Напомним, что изначально гидролога задержали в аэропорту на основании выводов искусственного интеллекта о его схожести с фотороботом убийцы, составленном 20 лет назад. При том, что у самого Цветкова было стопроцентное алиби: в дни убийств трех женщин и мужчины он находился в сотнях километров от места преступления - в экспедициях с коллегами, что подтверждалось фотографиями и документами. После выступления автора этих строк перед президентом Цветкова освободили из СИЗО. Однако никто до конца не верил, что все закончилось благополучно.
«Ева, мы с Сашей едем в Москву, нас вызвали в СК. Предупреждаю вас, чтобы вы были в курсе», - написала мне 28 февраля супруга Цветкова Марина (она тоже ученый, работает в Институте биологии внутренних вод РАН, как и ее муж). Честно признаюсь, мы все волновались. И вот 29 февраля следствие сообщило Александру, что претензий к нему не имеет.
- Сообщила об этом женщина-следователь, - рассказывает Марина. - Она дала ознакомиться с результатами экспертиз — они подтвердили подлинность консументов Института, фотографий и т. д., то есть всех тех, которые подтверждали алиби. Эти экспертизы должны были сделать в первые дни после задержания, но вот сегодня 379-й день (я каждый записывала). В нашем деле все было очень затянуло. Первые следственные действия с Сашей провели на 164-й день после ареста. Вы только вдумайтесь! Человека просто держали в СИЗО и ничего не расследовали... А ведь они могли сразу проверить его алиби и отпустить.
На самом деле самая частая жалоба, которую я, как член СПЧ, получаю, - на то, что следствие закрывает человека в изоляторе и как будто забывает о нем. Угадайте, что чаще всего выдвигают в качестве требования заключенные, которые объявляют голодовку? Чтобы к ним, наконец, пришел следователь и чтобы с ними провели хоть какие-то следственные действия.
- Следователь дала Саше расписаться, что он теперь знает — никаких претензий к нему нет, - продолжает Марина.
- Принесла ли извинения?
- Нет, но она и не виновата. Наоборот, мы ей благодарны, что разобралась. Изначально дело вела другая следователь из Северо-Восточного округа. Вот к ней много вопросов. Она у меня и телефон изымала, и вообще вела себя странно. А после шума уголовное дело передали из округа в ГСУ СКР по Москве. И вот новая следователь его закрыла. Она мне, кстати, и телефон вернула! Я понимаю, что без огласки всего бы этого не случилось. Это ведь чудо по нашим временам. Спасибо президенту и вам!
- Александр, что чувствуете? - спрашиваю у Цветкова.
- Облегчение, конечно, - отвечает ученый. - После всей этой истории я отношение к жизни во многом поменял.
- Больше людей стали ценить?
- Я всегда их ценил, и был легким в общении. Все это знали, и потому я организовывал экспедиции, договаривался обо всем. В тюрьме – а я побывал во всех известных СИЗО Москвы - этот навык мне пригодился. Я хорошо общался со всеми сокамерниками.
- И как вам в целом тюремный опыт?
- Не уверен, что он мне был нужен. Понимаете, я был так воспитан, что верил: органы следствия кристально честные и чистые. Я знал про презумпцию невиновности, о которой много говорили и в СССР, и в современной России. И тут вдруг такое произошло со мной...
- Но теперь-то можете рассказать, почему вы написали явку с повинной? Вы были в измененном состоянии сознания в этот момент?
- Накануне прилета в Москву (меня задержали прямо в аэропорту) три дня я был в экспедиции на Красноярской ГЭС. Работали при температуре минус 30, почти не спали, вымотались. И тут прямо после прилета меня хватают, бросают в ИВС. А там двое мужчин в камере. Я почти уверен, что они были подсадные. И вот они стали меня пугать, «обрабатывать».
- Как?
- Говорили: «Тебя в любом случае никто не выпустит, если не признаешься. А если признаешься, то домой пойдешь, потому что сроки давности прошли». Ну и они говорили, что главное сейчас вырваться из изолятора, а потом уже можно доказывать свою невиновность. Я рвался домой — у дочери вот-вот день рождения...
- Неужели вы не понимали, что подписывали признания не в чем-то, а в убийствах?!
- Честно сказать, не особо понимал. Я и прав своих не знал. Адвоката ко мне не пускали. Потом я узнал, что меня «опознал» некий гражданин Алешин. Это было удивительно, ведь я его не знал. Меня поражало, что уголовнику, рассказавшему о наших с ним совместных преступлениях, поверили. А профессорам и докторам наук моего Института, которые говорили о том, что я был с ними в эти дни, — нет.
Оглядываясь назад, вспоминаю, что мне хотелось только одного — чтобы весь этот ужас закончился.
- Ну, вот он закончился.
- Да, я бы очень хотел, чтобы ничего подобного, что произошло со мной, с другими не повторилось. Так не должно быть.
- Саша за то время, что провел в СИЗО, сильно подорвал здоровье, - говорит Марина. - Сейчас лечится. Надеюсь, что восстановится.
