В редакцию пришло письмо от учеников сценариста Валентина Ежова. Приводим его полностью.
«Людям, рожденным в СССР, не надо представлять этого кинодраматурга. Для непосвященных напомним: первый среди советских сценаристов лауреат Ленинской премии («Баллада о солдате»), лауреат Государственной премии («Белое солнце пустыни»), автор сценариев фильмов «Крылья», «Тридцать три», «Сибириада». Фронтовик, прошедший Великую Отечественную войну. Профессор ВГИКа, воспитавший плеяду сценаристов. В 2021 году в честь 100-летия В.И.Ежова на доме 41 по Кутузовскому проспекту была открыта мемориальная доска Мастеру…»
Но было место, как вспоминают близко знавшие Ежова, которое Валентин Иванович любил особенно — это его дача в Истринском районе Подмосковья. Там он отдыхал, работал над новыми сценариями.
35 лет назад Ежов посадил на своем участке дуб, который вырос в мощного красавца. После смерти мужа за участком и за дубом бережно ухаживает его вдова Наталия Всеволодовна Готовцева-Ежова. Она тоже преподавала во ВГИКе, писала сценарии.
И вдруг ученики получили сообщение:
«У меня на даче соседи ядом поливают мемориальный дуб Ежова. Не могу успокоиться, когда Валентина обижают. Может, кто знает, что делать с соседями и как спасти дуб?»
Позвал замуж через пять дней
В Истру мы с ученицей Ежова журналисткой Татьяной Кофановой доехали, когда в Москве полыхала гроза. Я долго напрашивалась в гости, Наталия Всеволодовна сомневалась. Говорила, что ей неудобно, что это не та причина, что она уже отлила дуб водой, и он вроде бы ожил.
«Она бы ни за что не пожаловалась, если бы ситуация с дубом действительно не вышла из-под контроля», — уверена Татьяна Кофанова.
Как помочь? Не в полицию же заявлять — все-таки соседи. Может, поговорить с ними для начала? Может, они просто не смотрели культовое «Белое солнце»?
«Хорошо. Если уж приезжать, то для того, чтобы написать и вспомнить о самом Валентине Ивановиче. В мае было 20 лет, как он ушел от нас», — наконец согласилась с нашими доводами Наталия Всеволодовна.
...На истринских дачах стояла оглушительная тишина. Такая плотная, что ее можно было резать ножом. Когда-то давно, еще при советской власти, в этих местах выделяли землю литераторам, потом в 90-е многие из первых владельцев продавали свои участки совсем уж пришлым, случайным людям. Мало кто остался из творческой интеллигенции ныне. А сейчас вообще будний день, работа, безлюдье.
Навстречу нам шла высокая, тонкая женщина. На первый взгляд лет шестидесяти. Это и была Наталия Всеволодовна Готовцева-Ежова.
Дача Ежова — темный деревянный сруб — утопала в зелени.
Тот самый мемориальный дуб высился возле входа на террасу. Он был живой, в отличие от сухих кустов на границе двух участков — Ежовых и соседского; как я поняла, кусты тоже пострадали, но спасти их не удалось.
Я вглядывалась в лицо вдовы. Что-то в ней мимолетно знакомое. Что-то из детства, когда мы листали мамины журналы по шитью и вязанию. На фотографиях наряды демонстрировали красивые девушки с внешностью будто бы не из советской жизни.
Одна из моделей — Наталия Готовцева-Ежова.
Самый известный для простого обывателя снимок с ней — реклама экспортной водки «Столичная». Фотограф — Валерий Плотников. Место съемки — Переделкино, дача писателя Льва Кассиля.
Крайний справа — знаменитый Юрий Богатырев. Блондинка — манекенщица Всесоюзного дома моделей на Кузнецком Мосту Татьяна Шигаева, вскоре вышедшая замуж за Никиту Михалкова. А за Богатыревым тонкий, отрешенный профиль — Наталия Готовцева.
До ее знакомства с Ежовым оставалось три года.
А между их первой встречей и предложением о замужестве пройдет всего пять дней.
«Почему я вышла замуж за Ежова? — задумывается всего на секунду над ответом Наталия Всеволодовна. — Он меня заговорил. Рассказчиком он был потрясающим. Мы познакомились случайно в 1976-м. Пошли смотреть Никитину «Рабу любви», а после в ЦДЛ ужинать. Там были Ежов и Кончаловский. Они тогда ходили вместе, так как писали сценарий «Сибириады».
