По мнению уважаемого философа, это демонстрирует уничижительное отношение предстоятеля Церкви к старости и даже ценности семьи. Также господин Ципко полагает, что он сам живет девятый десяток не потому, что «цепляется за жизнь из страха» смерти, а потому что «видит мир таким, как видел его в молодости». Каждый имеет право на свой секрет долголетия, и странно было бы это право отрицать. Но Церковь определяет свое отношение к миру, руководствуясь не мнением долгожителей, а своей многовековой традицией.
Уважаемый философ представляет даже альтернативное патриаршему толкование чуда воскрешения Лазаря. «Только благодаря спасению Лазаря от смерти Бог может показать свое всесилие», а иначе бы, по мнению А.С.Ципко, можно было его не воскрешать. Но тут упущена одна важная деталь: Лазарь все равно, прожив сколько ему было определено, умер. Поэтому подлинное всесилие Божие нельзя сводить к продлению земной жизни на несколько десятилетий. Господь показал, что он властен воскрешать мертвых, но мертвых воскрешали пророки и святые и до, и после Христа. Пророк Илья воскресил сына сарептской вдовы, однако предал смерти 450 жрецов Вааловых, которые совращали народ израильский в язычество. Множество святых именем Христовым также воскрешали людей. Но никто из них не властен над вечной жизнью, которая только в руках Творца и доказывает Его подлинное величие.
Но в рассматриваемой статье делается неожиданный вывод, что, оказывается, христианство «делало акцент не на чуде бессмертия», а на «желании открыть в душе божественное». Очень специфическое представление о христианстве, не находящее никаких подтверждений в учении Церкви. Ведь «раскрыть в душе божественное» могли прекрасно и язычники, для этого, кстати, даже персонализированное представление о Боге не является необходимым. Человеческая культура вообще не знает атеистических цивилизаций. Христианство же принесло в мир как раз убежденность в том, что Христос своим воскресением победил смерть, принесло обетование, что все будут жить вечно, если соединятся в любви и таинствах с Воскресшим Богом. Это было драйвером всей христианской цивилизации на протяжении тысячелетий. А вовсе не то, что нам «нужны бабушки и дедушки, которые будут воспитывать внуков и которые будут сохранять семью». При всем уважении и любви к старшему поколению, на этом тезисе новую цивилизацию не построишь.
«Как бы ни заблуждались люди в отношении того, что человеческая душа существует и что она бессмертна, факт ее существования, как и факт бессмертия, подтверждается не только словом Божиим, но и культурой человеческой, мировой культурой», — патриарх говорит в своей проповеди как раз о том, что идея бессмертия стала той животворящей силой, которой питалась вся мировая культура. И, как представляется, она основана на каком-то прирожденном представлении человека о том, что смерть является не нормой человеческого бытия, а его искажением. И род человеческий ищет и не находит, как это искажение исправить. Но исправляет его только воплотившийся Бог.
«Самое главное, на мой взгляд, в христианстве состоит в том, что оно обращено к живому человеку, реальному человеку и учит его уйти от зла, учит его совершать добро, учит его стать достойным в его собственных глазах. И в этом христианство видит приближение этого человека к Богу». Это звучит очень здраво, но, увы, сути христианства не передает, а значит, и не объясняет, почему оно преобразило мир. Зевс, Афина, Перун, макаронный монстр (из пантеона пастафарианской церкви) — все они хотели бы помочь «реальному человеку уйти от зла и стать достойным» и даже приблизиться к ним. Только вот ни одно из учений не заявляло, что «Сын Божий стал сыном человеческим для того, чтобы человек сделался сыном Божиим» (св. Ириней Лионский). Что означает как минимум вечную жизнь. Мы, конечно, ее не навязываем Александру Сергеевичу. Это вопрос веры, а не философских построений.
Позволю себе напомнить, что земная смерть в христианском учении является не абсолютным злом, как это пытается представить Александр Сергеевич, а злом, которое в эсхатологической перспективе побеждено искупительным подвигом Христа. «Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы», — говорит Спаситель в полемике с саддукеями, которые не верили в воскресение мертвых. Иногда кажется, что и автор рассматриваемой статьи не убежден в том, что вечная жизнь вообще существует. «Что мы знаем о Божьем, которое якобы придет к человеку после смерти?» — восклицает он. Апостол Павел пишет о своем восхищении в рай: «И знаю о таком человеке, …что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать». Конечно, для светской философии этого недостаточно, чтобы убедиться в ценности бессмертия, но вера не сводится к рациональному толкованию библейских текстов. В конце концов этим можно заниматься и на кафедре научного атеизма. Вера — это переживание опыта прикосновения к божественному, и такой опыт есть у каждого верующего человека.
Экзегеза А.С.Ципко, увы, заканчивается обвинениями в адрес Русской Церкви: «Прозвучавшее в проповеди Кирилла какое-то пренебрежение к человеку как дитю Божьему идет от настроений посткоммунистической России... Иерархи современной православной церкви не понимают того, что без уважения к духовной ценности, к абсолютной божественной сути человека нельзя прийти и к Богу». Русская Церковь, наоборот, пытается преодолеть то пренебрежение к ценности человеческой жизни, которое сложилось в коммунистическое время и которое является очень прогрессивным в «демократическом мире», — речь идет о праве женщины на аборт, то есть прекращении новой жизни. Жизни того, кто мог бы стать человеком, объектом родительской любви и любящим родителем. В этом случае у большинства тех, кто обвиняет Церковь в неуважении к человеку, никакого желания защитить жизнь не возникает. Не замечают они и того, какое внимание уделяет Церковь всем тем, кому требуется помощь: бездомным, беременным женщинам, инвалидам. А ведь это актуализация той ценности каждой жизни, в пренебрежении к которой патриарха обвиняют.
Что касается «абсолютной божественной сути человека», то тут остается привести цитату Воланда из булгаковского романа «Мастер и Маргарита», которая гласит: «человек смертен, но это было бы еще полбеды, плохо то, что иногда он внезапно смертен, вот в чем фокус». «Абсолют» и смертность сочетаются очень плохо, если сочетаются вообще.
Философ А.С.Ципко заканчивает свои рассуждения тем, что все это «неправильное русское христианство» объясняет не только «трагедию России», но и «русские бунты, страшные и бессмысленные». Конечно, наша интеллигенция всегда была склонна к критическому восприятию русской действительности, и это ее выгодно отличает от интеллигенции западноевропейской, которая нередко предпочитает заявлять о национальной исключительности. Но полноценного сравнения русских и нерусских бунтов, сопоставления степени их бессмысленности и беспощадности, насколько мне известно, не проводилось. В одном мы только можем быть уверены: судьба любого народа трагична и бессмысленна, если он меняет вечность на временные блага, ставит земное выше небесного. Ведь у всего должно быть свое место.
