Что же стало причиной рождения сакральной жертвы? Жалость? Гнев? Сострадание к братьям меньшим? Просто морозной зимой за окном навеяло?
Нет. Поводом стало отречение. Желание откреститься: «Какая нечеловеческая жестокость! Какое черствосердие! А мы-то не такие!»
А не такие ли?
Давайте честно: а кто из нас не та проводница, выбросившая животное из поезда? Конечно, в той или иной степени, но все-таки? Только те, кого и зовут в народе с долей презрения — «кошатники», а то и «зоошиза».
В девятиэтажке, где я живу, в подвале обитают кошки. Каждый вечер их число меняется — пять, шесть, иногда три. Но я могу сказать точно: родилась и выросла в этом подвале только одна. Остальные — бывшедомашние. «Вот эту, — показывает мне на красивую, еще чистенькую и ухоженную, робкую, нежную кошечку одна из местных кормилец — древняя старушка, которая ходит кормить бедняг на свою копеечную пенсию каждый божий день, — выбросила моя соседка. Как я с ней ругалась! Как просила! Ну а что толку?..» И вот эта самая соседка — она тоже проводница. На тот свет. Пусть у нее другая профессия, но сути это не меняет.
А другие жители подъезда? Нет, они не выбрасывали кошек. Но их почему-то страшно раздражает маленький кусочек бумажки, на котором карандашом пишет старческими каракулями все та же бабушка: «В нашем подвале живут бездомные кошки! Кормите их!» Листочек висит не более двух дней, после чего его отдирает от стены и уносит, видимо, ветер. Такой особый ветер человеческой жестокости. И тот, кто срывает это объявление в 30-градусный мороз, — он тоже та самая проводница.
И кто проходит мимо подвального окна с тяжелыми пакетами, полными продуктов, не бросив ответный взгляд на молящие кошачьи глаза.
И кто выкидывает из подъезда на мороз кошку со словами «нечего здесь гадить!», которая — 99 процентов! — ускользнула из какой-то соседской квартиры, иначе откуда ей взяться в закрытом на домофон подъезде. Через какой-то час ее хозяева, размазывая по щекам слезы, будут носиться по окрестностям, расклеивая объявления и опрашивая всех кого можно: «Вы не видели?..» Нет, никто не видел. Только тот, кто выбросил. Но он не признается. Кому же хочется слыть проводником смерти.
И это не говоря уже про тех, кто оставляет осенью своих питомцев на дачах, переезжая в сытое тепло, в город. «Вы знаете, сколько остается этих кошек и собак? После вас, городских! — злобно говорят работники маленьких деревенских магазинчиков. — Мы их подкармливаем как можем!»
А если бы те триста с лишним тысяч человек, кто подписали петицию с требованием «наказать!», в память о так поразившем их в самое сердце погибшем Твиксе, взяли бы в дом по бездомной кошке… Или та же Мизулина на деньги, на которые предлагается поставить памятник, закупила кормов для какого-то нового приюта…
Кошки — они же как дети. «…А где отец ребенка? Ах, он не душил младенца в лесу!»
Не надейтесь оказаться лучше проводницы, если вы не участвуете в судьбе бездомных животных. И неважно, что не вы их выбросили. Важно, что вы их не подобрали. Или хотя бы не накормили.
А давайте в память о Твиксе каждый, кто может, возьмет с улицы кошку. И назовет ее Твиксом. Или хотя бы начнет кормить какую-то бездомную кошку. Она, я уверена, тоже согласится отзываться на это имя. Пакетик корма, кстати, стоит от 20 рублей — это дешевле свечки в церкви.
А властям стоило бы рассмотреть такой законопроект, который позволял бы не создавать приюты для бездомных животных, где вечно нет мест, а направлять деньги напрямую их кураторам. Создать общую базу бездомных животных и предложить людям брать их под опеку за небольшую доплату.
Вот эти и какие-то другие хорошие, добрые дела стали бы достойной памятью сакральной жертве по имени Твикс. А не то, что проводницу уволят из РЖД (и возьмут на работу в другое место). Это не сделает лучше ни ее, ни нас. А главное — ничего не изменит в зачастую очень горькой судьбе никак не защищенных от людей домашних и бездомных животных.
