Изолятор. «Будешь вторым Чикатило»
- Александр, началось все с экспедиции. Расскажите, куда и зачем вы отправились?
- В Сибирь. Вообще наш Институт проводит исследования по всему миру, но больше всего, разумеется, по России. Сибирские водохранилища являются приоритетным направлением в изучении воздействия гидроэлектростанций на биологические объекты. Считается, что поскольку они вырабатывают много электроэнергии, то и ущерб от них миру животных большой. Так ли это – предстояло нам подтвердить или опровергнуть (все это, замечу, по поручению РАН). А для этого мы должны были исследовать водоемы.
Первыми у нас в списке были Иркутское и Братское водохранилища. У них водозабор находится на большой глубине, порядка 40 метров. Там и биомассы большие, и биоразнообразие выше намного. Вот, собственно, поэтому мы туда и поехали.
- Помните, как уезжали? Как вас близкие провожали? Может, предчувствие какое-то было...
- Все как обычно, потому как я человек «экспедиционный», большую часть времени проводил в экспедициях, и семейство (жена и трое дочерей) уже привыкло к этому.
Командировка предстояла с 6 по 16 февраля. Из Борока до «Домодедово» нас довез институтский автобус. В аэропорту мы до вечера ждали вылета (почти все рейсы в Сибирь поздние). Предполагаю, что в этот момент я и попал в эти камеры слежения. Искусственный интеллект обнаружил 55-процентное сходство моей фотографии с фотороботом преступника, составленным 20 лет назад. Но тогда я спокойно улетел в Братск. Отработали там с нашей группой, переехали на поезде в Красноярск, отработали там и возвращались в Москву на самолете. Прилетели опять же в «Домодедово». Автобус ждал около аэропорта, чтобы забрать нас и оборудование (порядка 100 килограмм - палатка, печки, приборы). И тут случилось то, что случилось...
- Расскажите про само задержание.
- Самолет сел около 11 часов. Загорелось табло, мы отстегнули ремни. Я, как начальник экспедиции, позвонил водителю автобуса, сказал, что скоро выйдем. Но произошла какая-то заминка. Зам.директора Института Юрий Герасимов (он был с нами в экспедиции) говорит: «Смотри, машина с мигалками подъехала». А потом на борт поднялись то ли двое, то ли трое человек. Подходят ко мне: «Вы Цветков Александр Игоревич?» Я говорю: «Да». «Вы находитесь во всероссийском розыске». Надевают наручники и выводят.
- Что вы чувствовали в этот момент?
- Даже не знаю... Мы все были, мягко говоря, в легком недоумении от этой ситуации. Я к тому времени еще и плохо соображал: был сильно уставший после 10 дней экспедиции (все время на природе, в физических нагрузках).
- Что было дальше?
- Привезли в здание аэропорта, в отдел полиции. Там дали прочитать вот этот вот... я не знаю, как он правильно называется... протокол - не протокол. Я спросил: в чем я виноват? Они говорят: «Мы тебе сказать не можем. Когда приедут товарищи из Следственного комитета, тогда и узнаешь». Взяли с меня отпечатки пальцев, слюну на ДНК.
Я один рюкзак с оборудованием (эхолоты, зонды многопараметрические — все это стоимостью более 10 миллионов на мне числилось, как на начальнике экспедиции) и второй с личными вещами отдал Герасимову. Остался только с телефоном и паспортом.
Приехали правоохранители, объяснять они тоже ничего не стали, мы, говорят, сейчас проедем в здание УВД, там будем разбираться. А уже в машине сказали: «Тебя подозревают в убийстве пожилых людей. Тебе надо вспоминать, где ты находился в августе 2002 года». Я ответил: «Все лето 2002 в экспедициях был. Подтвердить это легко, обратившись в институт». Но их это не убедило. Часа полтора мы ехали, а они твердили: «Признавайся! Тебя опознали свидетели и потерпевшие. На тебя уже генетический материал есть. Неопровержимые доказательства». И все время мне под нос совали фото моего «подельника»: «Ты его знаешь? Его фамилия Алешин». Я повторял: нет, я такого не знаю, не слышал даже имени.
