— Анэтта, у вас были очень доверительные отношения с мамой?
— Да, с самого детства. До 10 лет все детки цепляются: «Мамка-мамка», а потом уже начинается непосредственно дружба между ребенком и родителем. Не у всех, конечно. Но у нас она была. Мама уезжала на гастроли. Но у меня были бабушка с дедушкой, поэтому еще я никогда не была одна. Вообще считаю себя наисчастливейшим ребенком. Потому что у меня было самое правильное детство. Я выросла в Крыму, на море, в полнейшей любви, в полном благополучии, в позитивной обстановке, в музыкальной семье.
— Мама была авторитетом?
— Да. При этом никогда ее не боялась, а уважала. Страх вообще, в принципе, никогда ни к чему хорошему не приводит. Здорово, когда ты уважаешь своих родителей, когда удается выстроить такую модель отношений, когда вы и друзья, но при этом ты уважаешь свою маму как авторитет. У нас было именно так. Конечно, мы спорили, особенно в те моменты, когда мне исполнилось 17 лет. Мама очень хотела, например, чтобы я пошла учиться на юриста–международника в Академию правосудия. Я там полтора года отучилась, а потом тайком забрала документы и пришла в Гнесинку поступать. И, собственно, конечно, мама обалдела. Когда она сидела в приемной комиссии, увидела меня и сказала: «Здравствуйте». Мама не хотела, чтобы я шла по ее стопам. Наверное, любая мама желает своему ребенку наименее тернистого пути. Музыкальная сфера, сфера шоу-бизнеса — она действительно очень сложная. Она может тебя сломать, если ты не подготовлен, если у тебя нет внутреннего стержня. Я очень хорошо помню, как после вступительного экзамена у нас дома был такой скандал! Но в итоге мне удалось убедить маму таким аргументом, что я всегда хотела быть похожей на нее. Для меня она была примером во всем. После этого все-таки мама мне уступила. Но я ей пообещала, что юридический диплом в любом случае получу. Я свое обещание исполнила. Правда, получила его намного позже, уже после того, как родила второго ребенка. Окончила МГИМО и получила диплом юриста-международника.
— Тебе не мешало ее звездное имя?
— Нет, мне никогда не мешало. Во-первых, потому что я этим никогда не кичилась. В школе училась с фамилией папы. И потом, я считаю правильным в жизни всего добиваться самому. В моей ситуации, конечно, одноклассники знали, кто моя мама, потому что она приходила и на линейки, и на родительские собрания. Но всегда относились к этому спокойно.
— В середине нулевых мама вернулась в шоу-бизнес, появившись в «Суперстаре». Случился настоящий взрыв?
— Я очень хорошо помню этот момент. Мы так все за нее болели. Ходили на каждый концерт и на каждую репетицию, поддерживали. У нас тряслись руки, ноги. Мама очень переживала по поводу своего участия, потому что она дичайший правдолюб. Она никогда не играла по тем правилам, по которым нужно было играть в шоу-бизнесе. Она была настоящей. И очень тяжело пережила проект телевизионного формата, в котором нужно было кое-где подыграть. На нервной почве она тогда даже очень сильно похудела.
— Она ведь не сразу дала «добро» на участие в проекте?
— Да, она не соглашалась долго, понимая, что есть формат телевидения, где очень многие артисты любят петь под фонограмму. У мамы не получалось это делать. Из-за этого тоже происходили какие-то недомолвки. Она могла петь только живьем. Хотя проект ей многое дал. У нее появилось очень много новых песен в репертуаре. К тому же мама, хоть в принципе была всегда улыбчивой, но тут она стала еще более улыбчивая. Этот проект ее возродил.
— Ты читала интервью Наджиева? Он сказал, что в исчезновении мамы с экранов виновата, дескать, Пугачева, которая якобы даже подсылала к ней бандитов.
— Мама никогда в своей жизни ни про одного человека не сказала ничего плохого. Про Аллу Борисовну она всегда говорила только одну вещь: это великая артистка. И она заслуживает уважения. У нас в доме тема, что Пугачева подсылала к ней бандитов, никогда не обсуждалась и не поднималась. Мама никогда никого ни в чем не обвиняла. У нас в семье не было никакого негатива.
— Мамы до «Суперстара» долго не было на сцене. С кем из коллег она поддерживала отношения?
— С очень многими. С Феликсом Царикати, с Алексеем Глызиным. Она очень любила Ларису Долину, Наташу Королёву. Ты знаешь, про нее, в принципе, даже если сейчас пообщаться, ни один артист не скажет ничего плохого. Потому что ее жизненный лозунг был: «Светить всегда, светить везде», как у Маяковского. И мы действительно жили под этим лозунгом. Она была улыбчивым, честным и профессиональным человеком.
