Попка-дурак? Или попка умная?
Отвлечемся от конкретного повода, расколовшего (в который раз) население (легко же оно раскалывается) на непримиримые (якобы) лагеря и группы жаждущих себя зарекомендовать — ретроградно или прогрессистски. Противоборствующие (напоказ) силы мало чем разнятся: популяризаторы голизны, поющие ей дифирамбы, и суровые ее охаиватели, блюстители нравственной непорочности, по сути, дуют в одну дуду, выступают заединщиками — вольно или невольно пропагандируют голые эскапады, но прежде всего — самопиарятся.
Хорошую почву, беспроигрышное поле брани выбрали конформисты и нонконформисты для незатихающего спора — запредельно превозносимую и столь же яростно поносимую «пятую точку».
В разные эпохи предметом восхищения (и воспевания в искусстве) становились различные части женских и мужских тулов: аккуратно причесанная головка богини, могучий торс античного воина, стройные ножки первой леди, идеальная талия кинодивы, плоский живот порнозвезды… Ныне внимание (случайно ли?) сконцентрировалось вокруг телесного участка, ориентировочно расположенного и неизменно обнаруживаемого заинтересованными лицами непосредственно ниже спины. Какую светскую вечеринку ни почти присутствием, о какой презентации ни прочитай взволнованный репортаж, какое шоу ни понаблюдай (театральное, ледовое, политическое, случались даже удачные юмористические, например «Голые и смешные», государственный строй в связи с наличием этой программы в вещательной сетке не рухнул и не пошатнулся), какой блокбастер ни отсмотри — взгляды и объективы кино- и телекамер прикованы к соблазнительно сочным выпуклостям, образно соотнесенным народом со спелыми ягодами. Культуристы, хоккеисты, футболисты, синхронные пловчихи и прочие профессиональные боди-строители и строительницы в трусиках и бикини, не говоря уж о головастиках-ученых, посрамлены и не смеют посягать на популярность истинных столпов поклонения — тех, кто невзначай или с умыслом обнажает тыльные свои прелести. Время такое, потворствующее противовесу мозгов и спортивной осанке: задничное торжествует, выпирает, стремится на первый план, занимает лидирующее место на пьедесталах. Стыдливый камуфляж, застенчивое сокрытие задворков обтягивающими трико и лосинами (и лососинами, как выразился один известный писатель) не в тренде. В тренде — до умилительности претенциозная показуха лучшего, чем наделен индивид, чем он законно козыряет и гордится. «Мадам сижу» — идол, символ, тавро наставшей эры задничности, оттиснутое на лицевой стороне медалей триумфаторов.
Восхождение филея к апофеозу всепоклонения (и ханжеского отрицания, ханжеского, потому что никуда сия лакомая для гурманов часть телес не вычтется и не денется, сколько ее ни дезавуируй) происходило вот уж нетернисто, ибо в кодексе строителя капитализма с социалистическим лицом до сих пор не выработаны элементарные градации и четкие критерии допустимой и недопустимой публичности неглиже. Если смазливенькая спортсменка закидывает ногу на ногу круче Шарон Стоун (и об этом взахлеб сообщают корреспонденты), если впечатляюще зрелая балерина растягивает шпагат на горячем песке и предается репетиционным лобзаниям с раздевающим ее партнером (о чем тотчас закипают громкие досужие дебаты), а фотогеничный форвард с тинейджерской челочкой мастурбирует на бис, можно ли расценивать эти запечатленные на века и размноженные Сетью на радость фанатам фаустовски прекрасные моменты прологом, эпилогом, прицепом, эпиграфом «голой вечеринки» или правильнее судить о них по высоко моральной шкале?
Что такое нравственность?
Повелось (плоха или хороша традиция, рассусоливать бессмысленно, речь о неколебимости): актрисы крутят романы (да что миндальничать и говорить околичностями — прямо-таки буквально спят с режиссерами, продюсерами и прочими деятелями шоу-индустрии, за примером далеко ходить не нужно, путь на сцену О.Л.Книппер хорошо известен), но видеть ли в этом только грязь и низость? Ведь красотки — вдохновительницы и музы создателей нетленки и участницы формирования волшебства, вот создатели и платят благодарностью, занимают прекрасных фей в центральных ролях. А вы хотите, чтоб не платили, были неблагодарными? Нравственно ли это — не платить? Неблагодарны режиссеры и продюсеры по отношению к женам (если те не актрисы и лишь по касательной соприкасаются с высоким искусством). Аналогичную двойственность вердиктов наблюдаем в стычках вокруг харассмента — примера амплитудного раскачивания между минусовым и плюсовым порывами и циничным использованием творческого стимула в низменных целях — низведения устремленности к духовному воспарению до уровня бытовщины, дрязг, склок, к голому сексу. Но... Пленка истлеет, театральные декорации пожухнут, телеса чаровниц увянут, а до того одарят зрителя волшебством преображения земного — в надплотскую чистоту, в заоблачность.
Гренада Илона Маска
На кой сдался Илон Маск — препарируемый с точки зрения интима, вне бесспорно выдающихся профессиональных качеств покорителя космических пространств? Чем так уж отличается от прочих двуногих в момент альковных утех? Почему невыносимо подробно сканируем эту колоритную фигуру не в галактическом антураже, а наблюдая через замочную скважину, заведомо сужающую масштаб восприятия даже фигур парадоксальной величины?
