на волоске. В результате вся четверка оказалась на «Кирсардже», а их «тридцать шестую» взял на буксир другой «штатовский» корабль.
Моряки с авианосца были удивлены и восхищены, узнав, какие испытания смогли пережить эти русские. Они отнеслись к неожиданным гостям очень внимательно. Советских солдат обследовал врач, который определил, что каждый из «странников поневоле» за время дрейфа потерял от 14 до 20 кг веса.
О случившемся в океане американцы сообщили в посольство СССР в Вашингтоне, затем появились газетные публикации. Лишь после этого и у нас «Известия» разместили небольшую заметку об эпопее баржи Т-36 и ее экипажа. А несколько дней спустя в адрес четверки солдат направил приветственную телеграмму Никита Хрущев. Советский лидер в своем послании назвал совершенное ими подвигом.
Зиганшина и его товарищей доставили в Сан-Франциско. Здесь их встретил представитель советского посольства, который теперь сопровождал героев. Да, именно героями называли этих простых русских ребят американские СМИ. Для них устроили пресс-конференцию, а затем мэр Сан-Франциско торжественно вручил Асхату символические ключи от города.
Дальше «курильской четверке» предстоял долгий путь – морем и по воздуху, - в Москву. Там их ожидала встреча с министром обороны Родионом Малиновским и награждение орденами Красной Звезды.
Уже вернувшись на родину рядовой Иван Федотов узнал, что во время запредельно трудного дрейфа на барже он стал отцом».
Помогло вязание
Рассказы о нескольких случаях спасения в запредельно экстремальных условиях на суше автору этих строк довелось в свое время услышать от Виталия Воловича – основоположника отечественной медицины выживания.
События одной из таких историй разворачивались поздней осенью 1977-го в казахстанских краях, где царствует степь. Технику геологоразведочной экспедиции Валентине Кауртаевой нужно было добраться из лагеря, который разбила их полевая партия неподалеку от берега Аральского моря, до Актюбинска. Девушку вызвался довезти водитель попутного бензовоза. Однако на пути туда он запутался в паутине автомобильных следов и сбился с правильной дороги. Как результат – долгие и безрезультатные поиски верных ориентиров. Могучий «Урал» колесил по пустынным холмам пока в его баках не закончилось горючее. Шофер после этого решил отправиться на поиски людей, а Валентине велел ждать его в кабине машины, пообещав, что вернется не позднее, чем через шесть суток.
В итоге мужика, чуть живого, обнаружили лишь спустя две недели в сотне километров от грузовика, - так закружила его коварная степь. А что же с Кауртаевой?
Когда от водителя стало известно, что он где-то там среди бескрайних степных просторов оставил дожидаться подмоги женщину-геолога, были организованы ее поиски. Самолеты несколько дней прочесывали территорию прежде, чем удалось обнаружить Валентину.
Этой девушке пришлось «робинзонствовать» 25 суток. И она смогла выжить, имея лишь минимальные запасы пищи, благодаря своим грамотным действиям.
Оказавшийся при ней очень скромный запас вареного мяса сайгака женщина разделила на 20 частей и не позволяла себе покуситься на завтрашний паек. Кроме того искала пригодные для еды травинки и корешки. Воду брала из образовывавшейся после дождей лужи на дне оврага. Готовясь к зиме, Валентина стала рыть рядом с грузовиком, на склоне оврага некое подобие землянки (среди инструментов на «Урале» нашлась лопатка). Свободное от хлопот «по хозяйству» время она тратила на усовершенствование импровизированного жилища, на ведение дневника в тетради, чтение захваченных с собой учебника физики, писем матери. И еще… вязала. Носки, рукавички… Столь немудреное занятие успокаивало, позволяло отвлечься от мрачных размышлений.
А вот попытка Кауртаевой разведать более отдаленные окрестности кончилась тем, что Валентина увидела на холме волка. Уходить дальше от грузовика девушка не решилась. Потом она обнаруживала волчьи следы уже совсем неподалеку от своего убежища. Однако напасть серые хищники так и не решились.
Вспомнил Виталий Волович и случай с экипажем самолета Ан-2 во время полета над глухими таежными дебрями на севере Красноярского края. Рейс экипажу «кукурузника» предстоял недалекий, маршрут хорошо известен. Однако в ситуацию на сей раз вмешались непредвиденные обстоятельства. Вдруг перестал работать передатчик в кабине крылатой машины. Из-за такой поломки теперь невозможно было ловить радиопеленг и держать правильное направление. А наземных ориентиров в тайге практически не отыщешь.
Как результат – пилот В. Агафонов, который вел Ан-2, сбился с курса. Поняв это он полагался уже лишь на удачу. Однако надежды такие не оправдались. Когда приборы показали, что горючее в баках самолета на исходе, летчик присмотрел внизу подходящую поляну и пошел на вынужденную. Приземление прошло благополучно, но что же делать дальше?
Две недели Агафонов и второй пилот А. Новокрещенов оставались возле места аварийной посадки, надеясь, что их найдут. На календаре – конец октября, к этим северным сибирским краям уже зима подступает, а у летчиков – ни теплых комбинезонов, ни унтов… Не рассчитывали ведь на «сидение» посреди тайги. От холода спасал костер, но чтобы поддерживать его требовалось много времени тратить на заготовку дров. Кроме топлива в окружающих таежных зарослях удавалось поначалу добывать кое-какую пищу – ягоды, грибы…
Однако по истечении двухнедельного срока «робинзонам» стало ясно, что надежд на помощь спасателей нет. Видимо, Ан-2 слишком далеко ушел в строну от намеченного маршрута, здесь их никто искать не будет. Раз так, Агафонов и его напарник решили более не сидеть на месте вынужденной посадки, а попробовать добраться до людей.
В тайге уже выпал снег. Идти по нему без лыж становилось все труднее, вдобавок местами путь преграждал бурелом. Не мудрено, что летчики порой успевали одолеть за короткий световой день лишь 3-5 километров.
Силы их постепенно оставляли. Но вдруг улыбнулась удача. Агафонов и Новокрещенов наткнулись на охотничью избушку. Внутри оказался небольшой запас пищи, спички… Отдохнув в тепле этого зимовья четыре дня летчики отправились дальше. Чтобы двигаться по зимнему уже лесу было легче, они за время своего «перекура» в домике смастерили из обнаруженных там досок подобие лыж.
У истории счастливый конец. Однажды среди тишины замершего леса «лыжники» услышали выстрел из ружья. Пошли на звук и повстречали охотников. На этом их опасные приключения завершились. В общей сложности члены экипажа Ан-2 провели среди таежных зарослей почти месяц.