«Мы столкнулись с дичайшим абьюзом»
— Почему с ней случилась такая трагедия?
— Мы до сих пор не знаем. У нас нет ответа. Для нашей семьи эта боль останется на всю жизнь. Никакого разумного и логичного объяснения этому нет.
— До встречи с последним мужем мама была одна?
— Мама жила с моим братом Матвеем. Плюс мы жили довольно-таки близко: я с супругом, наши дети. И мы всегда общались. То есть мама никогда не была одна. К тому же она была со своей мамой, моей бабушкой. Они с Матвеем в свое время даже вернулись из-за границы, потому что заболел дедушка очень сильно. И бабушке требовалась мамина помощь.
— Она говорила, что появился новый воздыхатель — яхтсмен Юрий Фирсов?
— Да, мама говорила о том, что в ее жизни появился мужчина. Просто я немножечко такой, знаешь, приземленный скептик. Сразу спросила: «Откуда появился?». Мама ответила, что из Интернета. Конечно, меня это насторожило. Я говорю: «Ты уверена в нем? Разные ситуации бывают». Потом он появился в нашей семье, потом 40 дней пробыл ее мужем… Потом нашей мамы не стало, и начался бесконечный хайпо-ужас. Когда произошла трагедия, и я увидела этого человека на экране телевизора... Он же везде начал бегать первым. Мне звонят адвокаты, говорят: «Ты понимаешь, что сейчас вот эту информацию, которая была сказана 100 раз, примут за правду. Человек бабки делает, всю эту ситуацию пытается обрисовать, рассказать, показать, чтобы его пригласили дальше, заключили какие-то контракты. Иди, парируй, объясняй». Я когда пришла на эту передачу…
— Пришла бесплатно, хотя на телевидении героям принято платить…
— Да, все об этом знают. Я не скрываю, что пришла бесплатно. Я реально пошла биться за правду. Я пошла биться за свою маму, как бы, наверное, поступил любой человек. Я восприняла это как действительно битву не на жизнь, а на смерть. Решила, что мне надо идти. А потом я поняла, что на самом деле там сидят люди, большая часть которых просто не знают мою маму. Вообще не знают. Что это для них как бизнес. Одни снимаются в сериалах, а в данном случае — ходят на ток-шоу. Другой части людей, которые сидели там, говорили, что требуется сказать. И я поняла, что все это просто шоу, которое сделано ради рейтингов. Я поняла, что, наверное, правду таким образом вообще не доказать. А кому она нужна, если устраивают такой бой петухов, когда все вокруг стоят и кричат: «Давай, давай, мочи, мочи!» А правды-то в этом нет.
— Мама была счастлива в начале отношений с Фирсовым? Как ты это видела?
— Мама никогда не умела играть счастье. Да, она была счастлива. Но я тебе хочу сказать, что каждая женщина в начале отношений всегда счастлива, потому что это — гормональный коктейль, все эти серотонины, эндорфины и так далее. Новые отношения. А потом все так резко случилось.
— Как ваши отношения с мамой развивались в тот период, когда появился Фирсов?
— Ты понимаешь, она как хрустальная ваза была… Когда человек счастлив, он наполнен. И ты боишься его лишний раз пошатнуть, чтобы вот это хрупкое равновесие не потерялось. Мы оберегали ее как человека счастливого.
— Ты радовалась за нее или было нехорошее предчувствие?
— Я всегда рада, когда счастливы близкие мне люди. Если они действительно счастливы, понимаешь? Предчувствие появилось уже потом. К чему привело это предчувствие, мы все знаем.
— Это когда в жизни Валентины алкоголь появился?
— Да, которого никогда в ее жизни в принципе не было. Я не устану об этом говорить. У мамы была непереносимость алкоголя. Ей даже нельзя было принимать ни валокордин, ни корвалол — никакие капли на спирту. Я не знаю, как это называется с точки зрения медицины. Есть термин, забыла точное название.
— Тебя почему не было на их росписи в загсе?
— Мы со Стасом (муж Анэтты. — Авт.) и детьми были в тот момент в Твери, приехали домой с дичайшим ковидом. Лежали все пластом. Это было, конечно, все ужасно. Мы просто не смогли на свадьбу приехать. На тот момент еще же выдерживали две недели карантина. К тому же дату свадьбы никто из нас не знал. Они о ней нам сказали накануне, за день до росписи. Как-то все это было поспешно, как-то это было все не по-людски. Неправильно…
— А ты ей не говорила: «Мама, зачем выходить замуж? Можно же просто жить в гражданском браке!»
