Кабинет. Приемная. «Шить умеешь?»
Огромное величественное здание Верховного суда на Поварской улице опустело с уходом «главного судьи страны» Вячеслава Лебедева. Кажется, сотрудники до сих пор не могут привыкнуть, что он больше не ворвется сюда своей стремительной походкой, не последует к кабинету.
Сам кабинет закрыт, опечатан. Но секретарь Юлия Анатольевна на посту, как и раньше.
«Чай с баранками? Или кофе с конфетами?»
Помню, секретарь всегда просила оставить по возможности вещи в приемной, прежде чем пройти туда. Однажды за это на нее даже пожаловалась Лебедеву председатель одного из судов.
Кабинет у главного судьи необычной архитектуры. Он с большой библиотекой, которая располагается на втором этаже, куда ведет винтовая лестница. Просторный, с большими окнами. Кажется, тут воздух свободы. Собственно, свободно и чувствовали здесь себя гости Вячеслава Лебедева, среди которых были самые разные люди. Помню, в первый раз я попала сюда лет 15 назад. В ту пору я писала громкие расследования, которые мало кому из чиновников нравились. Были среди этих материалов и те, что касались деятельности судов. Так вот Лебедев за них… поблагодарил (сказал тогда, что благодаря этим текстам имеет представление о том, что происходит). Мы пили чай с баранками и совершенно непринужденно беседовали. Не знаю, мог ли еще кто-то из главных судей быть так доступен. Но точно известно — в его кабинете кого только не было помимо судей: спортсмены, актеры, художники, поэты… И ни с кем он не разговаривал «сверху вниз». Был внимателен к каждому.
Свидетель всего этого — Юлия Анатольевна, которая была с ним все последние годы. Вспоминает, как он ее взял в приемную. «Я работала в другом подразделении. И вот столкнулась с ним в коридоре, одетая во все белое и с длинными распущенными волосами. Он спрашивает: «А почему в белом?» Я не растерялась: «А почему бы и нет?!» И вот он запомнил меня, а когда место секретаря стало вакантным, попросил занять его. Он любил тех, у кого есть свое мнение. И не любил, когда оправдываются. Я не оправдывалась никогда. Если виновата, то так и говорила. Лучше получу «разгон», зато он потом остынет».
Лебедев приходил на работу ровно в 9.00 и не любил, когда кто-то опаздывал. Уходить тоже старался вовремя и требовал этого от подчиненных, потому что считал — если кто-то задерживается, то, значит, не справляется с работой.
Юлия Анатольевна точно не из таких. С утра до вечера она отвечала на звонки, на другом конце провода всегда просили (иногда требовали) соединить с председателем ВС. Она научилась отвечать максимально дипломатично. А потом со списком фамилий шла в кабинет. Но были моменты, когда нарушить уединение главного судьи страны можно было только в случае звонка президента. Это когда Лебедев читал или когда отдыхал.
«Однажды зашла, вижу, стоят его ботинки, а самого нет! Оказалось, он разулся, чтобы в библиотеке достать книгу с верхней полки».
В кабинете есть комната отдыха, где стоит шкаф с костюмами. Был случай, когда Лебедев залил чем-то белую рубашку, а другой не оказалось. Юлия Анатольевна ее быстро постирала и высушила феном. Однажды председатель спросил: «Ты же шить умеешь? Пришей вот пуговицу». Пришила. Еще мог поинтересоваться, все ли в порядке с одеждой и прической перед поездкой.
«Он вообще относился трепетно к одежде. Говорил, что в 60-е годы был стилягой. Яркие пиджаки, брюки-клеш. Мама шила ему какие-то моднейшие костюмы…»
Лебедев в те годы учился на вечернем отделении юрфака в Московском государственном университете, куда поступить было очень тяжело. К тому же нужна была трудовая практика. И он год работал на заводе, был КИП-специалистом (система, которая регулирует давление). В студенческие годы Вячеслав Лебедев каждый вечер приходил к памятнику Маяковскому на одноименной площади. Там поэты-шестидесятники (в числе которых был Андрей Вознесенский) читали стихи.
Лебедев с какой-то теплотой и особым вдохновением рассказывал об этой атмосфере. Он вообще очень любил Москву. Вспоминал, что было место на улице Горького, которое не засыпало до поздней ночи. И вот он с друзьями там гулял... И читал газеты.