Андрон выпендривался, я вышла в дамскую комнату. Валя за мной: «Слушай, давай бросим всех и уйдем». Я говорю: «Как уйдем?» — «Так просто — уйдем и все». И мы с ним ушли».
До этого Наталия известного кинодраматурга лично не знала. Но все-таки это был один творческий круг, в котором все они тогда вращались: актеры, поэты, киношники, манекенщицы бывали в мастерских художников, в Доме кино, Центральном Доме литераторов, Дом архитекторов.
Разумеется, она слышала, что сценарист Ежов гений и ловелас. Все об этом знали. Официально женат он был всего раз, еще со времен педагогического института, в котором учился после демобилизации параллельно со ВГИКом. Родители первой супруги, ученые, специалисты по сельскому хозяйству, никак не могли понять, что это за работа такая у зятя: днем лежать на диване, а ночами писать.
После «Баллады о солдате», получившей специальный приз жюри в Каннах, собравшей более сотни других призов на кинофестивалях и ставшей в результате самой титулованной кинолентой в истории советского кино, тесть с тещей уже так не говорили. Но его первый брак все равно распался.
Потом были серьезные отношения с Кларой Лучко после смерти ее мужа Сергея Лукьянова и с Викторией Федоровой, дочерью Зои Федоровой.
На момент встречи с Наталией Готовцевой Ежову исполнилось уже 55 лет. Ей — 32. А еще она была замужем.
— Мой тогдашний гражданский муж Павел уехал в командировку. И мы всю ночь бродили по арбатским переулкам. Валентин Иванович рассказывал без умолку. О себе, своем детстве, о войне, сюжеты будущих сценариев… Сразу как-то стало понятно, что это серьезно. Меня все убеждали, что он никогда больше не женится. Но ему было неинтересно жить одному. Некому рассказывать сюжеты, которые роились у него в голове. Со стороны Ежов казался человеком крайне легкомысленным. Я чувствовала, что в душе он все еще был мальчишкой. Ему нужна была женщина, которая станет полной его противоположностью.
— Вы не выглядите легкомысленной.
— Я ею и не была. Я закончила Авиационный институт как специалист по системам управления летательных аппаратов. Работала программистом в вычислительном центре. Вышла первый раз замуж в восемнадцать лет, родила сына, потом развелась и жила в гражданском браке. Муж Павел носил меня на руках и приносил кофе в постель. Нашим отношениям завидовали. У меня была устоявшаяся жизнь, я и не собиралась становиться манекенщицей, но как-то была в гостях, и туда заглянул Слава Зайцев. Посмотрел на меня: «Приходи на Кузнецкий мост». Я участвовала в некоторых показах, но в основном работала как модель для женских журналов. Когда говорят, что советские манекенщицы вели разгульный образ жизни и были чуть ли не валютными проститутками, — это неправда. У нас трудились очень скромные девочки, члены ВЛКСМ; как только они выходили замуж — кстати, чаще всего удачно, — так сразу же увольнялись. Мы были… правильные, что ли. Или время было такое? У каждой из нас была пара, брюнетка/блондинка, с одинаковыми параметрами. Шили на нас одни и те же наряды. Я была в паре с Галиной Миловской.
— Той самой, которая позже прославилась скандальной съемкой для американского Vogue, где она, широко расставив ноги, сидит в брюках на брусчатке на фоне Кремля? Интересно, сильно ей досталось за такое фото?
— Скажете тоже, никто никого не ругал! И вообще многое, что рассказывают про те годы, про то, что моделей заставляли стучать в КГБ, например, сами они ненавидели друг друга и старались подставить, — досужие выдумки. Как говорится, знаю из первых рук.
Но вообще я привыкла к другому, не богемному образу жизни. Я сама из интеллигентной семьи. С папой-инженером, мамой — несостоявшейся актрисой. Когда студию Мейерхольда, где она училась, разогнали, а позже посадили самого режиссера, мама больше никуда не пошла. Я родилась в 1944-м.
— Если честно, то я в шоке. В жизни не дашь. И как вы поняли, что никуда от Ежова не денетесь?
— Через пять дней знакомства он сделал предложение...
...Ежов подъехал к ней домой вместе с Булатом Окуджавой. И сообщил, что сейчас они отправляются в загс. Разумеется, Наталия отказалась. Это просто не могло быть серьезным. И тут Окуджава заявил: «Знаешь, кто он? Ваше благородие!».
