Алексей Марченко, 21 год. Срок 9 лет и 6 месяцев. Осужден впервые.
Дмитрий Алексеенков, 21 год. Срок 11 лет. Осужден впервые.
Алексей Трыков, 19 лет. Срок 12 лет. Осужден впервые.
Александр Морохов, 20 лет. Срок 10 лет. Осужден впервые.
Станислав Лухановский. 20 лет. Срок 11 лет. Осужден впервые.
Кирилл Юлдашев, 21 год. Срок 16 лет. Осужден впервые.
Константин Колузаков, 19 лет. Срок 8 лет. Осужден впервые.
Александр Снетков, 20 лет. Срок 9,9 года. Осужден впервые...
Справка «МК»: Средние сроки наказания сегодня в России: хранение и приобретение наркотических средств без цели — от 3 до 5 лет лишения свободы, покушение на сбыт — от 7 до 12 лет лишения свободы, оконченный сбыт — от 9 до 16 лет лишения свободы.
Осужденные по «народной» 228-й статье сегодня составляют основную массу сидельцев российских колоний. Причем в последние два года в места не столь отдаленные попадает все больше образованных молодых людей, в том числе из благополучных семей.
«Говори! Всю правду говори!» — требует мать от сына (аудиосообщение она прислала мне из зала суда). А дальше парень начинает рассказывать, как хотел заработать на развлечениях, искал что-то подходящее в Интернете, в соцсетях. Попал в группу, там предложили сделать закладку, согласился.
Денег на пробную закупку у него не было, но эту проблему решили — ему перевели нужную сумму на карту. Средства, вероятно, были из числа выделенных на оперативные эксперименты, а саму группу в сети ВК создали сотрудники правоохранительных органов, чтобы «ловить на живца».
В иные времена это посчитали бы провокацией, но сейчас такие дела прокатывают в судах.
«Мы признаем, что наши дети виноваты, и они это тоже признают, — цитата из обращения ко мне как члену СПЧ, а также уполномоченному по правам человека в России Татьяне Москальковой, в Совет Федерации и Госдуму женщин из «движения матерей 228». — Но следствие, прокуратура и суд делают все, чтобы статьи были тяжелее, а сроки огромные. В делах много фальсификации, свидетелями выступают оперативные сотрудники… Без этого всего наши дети могли бы получить наказание менее суровое. А на первый раз в каких-то случаях можно было бы вовсе ограничиться профилактической беседой».
— Я понимаю, о чем они пишут, — говорит в прошлом наркополицейский Алексей Павлович. — На профилактике нельзя повысить показатели. Грубо говоря — сотрудники не получают «палок», премий и наград. А чем серьезнее дело они раскрыли (чем больше вес наркотика, чем больше группа лиц), тем больше всяких плюшек.
Так что типичная история: берут на «хранении» наркотика, а подают как «попытку сбыта», задержат одного, а делают «группу», подтащив всех приятелей, тех, с кем в этот день общался. Ну и сами сроки… Запредельные, да, согласен.
Большие сроки — это часть сегодняшней государственной политики в сфере борьбы с наркоманией. Эксперты выдвигают версию, что ее авторы ориентировались на американскую практику.
— В США в 80-е годы стали приговаривать за преступления в сфере оборота наркотиков к колоссальным срокам, вплоть до пожизненного, — говорит криминолог Данил Сергеев. — Вскоре тюрьмы там переполнились (заключенные не освобождались, а новые все поступали и поступали).
В итоге проблема стала решаться путем строительства новых тюрем, в первую очередь частных. Власти некоторых штатов даже вынуждены были принять решение временно размещать заключенных на специально переоборудованных баржах. Такие вот «тюрьмы-лодки».
Вскоре стало понятно, что бороться с наркоэпидемией можно и нужно другими способами, и средние тюремные сроки стали постепенно снижаться, а тюрьмы, как следствие, разгружаться.
Кстати, на днях объявили о закрытии последнего «тюремного корабля» — баржи, пришвартованной в Южном Бронксе в Нью-Йорке (она пятиэтажная, рассчитана на содержание 800 человек — в 16 общих спальнях и 100 отдельных камерах).