В Северо-Восточном УВД, куда доставили, стали допрашивать. И при этом демонстрировали дурацкие следственные привычки.
— Это что, например?
- Например, пистолетом у моего лица открывали бутылку кока-колы. Производит впечатление. Обсуждали между собой какие-то случаи, что вот один тоже не признавался, и было ему совсем плохо. Я так понимаю, это была демонстрация силы, запугивание. После УВД повезли в СК. И там следователь прямо сказал, что сделает из меня второго Чикатило.
- К тому моменту правоохранители точно знали, что вы работаете в Институте с 1996 года беспрерывно, и тем не менее настаивали на вашей причастности к жестоким убийствам в 2002 году? Как это у них в голове сложилось?
- Очень хорошо у них сложилось: ученый - маньяк, ведущий двойную жизнь. Между экспедициями он бомжует в Москве в районе трех вокзалов и убивает людей. Когда узнали, что я не только гидролог, но и биолог, то сказали: «Вот, это еще одно доказательство! Навыки расчленять у тебя есть. Ты сначала лягушек препарировал, а потом людей».
В общем они уперлись и все.
- В первый же день задержания была очная ставка с вашим «подельником» Алешиным. Где и как она прошла?
- Очная ставка была в ИВС. Перед ней полицейские почему-то резко стали добрые. Позволили заехать в аптеку, купить лекарства (я - сердечник, а все таблетки остались в рюкзаке). Предложили бутербродов (но я не ел, только воду пил).
И вот очная ставка. Завели меня в помещение. Там мужчина в клетке сидит. Это, как я понял, господин Алешин. Он взглянул на меня и сразу «опознал» как Сашу-Чуваша. Сказал: «Вместе будем зону топтать». И в красках стал описывать кровавые преступления, которые якобы я совершал.
- И как?
- Ох… В одном случае якобы голову отрезал и заснул в печку, чтобы скрыть следы преступления. Еще я, оказывается, прыгал на трупе. Сам Алешин признался тогда только в одном убийстве (бабушку задушил), а все остальные, по его словам, были мои.
- А вы как отреагировали?
- Я сказал, у него больная фантазия. Кстати, думаю, он действительно не совсем психически здоров. Уже потом, когда я ознакомился с материалами дела, узнал: его задерживали в 2002 году по обвинению в этих преступлениях, возили по местам убийств, но он ничего не мог вспомнить, и его отпустили.
- А через 20 лет вспомнил?
- Получалось, что да. Причем в малейших подробностях.
Замечу, что он же в итоге за решетку еще тогда попал, но за другое. У него много всяких эпизодов — грабежи, хулиганство, воровство. Отсидел лет 17. Вышел на свободу. И его в ноябре 2022 года снова задержали по обвинению в убийствах 2002 года. Он сознался и заключил досудебное соглашение. Как я потом узнал, человеку, который заключил досудебное соглашение, без разницы, на кого показывать пальцем.
- Уточню про фоторобот. Это он его рисовал?
- Это было совместное творчество одного из потерпевших и человека, который общался с Алешиным и Сашей-Чувашом летом 2002 года на площади трех вокзалов (они все вместе жили в железнодорожных вагонах). И вот этот фоторобот передали Искусственному Интеллекту.
Следовали мне сказали, мол, я не первый, кого задерживают по наводке ИИ. До меня человек 6–8 тоже подходили, но я больше всего. А фоторобот этот я лично так ни разу и не увидел.
- Что было после очной ставки?
- Следователь сказал, что на мне будет минимум 16 убийств, которые числятся у них нераскрытыми.
- Выходит, вам хотели вменить даже не 4 убийства, а 16?
- Да! 4 трупа — это «цветочки». До часа ночи они меня всячески пытались склонять к признаниям. Говорили: «Твоей семье будет очень плохо. Жители посёлка Борок обязательно узнают про твои эти 16 трупов. Ни жене, не дочерям житья не будет. Дочки твои никуда не поступят, будут ходить и постоянно оглядываться, потому что на них все будут показывать пальцем».
- А что обещали, если сознаетесь?