Может, в том числе поэтому каждое утро в Верховном суде начиналось с обзора прессы. Я была свидетелем нескольких сценок.
«Вячеслав Михайлович, доброе утро!»
«Доброе утро. Что пишут о нас?»
«Верховный суд критикует высокопоставленный чиновник».
«А что ему нужно?»
«Я не знаю, что ему нужно, но у него пять высших образований».
«А среднее есть?»
И так чуть ли не 24 часа в сутки, нон-стопом, он шутил. Диапазон этого юмора был очень большой.
Пресс-центр. «Чем прокурор отличается от мухи?»
Рядом с кабинетом председателя располагается помещение, где сидят помощники и ответственные за связь со СМИ. Вячеслав Михайлович сюда сам постоянно заглядывал. И каждый раз шутил. Вообще повторить его шутки очень сложно, потому что тут важен сам контекст, мимика, движения. Скажу только — это всегда звучало очень смешно и очень по-доброму.
Лебедев относился к журналистам с невероятным уважением. Он действительно считал прессу четвертой ветвью власти. Как-то спросил: «Чем прокурор похож на муху?» И сам же ответил: «И того и другого можно пришлепнуть газетой».
И это не просто разговоры. Поскольку в 90-е годы отношения власти с прессой носили характер стихийный, то в начале 2000-х Верховный суд это упорядочил, причем в пользу СМИ. Было несколько знаковых постановлений пленума ВС. Одно из них, принятое в 2010 году, касалось споров с участием средств массовой информации.
«Это просто апофеоз возвышенного доверительного отношения к СМИ как к четвертой власти и журналистам как представителям интересов общества! Постановление отвечало самым передовым международным стандартам!» — так отозвался о нем один из легендарных советских и российских юристов.
И второе — это постановление о применении 262-го федерального закона.
Это закон об обеспечении доступа к информации о деятельности судов. И собственно сам этот закон был инициирован Верховным судом. Там прописывается обязательная публикация судебных актов в Интернете. Это был прорыв. В условиях, когда судебная система рассматривает по 40 миллионов дел в год, это очень важно.
Журналисты и юристы особенно благодарят Лебедева за постановления пленума о делах по защите чести и достоинства. К слову, опираясь в том числе на него, «МК» выиграл ряд знаковых дел (когда иски к газете подавали публичные люди — чиновники, депутаты и т.д.).
В силу специфики своей работы пресс-секретарь пытался оградить Вячеслава Михайловича от каких-то дополнительных эмоций (бывает ведь, что журналисты задают некорректные вопросы). А Лебедев всегда одергивал его и говорил — пусть спрашивают то, что считают нужно. У него не было лимитов и ограничений. Он не боялся никаких вопросов. Никаких вообще.
При Лебедеве Верховный суд действительно стал максимально доступен для журналистов (говорю это как человек, который много лет чуть ли не каждый день приходил в ВС и писал о тех делах, которые там рассматриваются). Он приглашал нас на «круглые столы», включал в разные рабочие группы по обсуждению открытости судов и судопроизводства. И честно признаюсь, Лебедев был тем самым человеком, который натолкнул на мысль: журналист — потенциальный или реальный правозащитник.
Зал президиума. Коридоры. «Уходя, гасите свет»
В Верховном суде, кажется, все напоминает о Лебедеве. Все подарки, которые ему когда бы то ни было дарили, расставлены в витринах в коридорах ВС. А там есть вещи действительно уникальные — выполненные в единственном экземпляре статуэтки Фемиды, часы из кости мамонта… Брать подарки судье не полагается, но если их привозит иностранная делегация или вручают представители органов власти, то они попадают в мини-музей.
Лебедев относился к зданию Верховного суда как рачительный хозяин. И чаще всего спрашивал про свет (работники ВС до сих пор не понимают — это он так юморил или серьезно). Обычная сцена. «Ты где был?» — спрашивает Вячеслав Михайлович у сотрудника. «По делам уходил». — «А свет почему не погасил?» Однажды говорит: «А почему все лампы в коридоре горят? Давайте через одну включать».
Когда из зала президиума выходили, он оглядывался со словами: «Свет выключите». А еще не любил, когда двери открыты и когда кто-то хлопает дверью. Говорил, что дверью хлопать нельзя, так, по его словам, «только колхозники делают».
Зал президиума — это то место, где председатель бывал чаще всего. Сколько знаковых для страны документов тут было принято!