Ситуация в России и постсоветских странах развивается похожим образом: если практика применения длительных и сверхдлительных сроков не сократится, то через несколько лет нас ждет существенный прирост тюремного населения.
Сергеев говорит, что существует понятие «тюремного резерва» — оно показывает, сколько человек находятся в тюрьме сейчас. Так вот, с сохранением нынешнего темпа прироста осужденных по 228-й статье УК в долгосрочной перспективе это однозначно приведет к переполнению российских колоний. И что, придется открывать свои тюрьмы-корабли?
Что думают по этому поводу сами силовики, судьи? Вот характерная цитата.
«Я бы, может, и хотела назначить срок меньше, но законодатель прописал такие санкции, — сказала председатель суда одного из регионов на Всероссийской научно-практической конференции. — Все вопросы к нему».
В своем обращении к депутатам женщины из «движения матерей 228» как раз и просят сократить сроки осужденным по ст. 228–228.1, 229.1 и 234, совершившим преступление впервые. Они также просят сокращения санкций для привлеченных к ответственности за оборот «производных» наркотических средств (ввиду «правовой некорректности» данного определения), совершивших неоконченное преступление (ст. 30 УК РФ).
А еще тем, в уголовных делах которых оперативно-разыскное мероприятие «контрольная закупка» проводилось с привлечением лиц, находящихся под уголовным преследованием, наркозависимых, поскольку они находятся под давлением сотрудников силовых ведомств. Матери обращают внимание на необходимость обеспечить беспрерывную видеофиксацию при ОРМ и допросах, не брать в обвинение определение «неустановленное лицо», «неустановленное место», «неустановленное время».
И снова цитата из письма матерей.
«Мы просим считать закладчиков не продавцами, а пособниками, со снижением тяжести. Просим, с одной стороны, запретить сомнительную рекламу о привлечении на работу курьеров с целью заработать большие деньги, с другой — создать социальные ролики о строгости наказания по наркостатьям. Требуем перекрыть каналы поставок наркотических средств в РФ.
Борьба с оборотом наркотиков в нашей стране переросла в борьбу с молодежью России. Нельзя уничтожать людей за один неверный шаг. Колоссальные бюджетные деньги тратятся не на социальные нужды, а на бесполезные и жестокие репрессии против миллионов потребителей и мелких распространителей.
Активная реклама наркотиков, а также работы, связанной с их распространением, находится практически в свободном доступе, а именно размещается на улицах и в сети Интернет.
Однако правоохранительные органы вместо того, чтобы бороться с заказчиками и распространителями данной рекламы, все свои силы и средства бросают на привлечение к уголовной ответственности наркопотребителей, а также так называемых закладчиков, которые, в свою очередь, являются самым последним звеном в длинной цепочке распространения наркотических средств».
Сложно не согласиться с просьбами и требованиями матерей. Они их писали слезами, а кто-то кровью (переживания за детей довели женщин до инсультов, инфарктов, онкологии).
Каждая из сотни историй, что приложили к обращению женщины, заслуживает того, чтобы быть озвученной. Приведу несколько самых характерных, которые призваны доказать — осужденные, получившие дикие сроки, не были страшными злодеями и могли бы рассчитывать на снисхождение.
Анфиса
Анфису Скубко Мещанский суд Москвы приговорил к 13 годам лишения свободы за организацию торговли наркотическими веществами.
Приговор вызвал шок у всех, кто ее знал (а знали ее многие, но об этом чуть ниже). У Анфисы пятеро сестер. Вся трагедия разворачивалась на их глазах. Я попросила одну из них, Таис, рассказать, как это происходило.
— Анфиса очень добросердечная, с подросткового возраста ездила по детским домам, собачьим приютам на всевозможные благотворительные акции. Меня иногда с собой брала (у нас с Анфисой вообще особенные отношения: я младше на четыре года, и она меня нянчила, все детство защищала и никому не давала в обиду).
До последнего она жила с нами, работала проджект-менеджером в IT, писала диплом в университете. Но случилась любовь. Ее избранником стал мужчина, который был старше ее на 10 лет (ей тогда было 22 года). Она переехала к нему, а общаться с нами стала все меньше и меньше.