- Что «моими» будут только четыре трупа, никакой огласки в средствах массовой информации, с семьей будет все нормально. Обещали, что никаких насильственных действий в камере со мной не произойдет, в СИЗО буду кататься, как сыр в масле. А потом и по срокам давности отпустят. Вот.
- А вы у них не спрашивали, что они будут делать с вашим алиби?
- Я думаю, что никто из них не ожидал (я даже сам, в принципе), что есть железобетонные доказательства того, где я находился в моменты убийств. Мне кажется, что ни один обычный человек не сможет сразу вспомнить в деталях то, что было 20 лет назад. Естественно, и я не был уверен на 100 % про конкретные дни. Но я им говорил, что с большой вероятностью был в экспедиции, потому что это лето, да и август - разгар полевого сезона. Но, похоже, что их в принципе не волновало мое возможное алиби. Я так понимаю, что предполагалось универсальное досудебное соглашение, потому что, ну, что взять с этого господина Алёшина, он рецидивист и т. д. Ему никто не поверит на суде. А вот если бы я сказал — это другое дело. Сказать я должен был, что да, был с Алешиным, но убивал не я, а он. Вроде как я был просто свидетелем или соучастником.
- И как вы отреагировали на такую перспективу?
- Я ответил: «Нет-нет-нет!». И на это мне: «Ну, раз нет, давай-ка в камеру топай».
В камере ИВС меня встретили двое. Теперь уже я понимаю, что это были специально обученные люди. Их задача — из человека выбить нужные показания. Здоровенные, в наколках. Угрожали, прессовали. «Давай признавайся, а то глаз вырвем. Мы тебя в покое не оставим, будешь ходить весь...» Ничего хорошего в общем не обещали. Предлагали сделать насильственные действия надо мной.
- Прямо как в кино... И вы согласились написать явку с повинной?
- Сказать, что это была явка с повинной, нельзя. Это было заявление, написанное под их диктовку. Они попросили у конвойных листочек. И ручку мне дали.
- Что вы там написали в заявлении?
- Что готов дать признательные показания. Через несколько минут после того, как заявление было написано, пришел следователь, меня к нему вывели. И по новой началось. Я сказал, что не виновен, но что в камеру не вернусь к тем двум. Он на это отвечал, что надо признаться и все будет хорошо, «досудебку» заключим и домой пойду.
У меня такое чувство было… Судя по всему, как раз тогда микроинфаркт и случился. Я тогда поверил, что выхода у меня нет.
- И про срок давности, который якобы истек, поверили?
- Да. Мне казалось, что не могут сотрудники обманывать (сестра у меня работала следователем, и я был уверен, что там порядочные люди).
А потом пришла другая следователь, женщина, с адвокатом по назначению. Кстати, была нарушена процедура защиты. Адвокат же должен был переговорить со мной до допроса, разъяснить мои права и т.д. Этого не произошло. Я им сказал все то, что слышал от Алешина. Когда это зафиксировали, я адвокату говорю – а ведь я всего этого не делал. Она спрашивает: «Так зачем Вы тогда признались?» Я ответил: «Ваши товарищи настаивали, что выбора у меня нет».
Комментарий супруги Марины:
- Когда я услышала, что в деле появились какие-то признательные показания, я не поверила ни на долю секунды. Но мне стало страшно: что можно было сделать с человеком за короткое время, чтобы он признался в серийных убийствах, которые не совершал?! До какого состояния они его довели?
В общем, я отказался от признаний. Тут Бондарев появился и сказал: «Зря ты это сделал. Тебе же будет только хуже». Ну дальше был суд. Прокурор настаивал на мере пресечения в виде заключения под стражу. Судья меня арестовала. Хотя уже на этом первом суде было понятно, что приметы убийцы со мной ну никак не совпадают. Это было в субботу, 18 февраля, в день рождения средней дочери, когда я давно уже должен был быть дома.
Комментарий супруги Марины:
В выходные наш адвокат и сестра Анна (она же бывший следователь) прочитали материалы. И заметили, что господин Алешин описывал подельника так: черные волосы, карие глаза, рост 185 сантиметров, татуировки на пальцах. Не совпадало ничего, но особенно поражали татуировки. У Александра их никогда не было. И в понедельник рано утром адвокат обратился к следователю по этому поводу. А она говорит, а Алешин якобы уже дал показания про то, что напутал про татуировки. Но когда он успел? В выходные? И как он об этом сообщил следователю?