Привлекательная молодая особа, ведущая смелой телепередачи, являющая собственным экстерьером вызов запретительным желаниям, негодовала: Маск участвует в оргиях! Глядя на праведно возмущавшуюся обличительницу, едва верилось: изъян биографии не старого еще самца глубоко ей противен. Неужто докладчицу впрямь ввергали в гнев похождения живущего всеми фибрами неординарного богача? Подозрение в неискренности усугублялось мыслью: разве нет иных тем для обсуждения, накипевших проблем, более значимых, чем заморская развратность? Или невдомек соблазнительно преподносящей себя сексапилке (и ее начальству): косвенно (под флером и флагом отрицания бурной нестандартности) происходит легализация тлетворных поветрий, запретный фрукт слаще, если вкушать с торца?
Зашоренная штампами и стереотипами психология не меняется — нам важнее посторонние, далекие хлопоты: «Он дом свой покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». Где Гренада, где Маск и где мы? Зато наши собственные смурные миллионеры понуростью своей внушают: деньги не синоним яркости натуры, не эквивалент изобретательности.
Некоторые любят погорячее
Событие и злословие о нем — урожаи разных делянок, плоды неравнозначных семян и плевел.
Дремучая задничная логика царит в подавляющем большинстве мнимо авторитетных резолюций (в том числе о литературе, музыке, живописи, архитектуре). Поносителей больно ранит малейший волюнтаризм и терзает собственная ничтожность (ясно осознаваемая ими, как бы глупы ни были), потому строят козни тем, кто успешливее, креативнее, а карьеру возводят на затаптывании больших и малых хеппенингов. Задничные аналитики, теоретики, оракулы избирают задничный ракурс взгляда на любую недоступную их разумению несанкционированность. Не умеющие ничего изобрести (даже эскиза неразвратной одежды, эпигоны всегда пользуются готовым, расхожим, кем-то задолго до них придуманным) переливальщики из пустого в порожнее смахивают на беззубых старух, рядком сидящих на лавочке и трафаретно судачащих. Если избранная жертва (имярек) и спутница его (книга, пьеса, картина, экзальтированная выходка) уродливы, возможно снисхождение. Если наличествует признак неординарности — не жди пощады: (власть пьянит) ославят — дабы заявить прежде всего о себе, ощутить себя на равных с антиподными возмутителями спокойствия. Задобри крякв, угости семечками, будут лузгать и помалкивать. Но согласившись на компромисс, запутаешься в бесконечных объяснениях, извинениях, прислуживании, обречешь себя рабству: кликуши, если и понизят градус неистовства, в качестве компенсации потребуют шампанского и пирожных. Продажные ненасытны — в набивании собственных зобов, в затравливании непохожих: Михаила Булгакова погубил не только Сталин, погубили обделенные одаренностью упыри, затравили, а грех приписали тирану. Они всегда сваливают на других. Задничная, крепкая задним умом позиция (или поза), остаться бы ей в прошлом, где сжигали летающих на помеле ведьмочек и мордовали маркиза де Сада, он, после опытов над людьми в концлагерях, предстает ангелом.
Анахореты, не приемлющие фривольность как причину, следствие и наглядное воплощение первородного греха, рядят наотмашь, нудистов они бы заключили в кандалы: согласно средневековому кодексу перевоспитать нарушителей удастся исключительно тюремной баландой — таков строгий надзирательский инстинкт, охранительный генетически неконтролируемый рефлекс и рефрен.
Апропо не забудем: кривлянья органичны для скоморохов (и для политиков, прибавим в скобках, но у политиков есть административный ресурс разрешенной переменчивости: от душевного стриптиза до монашеской застегнутости на все пуговицы, эстрадные попрыгунчики лишены такой индульгенции, вот и ищут защиту властных покровителей, крайне непоследовательных в своих симпатиях и антипатиях). Отменилась разрешенная (и даже поощряемая) вседозволенность, и непутевые устроители вакханалий оказались в опале.
Нелепо требовать от развлекателей-комедиантов (они всего лишь люди, говаривал Воланд) слишком многого: функция и призвание лицедеев-эксцентриков — отвлекать от забот и бед, менять амплуа, быть непостоянными на сцене и в быту. Они такие, какие есть: провокационные на грани оскорбительности, недалекие или прикидывающиеся недалекими, загребающие миллионы (но ведь не вымогающие, а загадочным образом почему-то и за что-то их удостоенные), безвкусно наряжающиеся и столь же мерзостно, пошло раздевающиеся, эпатирующие мнимыми и подлинными свадьбами и расставаниями (редко кто удержится от почитывания бульварных статеек о Бреде Питте и Анжелине Джоли, Майкле Джексоне и Элвисе Пресли). Лицедеям (в том числе притворам от политики и религии) не дано (как и каждому из нас) сделаться собственной противоположностью ни при обласкивании, ни при окрике. Усатый тиран, тонко понимавший суть человеческой природы, склонной воспарять и низвергаться в преисподнюю, усмехался, когда ему доносили о непотребствах развратничающей и пьющей (вообще-то ходившей по струнке под недреманным оком вождя) литературной братии: «Других писателей у меня нет».
Увы, изрек он это после того, как расстрелял Бабеля и Пильняка, растоптал Ахматову и Зощенко.