Как мы потом от Анфисы узнали, он ее бил, забирал телефон, запрещал встречаться с родными. Он соврал ей, что в разводе, что владеет сетью кофеен - отсюда якобы и деньги. Во время отпуска в Сочи они так серьезно поссорились, что решили расстаться. Вернувшись в Москву, отправились за вещами, которые хранились на складе. Там их 5 сентября 2019 года и задержали. У ее спутника при обыске нашли наркотики.
По версии следствия, мужчина организовал работу нелегального магазина по продаже наркотиков, а Анфиса ему помогала. В материалах есть скриншоты переписки с покупателями с его и ее аккаунта. Впрочем, лингвистическая экспертиза показала, что, возможно, переписку с двух аккаунтов вел один и тот же человек. Но не в этом суть. Допустим, она знала и виновата.
— Период следствия — действительно страшное время, но мы все очень благодарны богу за то, что прошли его, — говорит Таис. — Не только Анфиса сделала свои выводы, в нашей семье все поменялось на 180 градусов. Мы сейчас близки друг с другом как никогда.
И все позитивные изменения происходили по нарастающей — с каждым годом лучше и лучше. Анфиса успела поработать полтора года в НКО, которое помогает жертвам домашнего насилия, и в храме. Она выпустила несколько подкастов на радио, вела блог, посвященный православию и духовности. Она стала известной православной активисткой. Ежедневно помогала многим людям!
В общем, если и может человек исправиться, то Анфиса это сделала. А ее бывший сожитель, кстати, сбежал из России. Ближе к приговору было ощущение настоящего хеппи-энда. И тут прокурор запросил 16 лет! А суд потом назначил немногим меньше — 13 лет.
Это просто шок! Правосудие должно исправлять людей. А я вот просто не понимаю, как суд считает, что 13 лет в колонии должны исправить Анфису. В ней нечего больше исправлять. Я убеждена, что этот срок направлен на то, чтобы ее просто-напросто сломать, разрушить ей жизнь, и ни о каком справедливом наказании тут речи не идет.
Более того, этот срок ломает жизнь всей семье — нас 5 сестер, младшей 8 лет. У мамы после приговора случился приступ. Она до сих пор не может поверить в то, что произошло. Говорит: «Этот срок — он просто не укладывается в голове».
Данюс
Данюса Каюмова суд в Ростове приговорил к 8 годам за намерение сделать закладки.
— Моего сына задержали, когда ему было 19 лет, — начинает рассказа мама Данюса Галина. — Он учился на повара. За месяц до этого я почувствовала: что-то происходит. Но вместо того чтобы поговорить по душам, я закричала, что он, наверное, принимает наркотики, что куплю тест (и купила) и, не дай бог, узнаю… и все в этом духе. Говорю как на исповеди.
Нас, мам закладчиков, часто обвиняют, что это мы не воспитали, не привили ценности. В моем случае беру полностью вину на себя, я сделала все для того, чтобы ребенок не доверял мне.
У меня в приоритете была учеба, какие-то мнимые шаблоны, которым он должен соответствовать. «Какие такие ты песни хочешь писать? Иди, учись на профессию, которая тебя будет кормить! Ну и что, что не нравится, главное — будешь сыт и в тепле». А у моего ребенка были мечты, ради которых он сделал неправильный выбор. Данюс увлекался музыкой, копил деньги на дорогое музыкальное оборудование.
Как все произошло? В Интернете появилось объявление, что срочно продают профессиональные микрофон и наушники за низкую цену. У сына были свои 15 тысяч, но этого не хватало. И он нашел способ быстро заработать. Купил 18 граммов мефедрона, должен был разложить по тайникам.
Забрав наркотики в 6 вечера, он пошел на место, где должен был сделать закладку. Но побоялся, потому что там было многолюдно. Он уехал к друзьям, подождал до двух часов ночи, опять приехал на это место. Два с половиной часа проходил в темноте (включать фонарик боялся), и в итоге так и не сделал закладки. Вышел на дорогу, чтоб поймать такси, и тут задержали сотрудники полиции (как они нам сказали, увидели его случайно).