СИЗО. Одна таблетка от всех болезней.
- Следующий этап - СИЗО?
- Да. Ехал я туда долго. Из ИВС вывезли часа в два дня. Везли-везли, везли—везли... Привезли к вечеру, но еще в автозаке сидел несколько часов. Там огромная очередь из машин, которые стоят перед воротами, а заключенные дожидаются своей «участи». Но как я потом убедился, это обычное дело (то, что все так долго). В итоге в сам СИЗО попал где-то в час ночи. На приемке в изоляторе осмотрели вещи, догола раздели.
- Раздели за ширмой, надеюсь? Нам, правозащитникам, обещали во ФСИН обязательно ее использовать, чтобы люди не чувствовали себя неловко.
- Нет, никакой ширмы не было. Неловкость, конечно, ощущал. Я ж не животное какое-нибудь, а человек вполне цивилизованный. Когда я потом общался в СИЗО с заключенными, то узнал от них, что это многих унижает, и что мусульмане к этому особенно болезненно относятся (даже бунты по корпусам были).
- Как в камере вас встретили?
- Все спали. Но вообще как заведено - есть специально назначенный самими заключенными человек, который отвечает за встречу новых людей. Вот он меня встретил замечательно. Другие проснулись. Меня напоили чаем, угостили печенками. Спросили: «Чего у тебя?» Я кратко им рассказал, что случилось. Они только повздыхали. И сказали: «Ты, дяденька, старенький уже, иди вон, выбирай койку, отдыхай».
Камера большая, на 14 человек рассчитана, а там было, наверное, человек 10. Так что можно было выбрать койки. Я выбрал самую дальнюю. Утром проснулся под радио - звучали гимн и песни советских композиторов. А дальше - заправил кровать, умылся, зубы почистил. Все по распорядку, который пришлось изучить.
СИЗО №7 — режимное. Но в течение дня можно на кровать прилечь, не расстилая ее. Слышал, что есть такие СИЗО, где нельзя даже этого...
-Мы про такие СИЗО рассказывали, и вроде бы после этого пыточная практика прекратилась. Как вы вживались в роль заключенного?
-То, что я заключенный, я понял уже на следующий день после задержания. В СИЗО ворота широченные, а чтобы выйти оттуда, надо просочиться сквозь игольное ушко. Такая вот поговорка ходит среди «местного населения».
Как провел первый день в СИЗО? Перезнакомились, конечно же, со всеми. Там люди были разные, в принципе все нормальные, адекватные. Многие вполне интеллигентные. Помню, удивил дяденька, который, по его словам, попал за решетку только за то, что был свидетелем Иеговы (Верховный суд РФ признал организацию экстремистской и запретил — прим.автора). Было много людей по 205-й статье УК «терроризм». Это те, которые переводят деньги куда-то на финансирование. Но они ничего не рассказывали - по-русски не говорили. Это оказались локайцы (впервые узнал, что есть такая этнографическая группа узбеков).
Я, конечно, мало общался с такими людьми, которые живут по понятиям (все-таки рецидивистов содержат отдельно). Но на «сборках» и автозаках все пересекаются. Там и второходы, и третьеходы, и многоходы, и вездеходы (смеется)..., и все ведут какие-то беседы с тобой, наставляют. А ты уже волен - прислушиваться или нет.
Я узнал, что среди заключенных существует понятие - «людское». Это про то, что вне зависимости от обстоятельств, которые с тобой приключаются, ты всегда должен быть человеком. Не опускаться, не быть эгоистом, единоличником.
— Делиться передачками, посылками, или про что-то другое?
- Ну, и это тоже. Меня по поводу передачек это ничуть не удивило. Родители всегда воспитывали так, что есть что-то у тебя вкусняшка какая-нибудь, возьми и поделись со своими же друзьями. Я для себя другого не мыслю.
- Вам оказывали медпомощь?