Когда Окуджава писал песню про «госпожу удачу», ему важно было прояснить: кто же такой таможенник Верещагин, не главный, но центральный персонаж фильма, какова его соль и суть.
Ежов объяснил, что это настоящий русский человек — не за белых и не за красных. Поэтому и «ваше благородие». Это было настолько в точку, что песня получилась.
«Ежов тоже сам за себя. И никогда не делал того, за что ему могло быть стыдно. Он был лауреатом Ленинской премии, и его часто просили подписать какие-то подметные письма. Так вот он никогда ничего подобного не подписывал, никогда», — гордо говорит Наталия Всеволодовна.
В итоге она согласилась стать женой Ежова, потому что не могла отказать его напору, помноженному на авторитет Окуджавы.
В загсе им дали два месяца на раздумья вместо стандартного одного: слишком большая разница в возрасте — 23 года.
Спал до двух часов дня
Их свадьба состоялась 22 апреля 1976 года, в день рождения Ленина.
Самого Ежова, кстати, уговаривали не связывать поспешно свою жизнь с моделью с Кузнецкого моста. Судили, что наверняка нужен не он сам, а его слава и деньги.
«Так денег особо и не было. Кончаловский с Ежовым только что закончили «Сибириаду», аванс был весь проеден, гонорар не получен, — всплескивает руками моя собеседница. — Муж мне предложил писать. Дал почитать сценарий, как это выглядит. Это была экранизация революционной повести Марии Прилежаевой «Зеленая ветка мая». Он объяснил, что, даже если сценарист напишет совсем плохо, сценарий могут не принять, но аванс возвращать уже не надо. Главное, сдать рукопись. Я писала ее от руки, потом отдавала машинистке. Фильм не вышел».
— А как же Кузнецкий мост?
— С карьерой манекенщицы пришлось распрощаться. Ушла и с основного места работ. Ежов хотел, чтобы я была только с ним и занималась его делами.
— И вы согласились стать женой сценариста? Это, конечно, почетная обязанность, но все же… Надо же забыть о себе и полностью раствориться в муже!
— В глубине души я понимала, что он прав. Хотя молодость у нас была замечательная, ни дня дома не сидели. И вообще изумительная жизнь, если смотреть из дня сегодняшнего.
— Хотя бы кофе в постель, как предыдущий супруг, Валентин Иванович носил?
— Боже, какой кофе в постель?! Он же спал до двух дня. В 12 часов ночи только ставилась картошка вариться. Потом он всю ночь работал. У меня началась совершенно другая жизнь, не такая, как раньше. Абсолютно не богемная. Он терпеть не мог гостей и сам не любил ходить по гостям. Он заполнил мою жизнь собой и внушил мне, что мне это нравится. А еще убедил, что, если я от него уйду, он умрет, потому что у него слабое сердце.
…Еще до свадьбы пара временно поселилась в Доме творчества в Болшеве. Там проживали другие легенды советского кино. Днем играли в бильярд, вечерами смотрели фильмы из Госфильмофонда, предназначенные для закрытого показа.
Как-то в холле сломался телевизор. А в это время шел важный чемпионат по футболу. Починить аппарат было совершенно невозможно: мужчины гуманитарных профессий, даже гении, на это совершенно не способны. Ежов гордо позвал свою Наташу. Она сняла заднюю стенку и поменяла лампочки.
Под ошарашенными взглядами мэтров советского кино, которые и представить себе не могли, что красавица, которую отхватил Ежов, имеет диплом Авиационного института. Экран засветился и матч продолжился...
Он много рассказывал ей о себе. Все же между ними пролегло целое поколение — прошедших войну, как он, и родившихся в самом ее конце, как она.
«Они с Гришей Чухраем шли из ВГИКа, и тот говорит: давай снимем кино про простого солдата. А тогда это было не принято, военные фильмы должны быть величественными, пафосными. Но они хотели показать тех воевавших ребят, которыми когда-то были сами.
Сценарий «Баллады о солдате» писали у Ежова, в доме родителей его первой жены».
— Высокое начальство фильм не приняло?
— Они его совсем не поняли: какой-то мальчик, какая-то девочка, любовь… В кадре нет героических побед. И в конце говорят, что главный герой Алеша погиб. Фильм не должен был выйти. Когда благодаря Сергею Герасимову он оказался в Каннах, да еще и получил специальный приз жюри, это была победа. Сценарист и режиссер — оба стали лауреатами Ленинской премии. А потом был еще 101 приз самых престижных кинофестивалей. Больше наград, чем у «Баллады», ни у одного другого советского фильма нет.