— Она была счастливая ваза. Конечно, я аккуратненько пыталась это как-то сказать, но нужно было знать маму. Она была такая: «У-у-у-х-х-х». Лучше не говорить.
— Я видел ее где-то за год до свадьбы. И она не скрывала, что у нее появился новый ухажер. И про то, что познакомилась с ним в Интернете, тоже сказала. Но я, честно говоря, не думал, что это все так серьезно будет.
— К сожалению, нашу семью настигло такое горе. И ты знаешь, я никому никогда в жизни не пожелаю пройти через то, через что мы прошли. Потому что мы столкнулись, помимо того ужаса и той трагедии, которая произошла, еще с дичайшим абьюзом со стороны человека, который, вместо того чтобы нас поддержать, просто начал нас всех топить. Ни за что и ни про что. Бог ему судья. В моей семье, в моей жизни этого человека нет.
— Анэтта, а что стало с квартирой мамы, за которую шла борьба?
— Все хайпожоры и пакостники, которые собрались, начали раздувать какие-то темы наследства. Я всегда говорила: «Вы о чем, ребята? У нас мама умерла. Какое наследство? Это все должно достаться брату». Это правильно, это по-людски. Я замужем, у меня есть семья. Слава богу, есть загородный дом, любимая работа, дети — мне ничего не надо, мне всего хватает. Но у меня есть брат, которому, я считаю, мама хотела бы обеспечить достойную жизнь. Да, есть и бабушка, но я о ней сама позабочусь.
— В квартире разве не Фирсов сейчас живет, когда приезжает в Москву?
— Фирсов вступил в наследство. Сорокадневный муж, который претендовал на все. Я тебе хочу сказать так: не будем углубляться в подробности всего того, что говорит этот человек. Это неправда. Брат сейчас живет там. Спасибо Алексею Григорьеву, маминому второму мужу и моему папе, который помог нам разрулить эту ситуацию. Точнее, помог своему сыну прежде всего разрулить эту ситуацию и убрать из квартиры того человека, который не имеет к ней никакого отношения.
«Мама стала ангелом-хранителем»
— Мы как-то были на фестивале в Сочи, и твоя мама мне призналась: «Не везет с мужиками в жизни. Все они оказались слабее меня»…
— Она была действительно очень сильная женщина. Это вообще частая проблема, что женщина очень сильная, а мужчина, который по-настоящему ее любит — это ключевой момент, — начинает в чем-то ей уступать, уступать, уступать… А потом он уже автоматически становится слабее ее. То есть здесь палка о двух концах. С одной стороны, мужчина, который любит и уступает, он, получается, становится слабее. А с другой стороны, если он не будет уступать, то у женщины сложится ощущение, что он грубиян, который ее не любит, стучит кулаком по столу и требует только своего.
— С твоим родным отцом почему у мамы не получилось?
— Я совсем ребенком была, не могу точно сказать, как у них получилось. Мне потом, уже когда я подросла, мама рассказывала, что когда мне было годика три, она подошла ко мне и сказала, что разводится с папой. На что я ответила: «Мама, я понимаю, развод — это когда нет любви». Видимо, любовь прошла. Так вышло, но с папой я поддерживала отношения всегда.
— Мама не была против?
— Нет, мама не была против. Я уже говорила, что она никогда ни про кого не говорила плохого: ни про коллег, ни про бывших мужей.
— А почему мама развелась со своим вторым мужем, Алексеем Григорьевым?
— Она с ним прожила большую часть жизни: я его считаю своим вторым отцом. И всегда говорю, что мне по жизни повезло, потому что у меня есть два папы и с двумя я дружу. Два потрясающих мужика с большой буквы «М».
— Мама тебе сказала, что собирается разводиться?
— Да. Я сказала: «Мам, если ты приняла такое решение, тебе, конечно, виднее». Она ответила, что мы все равно продолжим общаться, потому что Леша — отец Матвея. И мы продолжили общаться. Я думаю, что у них появилась какая-то усталость от брака. Понимаешь, бытовуха с годами начинает потихонечку подъедать, и, к сожалению, не все люди с этим справляются. Творческие люди вообще очень эмоциональные, им иногда тяжело держать себя под контролем. Видимо, в какой-то момент им стало скучно. Захотелось каких-то новых эмоций. Просто люди устали друг от друга. Я только в этом вижу причину их расставания.
— Вы с бабушкой не отговаривали Валентину от этого шага?