- Медосмотр был сразу при поступлении. Сделали ЭКГ. Фельдшер заволновался и пригласил кардиолога. Сказали мне, что очень не понравились результаты ЭКГ. Вплоть до того, что надо делать экспресс-анализ крови на инфаркт. Но ничего в итоге не сделали и все сошло на «нет». Я к этому фельдшеру потом не один раз обращался - мучила постоянная ноющая тянущая боль в области сердца. А он говорил: «Все нормально. Вот, пей, что я тебе прописал». И пытался накормить таблетками от повышенного давления. Я их не принимал. А вообще самое ходовое лекарство у медиков этого СИЗО - таблетки от кашля «Мукалтин». Их почему-то назначали вообще от всех болезней - и от болей сердца, и от проблем желудка, и от любых инфекций. Ну и в целом отношение к больным… Как мне потом сказали уже в другом СИЗО «Матросской тишине»: «Лечиться надо было на свободе».
Я провел в СИЗО № 7 два месяца, хотя мне говорили, что в этом изоляторе держат до 2 недель, потом переводят по месту рассмотрения дела. Думаю, следствие не знало, что делать дальше со мной.
- Что вы чувствовали? Была какая-то безнадега или, наоборот, вы верили, что сейчас разберутся и отпустят?
- Надежда была всегда. Дожидаясь очередного суда по продлению меры пресечения, я верил, что судья разберется. В камере я прочитал постановление Верховного суда, что несмотря на то, что суд не по существу, а мере пресечения, судья обязан выяснить все обстоятельства. Увы, в моем случае этого не произошло.
СИЗО № 4. Драки и «шмон»
- Следующая точка — СИЗО № 4. Какое оно на вас произвело впечатление?
- Там очень жестко на столько, что ужесточать уже некуда. «Шмоны» каждый день.
- Уж простите, удивительно слышать от ученого слово «шмон».
- Мне самому это удивительно, поверьте. Я бы предпочел не обогащать свой словарный запас такими словами и вообще не иметь тюремного опыта. Но сложилось, как сложилось!
Возвращаясь к СИЗО № 4. Поразило, что там среди заключенных много бывших сотрудников правоохранительных органов. И у них случались стычки с обычными арестантами, с которыми они пересекались во время выводов на прогулку или в медчасть. Хорошо было слышно, как ведут по коридору их, и они дерутся. Меня это очень удивляло.
- Хорошая камера вам досталась?
- Небольшая, где-то, наверное, около 25 квадратных метров. И там 10 коек, а количество заключенных доходило до 17 человек. А как спали? Ну, как... Ночью спят одни, днем спят другие. Опять же, потому как человек я возрастной, да и много товарищей было из южных республик (они к старшему поколению очень трепетно относятся, старость уважают), то мне уступали. Мне чаще других удавалось спать ночью. Фактически я был некоторое время даже самым пожилым в камере. Учил сокамерников гигиене, читал им разные лекции.
- Вам поступали угрозы?
- Оперативники СИЗО почему-то очень настаивали, чтобы я прошел полиграф. Видимо, их следствие просило об этом. Мне адвокат разъяснил, что делать этого не не нужно, и я его послушал. Если бы мне в первый день предложили пройти полиграф, может это и имело бы смысл. Я после трех месяцев ареста и двух очных ставок уже знал детали дела. Ну и главное - следствию я больше не верил, к сожалению.
Пока сидел в СИЗО №4, приезжали разные люди из следственной группы. Спрашивали, не проснулась ли у меня совесть, не хочу ли я сознаться во всем. Я говорю: «Вы это серьезно все?» Тогда я уже знал, что в Институте сохранились все документы, подтверждающие мое алиби. И что коллеги, с которыми я был в экспедициях, дали показания.
Комментарии супруги Марины:
21 февраля, то есть на третий день после ареста Александра, мы с директором Института приехали и привезли подлинные документы - приказы о командировке на две экспедиции (на начало августа и на середину августа 2002 года). Мы предоставили там список тех, кто был в экспедиции, дали их контакты. То есть они уже с 21 февраля 2023 года знали, что документы сохранены. И это их не остановило. А допросить свидетелей они решили только спустя несколько месяцев! Потом Сашины коллеги удивлялись: «Почему нам, профессорам, докторам наук, следствие не верит, а в показаниях уголовника Алешина не сомневается?». В Институт следователи приехали в мае только. И вели себя так, будто все ученые заняты тем, чтобы создать ложное алиби Цветкову.