Могло быть продолжение «Белого солнца»
— Какой из своих фильмов Ежов любил больше всего?
— Помимо «Баллады о солдате», наверное, «Дворянское гнездо». Недавно у меня спрашивали: правда ли, что Кончаловского с этим фильмом притесняли? Боже мой, конечно же, нет! Откуда такая информация только берется?! Сам Валентин Иванович мечтал снять сериал по русской классике. Чтобы каждая серия — одно произведение. И даже отослал заявку, но она так и пропала. Это было уже намного позже.
— А «Белое солнце пустыни»?
— Он несерьезно к нему относился. Они с Рустамом Ибрагимбековым считали, что дурковали, когда все это сочиняли. И, конечно, они не думали, что этот фильм станет культовым. Это просто стечение многих обстоятельств.
В 90-е Валентин Иванович с Рустамом задумали сделать продолжение. Нам даже выплатили аванс, часть которого, полученная Рустамом, благополучно сгорела в дефолт в каком-то коммерческом банке. Оставшиеся у Валентина Ивановича деньги поделили на двоих. Увы, с фильмом так ничего и не вышло… Хотя тогда это было возможно, потому что все еще были живы.
Вообще Валентин Иванович легко по жизни создавал сюжеты и так же легко их раздаривал. Брал буквально из воздуха — так, завязку фильма «Тридцать три» он придумал в Болгарии, когда пришел удалять зуб. Стоматолог долго пытался вытащить корень, наконец заявил, что у Валентина вырос тридцать третий зуб! Когда они втроем — Ежов, Данелия и Виктор Конецкий — писали сценарий, то дали клятву, что не будут выпивать, пока не закончат.
— Чтобы была мотивация написать быстро?
— Наблюдать за творческим процессом очень интересно. Я росла в семье, где никто никогда не выпивал, никто не ругался матом. Поэтому для жизни с Ежовым пришлось перестраиваться.
— Валентин Иванович ругался матом?
— Он на нем разговаривал, но это было очень органично. Фронтовая морская авиация, где он служил в войну, без этого не может. Он ненавязчиво учил меня жить его жизнью, подстраиваться под него. На самом деле я не сопротивлялась. Вот только режимы дня у нас были разными. Мне ночью хотелось спать, а ему работать и говорить.
— Эту дачу под Истрой как построили?
— С нуля. 40 лет назад, когда нам дали участок, все было в дефиците. Доски, цемент, трубы. Все пришлось доставать. Привезли 70 машин песка, чтобы засыпать болото. В те времена всем, в том числе и известным писателям, предлагали только непахотные земли, которые были непригодны для сельского хозяйства. Дача для него стала всем — он здесь писал, курил, ловил рыбу…
Он же рыбак был заядлый. Есть фотографии, как он снег убирает, как печку топит. А потом он принес желудь и сказал, что посадит дуб.
— Странно, ведь дуб не садовое дерево.
— Валентин Иванович так захотел. Он посадил его в корень березы, так как сам по себе на болотистой почве дуб бы не вырос. И получился «дубер», он сам придумал это название. Береза вырастила его и погибла. Дуб стал жить дальше один. Валентин Иванович безмерно им гордился.
— Как же так получилось с соседями, ради которых мы сюда и приехали? Они знают эту историю? Зачем им могло понадобиться поливать дуб какой-то гадостью?
— Вы знаете, для меня самой все это удивительно и непонятно. Еще при жизни Валентина Ивановича отношения с соседями были натянутыми. Он так и называл их шутя «истринскими отравителями», потому что они постоянно чем-то опрыскивали участок. Они не из творческой среды, купили эту дачу позже. Когда я приехала сюда в мае, я просто ужаснулась. Здесь все было выжжено, как будто бы какими-то химикатами. Вместо травы проплешины, сухие ветки, мемориальный дуб начал тоже засыхать; я еле его отлила водой, поставила поливалку, чтобы очистить почву. Я понимала, что произошло что-то страшное. Такое не может быть случайным, так как дуб слишком далеко находится от ограды. Мне было до слез больно, как будто бы не дерево обидели, а Валентина Ивановича. Он ведь уже не может ответить.