Обыскали, нашли наркотики. Изначально вменили статью «Хранение». Но адвокат заявил, что надо признавать, что хотел именно сбыть. По его словам, раз сын не смог в итоге сделать закладки, то это добровольный отказ от преступления (и не важно, что побудило отказаться), так что наказание не будет суровым. В общем, сделали, как адвокат посоветовал, и в итоге сыну переквалифицировали статью с хранения на попытку сбыта крупной партии. Суд дал восемь лет строгого режима.
Реклама наркотиков у нас, в Ростове, везде — на стенах домов, в объявлениях. И везде говорится про огромный заработок. Но нигде не пишут про огромные сроки, которые потом молодежь получает. Про это не говорят в школах, институтах. Я спросила у сына на свидании: «Неужели ради чего бы то ни было стоило рисковать таким тюремным сроком?» Он ответил: «Мама, я не знал, что за это так страшно наказывают». Понимаете, сколько можно заработать, им вдолбили, а на сколько посадят — нет.
Эта беда может коснуться каждой семьи. Расскажите о нашей истории! Про то, что нам дали 8 лет за один только умысел, от которого мой ребенок отказался. Почему «нам»? Потому что этот срок мы сидим всей семьей. Пожалуйста, родители, слушайте своих детей, говорите с ними, будьте им друзьями, а не взрослыми, которые лучше знают, что они хотят и что им делать. И да, сейчас сын в тепле и сыт, работает поваром, но только в колонии строгого режима…
Кирилл
Кирилла Юлдашева суд приговорил к 16 годам лишения свободы за посылку из Китая с запрещенными веществами.
— У нас благополучная семья, — начинает мама Ольга, одна из активисток «Движения матерей 228». — Сын успешно окончил школу и техникум, поступил в Уральский государственный университет путей сообщения, проходил службу в войсках национальной гвардии (был комиссован). После возвращения из армии восстановился на первый курс университета и уехал жить самостоятельно в областной центр.
Кирилл приезжал домой каждые выходные, но однажды (это был февраль 2019 года) он не приехал. Мы ему звонили, писали, везде искали. Оказалось потом, что сотрудники органов видели наши звонки, читали наши сообщения, понимали, как мы убиваемся, но ни разу не ответили и ему не дали. А его в это время допрашивали, угрожали посадить в «петушарню» (так они называли камеру).
Он, конечно же, подписал все. Адвокат пришел утром и затвердил все показания, которые получили сотрудники за эти сутки. А потом мы узнали, что на самом деле произошло.
Сын разместил объявление в Интернете, что ищет работу по специальности (по диплому он электрик, но без опыта) в свободное от учебы время. Но вакансий не было. Когда ему пришло предложение в Интернете поработать курьером, он согласился. И вот итог.
Он сразу решил сотрудничать со следствием, сам в этот же день рассказал, что получал еще одну посылку чуть раньше (о чем никто не знал). Чистосердечные признания использовали против него же, чтобы сделать обвинение как можно более тяжелым. Личности возможных соучастников не установили, по делу он проходит один, судили одного. Но квалификация «организованная группа» устояла даже в Верховном суде, который мы уже прошли.
В деле имеются все материалы, из которых, как мы думали, суд сделает вывод, какой Кирилл человек. Но рассмотрение личности сына (всех его дипломов и наград, характеристик) заняло меньше 10 минут. Получается, суд не интересовал сам человек, а только его преступление, которое он совершил впервые.
Наш сын виноват, и он это признал, просит прощения у тех семей, кому он мог бы потенциально причинить вред, распространяя эту гадость. Но 16 лет — это невыносимо много!
Вышестоящая инстанция сократила ужасный срок меньше чем на год. Что будет с сыном за 15 лет, проведенных в колонии, в кого он превратится? Сел в 22 года молодым образованным добрым парнем, а выйдет в 37 лет взрослым мужиком, больным, с криминальными понятиями. Из-за стрессов его болезни обострились, и он пять месяцев провел в тюремной больнице.
Бабушки Кирилла — одной 75 лет, другой 70 — даже не плачут, а ревут в трубку. Они понимают, что могут внука никогда не увидеть. А еще они задают совершенно логичный вопрос — зачем сначала давать огромный срок молодому человеку, а потом пытаться вернуть в общество (программами по ресоциализации и пробации)? Как сломанное деревце не починить, так и к нормальной жизни человек после стольких лет уже не вернется.