Под конец моего пребывания в СИЗО 4 привезли человека с обвинением в убийстве. У него те же следователи и та же ситуация - очень похожая во всяком случае.
- Что особенно запомнилось в этом СИЗО?
- Как привезли человека с инсультом. Он еле сидел в распределителе. Кровь из носа течет... А конвоир даже не пытался поторопить медика. Жизнь человеческая немного там стоит.
Но самое жуткое везде – это этапы. Когда меня и еще троих больных перевозили больницу «Матросской тишины», то дорога заняла много часов и была очень тяжелой. Можно умереть в пути.
«Матросская тишина». Сон на матрасике на полу
- Как вам показалось новое место заключения - «Матроская тишина»?
- Почему-то запомнилось, что в «Матросской тишине» радио в трех корпусах было разное, такая музыкальная какофония... Видимо, это специально так рассчитано, чтобы давить на психику заключенных. Еще запомнилась очень плохая пища. Если бы не передачки, нельзя было бы выжить.
Про больницу… Она не похожа на больницу. Палаты - обычные камеры.
В больнице оказалось тяжело с литературой. Некоторые книги по три раза читал. Если повезет, то из соседних камер передадут чего. Открыл для себя писателя Славу Сэ (он в 2021 году умер от ковида). С большим юмором писал.
- Шутили много в палате-камере? Анекдоты рассказывали?
- Нет. Я в основном соседям по палате рассказывал про экспедиции, где был. Лекции читал по биологии и паразитологии. Им очень нравилось.
- Как прошло лечение?
- Прописали общеукрепляющие препараты для сердца. Получше стал чувствовать себя.
- После лечения вас отправили в СИЗО № 4, а потом вернули в «Матросскую тишину», но уже не в больницу, а в общий корпус?
- Да, потому что подследственность изменилась - передали дело в ГСУ СК по Москве. И снова этап. Пришли утром, сказали подготовиться. И уже готовый с сумками просидел до трех часов дня. И потом катались по всей Москве – СИЗО №5, № 6, еще куда-то заезжали. Поздно вечером наконец привезли.
- Как вам камеры в «Матроской тишине»?
- Изначально поместили в камеру, где было много народу. Кроватей на всех не хватало. Я спал на матрасике на полу. Спасибо правозащитнику Марии Ботовой (она по профессии врач), помогла. Подняли этажом выше и дали раскладушку. В камере телевизор был, холодильника не было. Через какое-то время (я за календарем не следил, там сложно это делать) еще этажом выше перевели. Вверх по карьерной лестнице, так сказать.
- Кто были вашими соседями?
- Директор агрохолдинга. Какой-то работяга, который жену ножом ударил. Парень, которого обвинили в покушении на убийство телеведущего Соловьева. Член ОПГ.
- Какие-то прозвища не пытались вам дать?
- Дали. Профессор. Это все благодаря лекциям. После моих рассказов по паразитологии (я по первому образованию паразитолог) народ перестал есть селедку. На пищу, как я говорил, было смотреть страшно. Давали селедку, блюда из странной квашеной капусты, путассу в таком виде, что есть было невозможно, суп - жижа темная. Они там еще суп из гречневой каши делали. Так они называли - суп, где вода с гречкой и кусочек морковки плавает.
Но директор агрохолдинга старался меня откормить – он просил жену заказывать побольше еды с воли. А на мой день рождения вообще пир устроили – вся камера наелась.
- Следствие в этот период велось?
-Первые следственные действия со мной провели на 164 день после ареста (то есть до этого я просто сидел за решеткой). Уже другой следователь, казалось, старалась вникнуть. Много вопросов задавала: что я помню из этих экспедиций? Куда ездили? Сохранились ли записи? Дневники?
Уже было похоже на то, что пытаются что-то расследовать. Какое-то движение началось. Но кардинально ничего не менялось. Меру пресечения продлевали. Выяснилось, что потеряны экспертиза ДНК и экспертиза дактилоскопическая. Назначили новые, а это уже 8-й месяц моего заточения.