— У него был сумасшедший потенциал, колоссальный авторитет среди юридического сословия, — говорит один из известных судей. — Считается, что нельзя быть специалистом и в административном праве, и в уголовном, и в трудовом, знать все детали. Но Лебедев знал фундаментальные основы права на глубинном уровне и потому быстро разбирался в любой теме. Председатели Верховных судов многих стран (в том числе Китая, Индии) относились к нему как к гуру.
То, что он сделал для гуманизации российского уголовного законодательства, сложно переоценить. Почему? Потому что, когда я пришел работать в 2001 году, у нас в местах лишения свободы находилось более миллиона человек. Лебедев бы меня поправил: «Граждан». Он всегда говорил, что граждан, не человек. Он ведь юрист и потому очень трепетно относился к формулировкам. Когда писались какие-то тексты, они выверялись «до микрона». Не допускались формулировки, которые могли иметь двойное толкование с точки зрения права. Это такая в хорошем смысле слова профессиональная деформация. Кстати, ему Михаил Горбачев предложил в свое время стать генеральным прокурором, а он отказался. И аргумент был такой: «Я — судья. Я ментально судья. Судья не может быть прокурором, не может поддерживать обвинение. Он должен быть беспристрастным арбитром».
Из своих последних дел Лебедев часто вспоминал дело по реабилитации царской семьи. Для этого подробнейшим образом изучал архивы, документы, запрашивал дела, свидетельства очевидцев, мемуарную литературу. И в конечном итоге пришел к заключению, что с точки зрения права реабилитировать царскую семью жизненно необходимо. Поясню. Там весь вопрос упирался в то, было ли решение органов государственной власти о расстреле царской семьи. Потому что если это «местное творчество», типа пришли бандиты и кого-то расстреляли без решения органов власти, то исключается возможность дальнейшей реабилитации. Реабилитировать можно только того, к кому применена мера репрессии по решению государственной власти. И вот что было в этом случае. Был приговор совета депутатов. И он был назван во всех документах именно приговором. И одним из ключевых аргументов в поддержку того, что это было именно сделано по решению органов власти, стало то, что этот приговор был оставлен в силе ВЦИК. Причем в тот период, когда ВЦИК была наделена полномочиями судебного органа. Ему было предоставлено право в конституционном порядке пересматривать решения, принятые нижестоящими органами. Он постановил оставить этот приговор в силе. Тем самым высшая власть санкционировала и признала правильным решение совета. И одновременно подтвердила, что решение совета было. Иначе что они оставили в силе? Кроме того, этот вопрос рассматривался на заседании Совета народных комиссаров, который постановил признать правильным приговор. Ленин персонально высказался, что это было правильное решение.
Вообще через ВС прошло огромное количество знаковых реабилитационных дел. Обо всех них мы писали в «МК», и каждый раз такие вердикты были доказательством — страна стала другой и исправляет старые страшные ошибки.
Лебедев был ревностным сторонником самостоятельности судебной системы. Когда возникали какие-то попытки либо сократить заработную плату судьям, либо вовлечь судей в какую-то политическую дискуссию, он отстаивал интересы судебной системы как отдельного явления. И добился колоссальных результатов. Например, российская судебная система имеет право законодательной инициативы. В подавляющем большинстве европейских стран судьи такой возможности не имеют. Лебедев добился принятия Кодекса административного судопроизводства, который больше 13 лет пылился в Законодательном собрании. У многих стран нет возможности гражданину судиться с властью. А у нас есть, и надо сказать, что результаты и статистика свидетельствуют о том, что граждане чаще выигрывают. Это существенным образом влияет на репутацию суда как института.
Лебедев долго выступал с идеей уголовного проступка, который так и не был внедрен. Он относился к категории людей, которые не рефлексируют, а добиваются результата. У нас в стране рассматривается в год 39 миллионов дел. Для примера, в Китае 34 миллиона дел при колоссальной разнице населения не в нашу пользу. Это свидетельство того, что суду как институту в разрешении конфликтов разного уровня доверяют.
Театрал, боксер, болельщик. «Открылся — получи»
Говорить о конкретных делах, постановлениях пленума и обзорах судебной практики можно бесконечно. Их ведь было тысячи! Уверена, о деятельности Лебедева в этом смысле на посту председателя ВС напишут ученые. А вот о его человеческих качествах стоит рассказать сейчас.