Маша, Дима, Саша и другие
Вообще, истории осужденных по 228-й статье можно было бы условно разделить на несколько категорий. Первая (и таких немного) — молодой человек вину признал, следствие шло без нарушений, вменили ровно то, что сделал, но приговор был слишком суров. Вторая (и это абсолютное большинство) — вину признал, но вменили преступление более серьезное, добавили то, чего не делал, следствие велось с нарушениями. Третья (незначительная) — вину в распространении не признал, убежден, что просто оказался не в то время не в том месте.
К последним, вероятно, можно отнести историю студента третьего курса Кемеровского госуниверситета 20-летнего Ильи. Торговал, судя по всему, его товарищ — у него дома как раз нашли и 50 граммов гашиша, и все атрибуты. Сын сначала проходил по делу свидетелем, а потом товарищ указал на него как на соучастника.
— У нас даже обыска дома не было, компьютер не изымали, экспертизу на наличие в крови наркотического вещества не проводили, — говорит мама. — Только телефон изучили — переписки с потребителем и инет-магазином не нашли. Получается, что они с самого начала знали, что сын ничего не продавал.
Но им нужна была группа лиц. Результат — за явку с повинной и сотрудничество со следствием товарищу дали 6 лет, а моему сыну за отказ признаваться 10,6 года. Сын уже пять лет в колонии, получил высшее образование, окончив дистанционно Томский университет (защитил диплом на «отлично»). Но ему еще отбывать столько же, а многие считают, что больше 5 лет за решеткой — это «точка невозврата».
Родители 20-летнего Александра рассказывают, что закладки делал сын друга. Но когда того задерживали, они были вместе.
— В следственном отделе пытались получить показания, что Александр якобы наркоман и за дозу помогал другу, — говорит мама. — А нам стали звонить некие люди, якобы из следствия, требовали 2 млн рублей за то, чтобы дело не было возбуждено. Мы с мужем оба инвалиды, таких денег у нас нет. В итоге вменили покушение на сбыт (через 30-ю статью УК). Первый суд вынес приговор — 5 лет 5 месяцев. Но прокурор подала апелляцию, посчитав, что срок очень маленький. Она запросила 9 лет 9 месяцев. Суд удовлетворил ее запрос. Вину Александр не признал.
Про вымогательство денег на стадии следствия рассказывают многие мамы. Они обращались по этому поводу в соответствующие органы, но доказать ничего не смогли.
— У меня был бизнес, я смогла найти 5 миллионов, и сыну дали 4 года, — рассказывает мама Димы. — А у его друга нет родителей, платить было некому, ему назначали 10 лет. Мне больно даже думать обо всем этом. А надо говорить, даже кричать. Все это надо остановить.
Но как? Если дела по наркотикам — простой способ делать показатели, карьеру, звания и, возможно (увы, приходится предполагать худшее), еще и обогатиться при этом, то очевидно: любые попытки гуманизировать наказание по 228-й статье будут встречать сопротивление. И встречают.
На письма и обращения движения матерей во все инстанции ответов нет. Никаких. Интернет по-прежнему пестрит объявлениями о наборе курьеров, организаторы наркоторговли в 90 процентов случаев в тюрьму не садятся (следствие их не смогло установить) — только закладчики.
Социальной рекламы, предупреждающей, как не быть втянутым в наркоторговлю, на центральных каналах и в общественном транспорте не видно. В школах и вузах на уроках патриотизма про большие сроки не говорят. А оперативные эксперименты по выявлению желающих заработать на «закладках» не заканчиваются профилактическими беседами полицейских с только готовившимися оступиться ребятами. Маршрут всегда один и тот же: арест — суд — тюрьма.
Что сделает нормальный человек, если увидит молодую девушку или парня на краю огромной ямы? Подбежит, схватит за рукав, оттащит, поговорит и поможет в его беде (которая толкнула на этот поступок). Что сделает больной психически, озлобившийся или оскотинившийся? Он подойдет сзади и тихонько, подленько, подтолкнет в пропасть. Правоохранительная система сегодня, кажется, демонстрирует свое нездоровье в борьбе с наркопреступностью.
