Русскую идею породила боль сопереживания

К чему ведут призывы к россиянам отказаться от простого человеческого счастья

Идеи вдохновенной речи режиссера Константина Богомолова на последнем Валдайском форуме, его убеждение, что русская цивилизация не совместима с простым человеческим счастьем, что СССР погиб от того, что после Победы 9 мая русские люди устали от подвига и впустили в свою душу микробы западного комфорта, сегодня в СМИ воспринимаются почти как государственная идеология. И получается, что «Россия не Запад», ибо ей чужд комфорт простого человеческого счастья. Но так ли это?

К чему ведут призывы к россиянам отказаться от простого человеческого счастья

На многие вопросы ответил еще Василий Розанов в своей статье «Возле русской идеи», написанной в 1911 году. Он считал, что русская идея рождена неспособностью русского патриота, любящего свое отечество, согласиться с тем, что его государство существует только для того, чтобы подавлять своих граждан своим всевластием, мучить их традиционной нищетой. Розанов писал: «Совершилось и поднесь совершается что-то дикое и ни в одной земле небывалое, ни в чьей истории неслыханное: забивание, заколачивание русского человека и русского дара в русском же своем отечестве. Этого — ни у негров, ни у турок, ни у китайцев нет, это — только в одной России, у одних русских».

Гуманизм создал русскую интеллигенцию, и ей больно было видеть то, что даже патриот Пушкин называл «циничным русским презрением к человеческой мысли и достоинству». Кстати, это именно Василий Розанов сказал, что это русское восстание против русской человеконенавистнической жизни рождено и русскими гимназиями, и русскими университетами. «У немцев, — писал Василий Розанов, — «наш старый фриц», а у нас, русских: «проклятая Россия». Слова Розанова о том, что это русское отторжение от русской дикости порождено гимназическим образованием, важно для понимания того, что за ним, за этим протестом против русского рабства, стоит культура Запада. Русский образованный человек потому и был образованный, что он был погружен в гуманитарную культуру Запада, ценности свободы и человеческой жизни. Все понятия о добре и зле в русской культуре порождены европейским гуманизмом, христианским «не делай другому того, чего не желаешь себе». И отсюда — главная проблема русской интеллигенции. С одной стороны, она не может оторвать себя от России. Но, с другой стороны, она не может принять Россию, которая существует только для мук и страданий глубинного народа, для удовлетворения державных амбиций государственной власти. И как оправдать эту дикость русской жизни, о которой говорил Александр Пушкин? Только тем, что Бог награждает, оправдывает, компенсирует эти муки русского человека его особым грядущим. И Василий Розанов в своей статье «Возле русской идеи» цитирует одного из героев Достоевского: «Истинный Вечный Бог избрал убогий народ наш, за его смирение и терпение, за его невидность и неблистанье, в союз с Собою: и этим народом Он покорит весь мир своей истине».

Ну а Петр Чаадаев показал, что наша русская беда состоит и состояла не только в нашем русском рабстве, в нашем русском принижении ценности человеческой личности, ее достоинства, но и в том, что мы от века до века несли за собой недоразвитость материальную в нашей жизни. Чаадаев говорил, что «западное христианство величественно шло по пути, начертанном его божественным основателем; мир пересоздавался, а мы прозябали в наших лачугах из бревен и глины». Более того, Петр Чаадаев обращал внимание, что восхваление русской отваги, того, что Константин Богомолов называет «русской открытостью к подвигу», «русской готовностью умереть», всё то, что мы сегодня подразумеваем под нашим «можем повторить», — есть причина нашей цивилизационной недоразвитости. Чаадаев считал, что сакрализация русского мужества, русской готовности умереть на самом деле «делает нас в то же время неспособными к глубокомыслию». Ну а русское равнодушие к материальному, к благам жизни «делает нас так же равнодушными ко всему хорошему, ко всему дурному, ко всякой истине, ко всякой лжи».

Петр Чаадаев действительно был пророк. Он предугадал, что русским придется пройти через много бед, прежде чем они преподнесут человечеству свой урок. Процитируем знаменитые слова Чаадаева: «Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок. Наставление, которое мы призваны преподать, конечно, не будет потеряно; но кто может сказать, когда мы обретем себя среди человечества и сколько бед суждено нам испытать, прежде чем исполнится наше предназначение?» И действительно, сколько бед и страданий испытал русский человек во время своего коммунистического эксперимента, чтобы показать человечеству изначальный утопизм этого марксистского учения?!