Во-первых, Лебедев был театралом. Он блестяще знал репертуар. Ему периодически звонили директора и художественные руководители театров. Со многими он дружил. Александр Ширвиндт, Галина Волчек (она, кстати, жила в доме по соседству со зданием ВС), Геннадий Хазанов часто приходили в Верховный суд.
Общались они так, будто вместе выросли или в школе учились. И как будто они только вчера расстались и сегодня опять вместе.
Во-вторых, он был заядлым болельщиком, блестящим знатоком и футбола, и хоккея. С ним можно было часами об этом говорить, и он помнил имена всех известных игроков. Сам болел за московское «Торпедо».
Любил говорить о Валентине Иванове и Станиславе Черчесове, с которыми дружил. Об Эдуарде Стрельцове, который в свое время попал под уголовное преследование. Вячеслав Михайлович очень подробно изучил его дело. Он предпринимал попытки не то чтобы реабилитировать Стрельцова, но понять, разобраться, что было на самом деле.
Однажды в самолете (летел в очередную командировку) Лебедев случайно познакомился с Диего Марадоной. И он пригласил его в гости, в Верховный суд. Марадона сказал: мол, я к вам приеду. И приехал! В актовом зале встречался с судьями. Потом была автограф-сессия. С Лебедевым они провели какое-то нечеловеческое количество времени в кабинете.
А если говорить о хоккее, то Лебедев неоднократно принимал хоккеистов. С Павлом Буре и Александром Якушевым был в очень теплых отношениях. Даже с теми, с кем он не общался, все время передавал через меня привет. Очень любил спорт.
В-третьих, Лебедев был боксером, кандидатом в мастера спорта. Он занимался в секции бокса в Филях (родился и жил в этом районе). Со многими боксерами был лично знаком. Встречался. Помогал чем мог.
Он даже по ментальности, психологии своей был боксером. Как-то ему рассказали про то, как человек выступил публично, нес, простите, какую-то чушь, ну и получил в ответ резкие высказывания. Лебедев на это сказал: «Все правильно. Открылся — получи».
Лебедев сам мог «добить» человека, который «пропустил удар». В хорошем смысле слова «добить» — аргументами.
Председатель Верховного суда, как я уже говорила, любил читать литературу. Но вот стоит подробнее рассказать — какую. Настоящий книгочей, он обожал классику, считал, что в классических произведениях поднимаются все фундаментальные вопросы жизни человечества. Его любимыми произведениями, судя по количеству цитат, которые так или иначе от него звучали, были «Золотой теленок» и «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова.
Интересно, что Лебедев до последнего общался со своей учительницей по литературе (она, как говорят, его пережила).
Ну и не могу не сказать, что одной из последних книг, которую Лебедев читал, была книга про самые громкие уголовные дела СССР — результат совместного проекта «МК» и Судебного департамента при Верховном суде РФ.
Он, кстати, не боялся никогда людей даже слишком содержательных, избыточно умных. Его, наоборот, это привлекало, расширяло. Ему было интересно общаться с людьми, которые в какой-то отрасли могли больше знать.
«Главный судья страны» очень любил джаз. Он постоянно слушал радио, которое его транслирует, в машине. А еще он был саксофонистом — сам играл на саксофоне. Учил его этому один из известных саксофонистов. Вообще с музыкантами Лебедев тоже дружил. Например, с Игорем Бутманом. Он неоднократно приезжал сюда с саксофоном. Очень близкий друг — Игорь Крутой. Они именно дружили.
Лебедев еще с советских времен ходил 31 декабря в баню. Однажды при нем какой-то генерал стал ругаться, требуя пропустить его без очереди. А его не пустили, и Лебедев очень это оценил: «В бане все равны».
Лебедев сам был порядочным человеком — и любил таких же.
— Если человек, не дай бог, сказал не то, что есть на самом деле, то есть слукавил, соврал — все, он для него умер, — вспоминает один из сотрудников Верховного суда. — Он просто переставал с ним общаться. Не любил тех, кто в глаза говорит одно, за глаза другое. Подлецов он чувствовал нутром и мог даже отказать таким в приеме (какую бы они должность ни занимали). И наоборот, если человек порядочный, то двери его кабинета были открыты. Вячеслав Михайлович очень уважал внутренние достоинства, сформированные человеком. Именно сформированные. Он это очень высоко ценил.