Адвокат пыталась каждый раз донести суду, что я находился в другом месте, что есть свидетели, что мои характеристики никак не соответствуют жестокому образу убийцы. Зачитывала каждое судебные заседание все мои заслуги в науке и общественной жизни, но это оставалось без внимания.
Комментарий супруги Марины:
Странно, что каждый раз при продлении срока содержания под стражей, следствие не ставило в известность суд об имеющемся у мужа алиби.
- Чем занимались в СИЗО?
- Времени свободного было много, поэтому читал, записывал научные соображения. Очень переживал за семью, всех родных. Как дочери всю эту ситуацию проживают? Как мама выдерживает этот удар? Как супруга справляется на одну свою зарплату (кормит детей, оплачивает все счета, труд адвокатов)? Я потом узнал, как следствие с Мариной поступило. Когда супругу пригласили на личный прием к руководителю управления СК по СВАО (записывалась к Председателю СК Бастрыкину, но спустили прием до СВАО), Марина решила, что это добрый знак. Но личный прием обернулся допросом и изъятием телефона (а так все контакты, доступ к банковским картам). Зачем нужно было делать? Без санкции суда разве вообще можно изымать телефон? А еще пытались отобрать паспорт и перегородили выход из кабинета. Хорошо, что адвокат был в коридоре, вмешался.
Центр им. Сербского. Как искали сексуального маньяка.
- Что с вами делали в Центре Сербского, где вы провели 28 дней?
- И это были неплохие 28 дней, замечу. Санаторий по сравнению с СИЗО. Кормили будто из ресторана – вкусные супы, фрукты (груши, яблоки и апельсины). У нас даже красная рыба была по четвергам. И все это после «Матросской тишины», где пищу было невозможно есть и где я похудел.
Прогулочный дворик был с газончиком, там клумбочка такая небольшая, и остатки дерева. И все под открытым небом. Здорово. В прогулочных двориках СИЗО неба не видно, а из зелени – мох на камне.
Ну и в целом в СИЗО ты сидишь в камере, никуда не ходишь, а тут можно пройти по коридору, посмотреть телевизор, пообщаться с людьми из соседних палат.
- Когда я проверяла это учреждение, некоторых пациентов из палат не выпускали.
- Да, был контингент, который держали под замком в одиночных палатах-камерах. Это заключенные, которые пытались сбежать или проявляли агрессию. Помню, один пациент даже пытался с собой покончить...
А остальные все - мирные. Со мной в палате был мальчишка Вася, лет 26. Он с 13 или с 14 лет употреблял наркотики разные. И он рассказывал про то, что Вселенной управляет, что может тучи разгонять и все в таком духе… Был дальнобойщик лет 70 из Якутии. Четыре трупа на нем. Все отравленные. Но он говорил, что вместе пили, очнулся, кругом мертвецы. Похоже, что это было отравление этанолом и он тут ни при чем.
Но следственные органы разберутся. Наверное.
-Вы как-то не уверенно говорите эту фразу.
- Я вообще не уверен после всего, что со мной произошло.
Интересно, что мне была назначена судебно-медицинская, сексолого-психиатрическая экспертиза. Они уточняли, не сексуальный ли я маньяк. Дело в том, что следствие хотело еще на меня повесить серию изнасилований.
- Ого! И к какому выводу пришли эксперты?
- В первый день собралось 20 врачей, задавали вопросы. И они сразу все поняли. Решили, что у меня никаких отклонений нет. Но я еще много дней проходил тесты, мне делали эхо-энцефалограмму. Были беседы с психологом, психиатром, сексологом, анализы всяческие.
- Что-то было там забавное?
- Удивляло, что каждый день в палате сотрудники ФСИН в количестве 12 человек искали какие-нибудь запрещенные вещи. Дело в том, что человека в самом начале принимают в Центр абсолютно голым, дают больничные пижаму, трусы. Я не мог понять – откуда там могли бы появится запрещенные предметы?
Воздух свободы. «Мы не бабочки»
- Вы ощущали, что скоро вас освободят?