— Мы с бабушкой — нет. Мама так решила, она все нам объяснила. Значит, ей так лучше. Конечно, мы пытались сказать, что, может быть, стоит попробовать как-то по-другому? Принято было такое решение, понимаешь? Мы же не могли ей приказать. Мы можем только посоветовать, высказать свое мнение. А человек все равно примет решение сам. После ухода мамы нехорошие люди, которые спекулировали на ее имени, различные легенды придумывали, в том числе относительно причин ее развода. Все это неправда. Они просто устали и разошлись. Я тебе хочу сказать, что, когда мамы не стало, появилось вокруг столько моли и столько гнид, которые пытались вылезти на ее имени. Они никогда в жизни не знали мою маму, но пытались затереться и в друзья, и в доверие, и хайпануть на ее имени.
— А ты их сразу не распознала?
— Нет. Я всегда думаю о людях слишком хорошо, я — оптимист по жизни. К тому же мама — творческий человек, она со многими общалась. Мама не приходила каждый раз с концерта и не говорила: «Вот, ты знаешь, сегодня я пообщалась с тем-то, познакомилась с тем-то, тем-то». Я прекрасно знала, кто входит в ее совсем близкий круг людей. Но не понимала, что, оказывается, есть целая когорта людей, которые зарабатывают на этом какие-то деньги большие.
— Мама сейчас тебе снится?
— Снится постоянно, буквально через день. Сначала я не понимала, потом пообщалась с людьми, которые мне объяснили, что это здорово. Я с ней во снах общаюсь, спрашиваю совета, какого-то материнского благословения... Мы часто ходим на Троекуровское кладбище. У мамы всегда очень много цветов. На Троекуровском захоронена часть праха мамы. Другая часть развеяна у нас в Крыму над морем.
— Так мама хотела?
— Да.
— У тебя есть ощущение, что мама помогает и сейчас?
— Конечно. Я уверена, что все наши близкие, которые уходят из этой жизни, становятся нашими ангелами-хранителями, которые ведут нас по жизни.
«Каждый из нас чувствует вину перед родителями»
— Ты продолжила дело мамы?
— Это не было принятое мной спонтанное решение. У меня два высших музыкальных образования: одно — Академия музыки имени Гнесиных, второе — Институт современных искусств. В каждом из них я окончила факультет эстрадно-джазового вокала. Моим педагогом была вначале мамочка. Потом Полтева Марина Владимировна. Я умею петь, мне есть что показать.
— Одну из своих песен ты посвятила маме. И в ней ты просишь прощения за страдания, которые ей причиняла...
— Любой ребенок, особенно в переходном возрасте, совершает какие-то ошибки по отношению к своим родителям: иногда слишком грубо отвечает, иногда хлопнет дверью так, что что-то упадет. Определенно каждый из нас чувствует вину перед родителями хотя бы в каких-то мелочах. Когда он сам становится родителем, происходит переосмысление.
— Твоего мужа Валентина приняла?
— Мама его обожала. Она всегда, когда мы с ним ссорились, держала его сторону.
— Как вы познакомились?
— На тот момент я рассталась с молодым человеком, сидела в депрессии. Моя единственная лучшая подруга говорит: «Пойдем развеемся, посидим, кофе попьем. Нельзя замыкаться». Я согласилась. А она привела своих однокурсников, среди которых был Стас. И он мне так не понравился! Я сказала, что больше с этим человеком общаться не буду. Во-первых, он был чересчур правильным. А еще он сидел в таких пестрых кроссовках. Не ярких, а именно пестрых, в стиле Филиппа Бедросовича. Я ничего не имею против стиля Филиппа Бедросовича, но мне показалось, что тогда это был перебор. Но Стас взял мой телефон, начал звонить… В итоге взял меня измором. Ухаживал очень красиво. Злая принцесса покорилась. У нас уже двое детей, две очаровательные девчонки: одной 10 лет — Николь, другой 9 лет — Аврора. Я мама в декрете. Дочки учатся в 5-м и 3-м классе, а еще занимаются в разных кружках и секциях. Теннис, фигурное катание, синхронное плавание, актерские этюды, вокал, танцы…
— Дочки определились с будущим?
— На сегодняшний день старшая четко знает, кем она хочет стать. Врачом-онкологом. Говорит: «Я очень хочу помогать людям. Знаю, что это беда, от которой нет лекарств. Может быть, я его придумаю». При этом она еще, конечно, и поет. Мы со Стасом поддерживаем детей в их начинаниях. Если они решат заниматься творчеством, возражать не буду.