— Но как соседи это объясняют?
— Никак. Я ходила к председателю нашего СНТ, он с ними разговаривал, они отвечают, что обрабатывают свой участок, а как химикаты попадают ко мне — не знают.
— В полицию или к участковому обращались?
— Все без толку. Если честно, то я, конечно, не ждала, что приедут журналисты. Я просто пожаловалась ученикам мужа как самым близким ему и мне людям, а они уже обратились в газету.
...Осмотрев границу между участками, а также пострадавшие кусты, на которых еще остались следы химического происхождения, мы сразу пошли к соседям. Увы, тех не оказалось на месте, так что поговорить было не с кем.
Председатель СНТ Сергей, к которому мы заглянули следующим, пообещал разобраться в ситуации.
«Конечно, я понимаю, что это за дача и что за человек здесь жил. Я тоже беседовал с соседями. Они говорят, что ничего не делают с растениями на участке Наталии Всеволодовны, а только на своем собственном. Может, как-то все это через землю просачивается… Хотя дуб действительно слишком далеко от забора. Не знаю. Но постараюсь взять ситуацию под контроль. Конечно, неплохо было бы подключить и участкового», — добавил председатель на прощание.
Наталия Готовцева встретила нас с грустной улыбкой.
— Получается, что все-таки пожаловалась. Когда у людей все хорошо в жизни, то зачем им травить чьи-то зеленые насаждения? Если честно, то раньше можно было взывать к совести, а сейчас никто никого не слышит… Это очень обидно. Но такое сегодня время.
— Когда не стало Валентина Ивановича?
— Он умер 8 мая 2004 года. До последних дней преподавал во ВГИКе. Многие абитуриенты стремились попасть именно в его мастерскую. И когда мужа не стало, я вместе с его соавтором Рустамом Ибрагимбековым доучивала его последний набор. Для меня он стал первым.
Запустил ему сердце
— Я не верила, что Валя может уйти, — говорит вдова сценариста. — Хотя один раз он уже умирал на моих руках. У него был коллапс. Мы проезжали мимо гостиницы «Украина», ему стало плохо, он хватанул сразу несколько таблеток нитроглицерина, а так ни в коем случае нельзя, давление улетело в ноль. Я остановила машину, тогда еще можно было припарковаться где хочешь. Вытащила его на лавочку. Он захрипел, и… все. И вот ведь судьба! Мимо шел врач, который закатал рукава, не вытащив даже сигарету изо рта, запустил ему сердце. И после этого Валя прожил еще десять лет.
Ученики вспоминают, что сценарист любил повторять ломоносовское стихотворение про кузнечика: «Ты скачешь и поешь, свободен, беззаботен, что видишь, все твое; везде в своем дому, не просишь ни о чем, не должен никому».
— Валя никогда ни на кого не держал зла. Никогда не выяснял отношений. Он и ушел так же легко, как жил. За три дня. От инсульта. У нас уже были куплены билеты в Баку на кинофестиваль. И вдруг ему стало плохо, забрали в реанимацию. В этот момент привозят женщину. Утром приходим — кругом милиция. Эта женщина ночью умерла от гнойного менингита. Отделение тут же закрыли — инфекция. Я рвалась к нему. Но меня не пускали. На третий день — всё… Иногда мне кажется, что если бы я к нему пробралась, то, может быть, и смогла бы его вытащить. Мы прожили 28 лет, а как будто бы долгую-долгую жизнь…
Наталия Всеволодовна говорит, что не помнит, как существовала первые два года без Ежова. Они казались бесконечными. А потом время понеслось вскачь…
И вот уже целых двадцать лет прошло. На даче же все осталось по-прежнему.
У открытого окна на втором этаже до сих пор стоит кресло Ежова, висят полки с книгами, среди которых многочисленные издания «Белого солнца пустыни». Картины на стене, некоторые из них написала сама Наталия Всеволодовна.
И, конечно, все, что происходит сейчас с мемориальным дубом, отзывается в ней болью.
Уважаемые соседи Наталии Всеволодовны, мы не знаем, как вас зовут, и не застали вас на месте, но очень просим: если есть возможность наладить худой мир, то он наверняка лучше любой доброй ссоры. Вы ведь наверняка смотрели фильм «Белое солнце пустыни», в нем очень четко показано, что всеобщие вражда и ненависть ни к чему хорошему не приводят.
Жить надо дружно. Иначе «за державу обидно»…