-Чувствовалось что-то такое. Что все это идет к логическому завершению. Особенно это стало ясно после того, как в камеру попала газета – а там про то, как президенту обо мне рассказали. Я сначала даже не поверил! Вот это да, думаю! И после этого суд отпустил меня из СИЗО под запрет определённых действий. Какое это было счастье наконец оказаться дома.
- Как вас люди встречали в Борке?
- С транспарантами (я серьезно – как оказалось, они всю ночь рисовали). Испекли пирог, принесли цветы. Очень трогательно это было. Дочки плакали. Кинулись на шею. Они мне, кстати, письма в СИЗО все время писали. Младшая рисунки посылала.
Комментарии супруги:
- Младшей дочери 10 лет. Она не понимала: почему именно папа? Папа у нас же лучший, самый умный, самый добрый.
Весь парадокс ситуации в том, что был бы он с плохим характером или с червоточиной какой. А тут нет. Все знают Сашу как добродушного, безотказного человека.
- Когда дело закрыли, как вам об этом сообщили?
- Вызвали нас в Москву. Назначили встречу на 29 февраля 2024 года (ох уж этот странный месяц февраль). Думал - вдруг подвох? Уже в СК следователь дала ознакомиться с постановлением о закрытии дела за непричастностью. Постановление на 43 страницах. Я сказал: «Спасибо следствию, что оно разобралось».
Комментарии супруга:
- Мы попрощались со следователем, и я обратила внимание, что у Саши глаза изменились. Они стали такими же, как были у него до всей этой истории. Мироощущение, по-видимому, поменялось.
- Александр, скажите, какие уроки из всей этой истории вы для себя извлекли?
- Урок - больше оценить семью. Но вообще под другим углом посмотрел на всю жизнь. У меня много знакомых, которые говорят, что тоже после этого стали по-другому на все смотреть. То есть вел честную жизнь, работал, платил налоги, растил детей и в один момент оказался «серийным убийцей» только потому что какому-то следователю захотелось закрыть дело и прославиться. А прокурору и судье не захотелось ничего выяснять. И человек оказывается совершенно беззащитен перед всем этим.
- Может быть, это про то, чтобы ценить каждый момент и не думать о будущем?
- Ну, что мы бабочки, что ли? Плюс-минус надо как-то жизнь планировать. Нужно же как-то детей на ноги ставить. Хотя никто не спорит, что надо ценить момент, откуда ты можешь знать, что будет…
- Как научное сообщество в целом отреагировало на вашу историю?
- Все встали на мою сторону безоговорочно. Профсоюзы, отдельные институты. Я знаю, что многие писали коллективные письма, обращения во все инстанции. И это тоже, безусловно, сыграло огромную роль.
- Каждый учёный стремится к тому, чтобы его больше узнавали.
- Это да, но лучше бы мировая известность пришла другим путём. И надо сказать, что про институт стали больше в прессе упоминать. И кстати, Институт всему миру показал, что своих ученых бережёт, что все документы в порядке (даже 20-летние давности). Пока я находился под арестом, за 2023 год вышло 20 статей с моим участием. Среди них англоязычные по нашей монографии, посвященной пресноводным устьям рек.
- Чем планируете заняться?
- Научных планов и идей много. Но позволит ли их воплотить в жизнь здоровье, которое было сильно подорвано за решеткой? К сожалению, это пока основной вопрос на повестке дня.
Пока же будут только небольшие выезды, например, на Плещеево озеро. У нашего института договор с Институтом водных проблем Российской академии наук, который имеет большой опыт в решении проблем, существующих на озере.
Комментарии сестры Цветковой Анны, которая 25 лет была следователем в системе МВД:
- Все произошедшее, уж простите, какой-то идиотизм. Много думала, почему вообще такое могло случиться. После введения нового УПК, по сути, исчез надзор за предварительным следствием. А раз нет надзора – твори что хочешь.
Раньше арестовывал прокурор. Он дело уголовное изучал от корки до корки прежде, чем подписывал. А сейчас суд решение принимает, и при этом он лишен возможности изучить доказательную базу. В итоге суд арестовывает человека, слепо доверяя следователю. Логика такая: не может же человек, на которого государство надело погоны, подтасовать факты или наврать. Мы убедились, что возможно все.