Понятно, что русская идея как идея русской мечтательности, как вера в особое цивилизационное предназначение русского человека исчезла из русской общественной мысли после революций 1905–1907 и 1917 годов. Как писали уже в 1918 году авторы сборника «Из глубины», во время революции 1917 года «восстал во весь рост не просто зверь, а именно злой зверь, живший в народной душе». И здесь важно знать и помнить, что на самом деле русская общественная мысль после революции говорила, что не может родиться ничего возвышенного и сверхчеловеческого на почве русской нищеты. Отсюда и Семен Франк, который утверждал, что вы никогда не будете уважать богатств духовных, пока для вас будут существовать проблемы богатств материальных. Семен Франк прямо говорил, что русская культурная отсталость, русская духовная недоразвитость обусловлены тем, что у нас не было эпохи Возрождения, эпохи Просвещения, не было того, что породило глубинную сущность европейского гуманизма.

Но для нас сегодня важны уроки, которые нам оставила история появления русской идеи и ее различных интерпретаций. Несомненно, для русской идеи характерны глубинное западничество русской интеллигенции, ее страстное желание, чтобы исчезло все то, что у нее вызывало боль, а именно русское рабство и тяготы русской жизни. Также важно учитывать, что не имела никакого отношения русская идея к евразийству, которое появится после революции 1917 года. Здесь важно учитывать, что не было в русской культуре ни одной ценности, которая бы не была присуща европейской культуре, европейскому гуманизму. Надо учитывать, что для русской культуры главенствующую роль всегда играли ценности свободы, человеческой жизни, гражданские чувства, которые породили европейскую демократию. Нет ничего более противоречащего правде истории, чем разговоры о том, что якобы у славянофилов уже была идея отчуждения России от Европы, была идея, что Россия не Запад. Парадокс состоит в том, что на самом деле отец славянофильства А.С.Хомяков, напротив, считал не только то, что культура Киевской Руси, ее свободы и права личности были частью европейской культуры, но и то, что, с его точки зрения, домонгольская Русь в отношении прав и свобод личности превосходила дикий Запад тех времен.

И что из всего сказанного важно видеть и помнить сейчас? Первое и главное: убеждение, что русскость несовместима со счастьем человека, противоречит сущности русской культуры, сущности русского религиозного гуманизма. Это убеждение, что русскость несовместима со счастьем человека, противоречит сути основных достижений русской общественной мысли, сути русской религиозной философии начала ХХ века, которая восстала против марксизма и большевизма. Косвенно убеждение, что русскость несовместима с ценностью человеческой жизни, с простым человеческим счастьем, является реабилитацией коммунизма, марксизма и даже реабилитацией Сталина, его преступлений. Так что на самом деле «Россия не Запад» это не только отрицание русской общественной мысли, но и скрытая реабилитация той эпохи, когда русскому человеку внушали: «все как один умрем в борьбе за это».

И нынешнее «можем повторить» — это не проявление патриотизма, а проявление утраты у нас инстинкта самосохранения, утраты нашего будущего, утраты того, что мы сможем, как мечтал Хомяков, в своей русской жизни воплотить целиком и полностью ценности христианского гуманизма. Но если у основоположника евразийства Константина Леонтьева сакрализация страданий идет от аскетического православия, от его особой трактовки, которая противоречит сущности христианства, то у нынешних деятелей, которые, как Константин Богомолов на Валдайском форуме, призывают русского человека забыть о своем личном счастье, это идет еще от откровенного политического цинизма, от какого-то пренебрежительного отношения к простому русскому человеку.

И я не могу понять политиков, которые организуют Валдайский форум и выпускают на трибуну К.Богомолова, призывающего простого человека забыть о человеческом счастье. Посмотрите на все происходящее глазами глубинного русского народа, которому вы говорите, что он не достоин простого человеческого счастья, что он рожден только для подвига, что он рожден только для того, чтобы дожить до красоты смерти на миру. Он посмотрит в конце концов на всех вас, всех тех, кто вместе с К.Богомоловым говорит ему, что «ты не достоин счастья», и у него возникнет вопрос. А что это за так называемая элита — сами погружены в своей жизни по горло в «простое человеческое счастье», сами сверкают своими дачами, яхтами и виллами в западный мир, а нас зовут к смерти? Эта мысль может возникнуть. И об этом надо помнить всем тем, кто восторгается проповедью Константина Богомолова на Валдайском форуме.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру