Тюремный монастырь
«...плотность «населения» на Соловках больше, чем в Бельгии. При этом огромные площади лесов и болот не только не населены, но и неизвестны».
Дмитрий Лихачев.
— Наринэ, для многих Соловки — это в первую очередь место, где рождался ГУЛАГ. А для вас? Какое впечатление произвели на вас Соловки, когда вы там впервые побывали?
— В первый раз я приехала туда в качестве эксперта в 2013 году, по просьбе московского подворья соловецкого Спасо-Преображенского монастыря, чтобы оценить процесс реставрации келейных корпусов на острове Анзер в Голгофо-Распятском скиту. Забегая вперед, скажу, что качество работ меня тогда неприятно удивило и заставило по возвращении в Москву начать более подробно изучать все программы по реставрации и развитию Соловков. С этого все и началось.
Сами Соловки тогда произвели на меня сокрушающее впечатление. Они существуют в резонансе между невероятной красотой природы и архитектуры и историей ГУЛАГа. Прекрасное и ужасное там так близко соседствуют, и так все сконцентрировано! Создается культурный ландшафт, наполненный историческими свидетельствами человеческого подвига и высоты духа и человеческих же преступлений.
— Монастырь — крепость — тюрьма — военная часть — поселок — монастырь… Так коротко можно описать историю Соловков. Почему вообще на Руси часто монастыри использовали под тюрьмы и обратно?
— Наверное, дело в том, что монастырские комплексы были почти всегда укрепленными и выполняли оборонительную функцию: это были своего рода убежища не только для монахов, но и для жителей окрестностей. А типология крепости очень близка типологии тюрьмы. Но вообще при желании под тюрьму можно много чего использовать, в истории есть масса примеров.
На Соловках в монастыре тюрьма была почти с самого начала. Точнее, это было скорее местом ссылки. Сами острова были тюрьмой, куда заключенные высылались. Некоторую часть года архипелаг отрезан от материка, так что оттуда не выберешься. Напомню, это Белое море, и климат там суровый. Очень сильные ветра, влажность. И когда температура -7 и ветерок, то это ощущается как -25 в Москве. А еще весной много гнуса (мошки).
— Читала свидетельства, как на ночь в лесу оставляли раздетым связанного узника, а наутро он уже был мертв...
— Да, такое было. Причем наверняка в разные исторические периоды.
Тюрьма в дореволюционную эпоху наиболее активно использовалась при Екатерине Великой. Последний запорожский гетман Петр Кальнишевский, к примеру, провел там без малого 30 лет. Император Александр его помиловал, предложил вернуться на материк, но гетман отказался. В итоге дожил на Соловках до 112 лет… В разных частях монастыря, в основном в крепостной стене, были кельи или казематы, где содержались заключенные. Но не все сидели жестко запертыми. Пребывание на самом острове уже было как наказание, отделение от обычной жизни.
В 1919 году на Соловки высадились первые большевики. Они объявили, что монастырь закрывается — будет совхоз, и предложили монахам либо остаться, либо уехать. Монахи остались. Это продлилось до 21-го года, когда там был организован Соловецкий лагерь особого назначения (еще не ГУЛАГ). Тогда это начиналось как история про «перековку чуждого элемента». На эту «перековку» на архипелаг свозили сначала белогвардейцев и священников, дворян и крестьян, а потом и уголовников. А в 30-х туда отправляли уже интеллигенцию, ученых, да и просто уже всех подряд, кто не угодил чем-то советской власти.
Три тысячи крестов
«Что же было на Соловках? Гигантский муравейник? Да, муравейник был, — между зданиями трудно было даже протолкаться. Давка при входе и выходе у 13-й роты — рядом с Преображенским храмом. Охранники из заключенных с палками («дрынами») «наводили порядок».
Дмитрий Лихачев.
— Что вы исследовали на Соловках в течение последних десяти лет?
— Наверное, прежде всего историю России, которая отразилась в Соловках как в капле воды. Во-вторых, я пыталась найти взаимосвязь между историей и деятельностью обитателей архипелага, чтобы понять, каким образом сформировался этот уникальный культурный ландшафт. Понять, что конкретно является носителем ценности, как эту ценность можно описать и атрибутировать, чтобы сохранить. Ну и, конечно же, было очень важно разобраться, каким образом это место может жить дальше в наших современных условиях и в будущем, не растеряв эту уникальность.
Соловецкий архипелаг — это объект всемирного наследия. И одним из важных инструментов сохранения и развития таких объектов является мастер-план. Такого документа у архипелага не было, поэтому ЮНЕСКО и Министерство культуры России приняли решение о необходимости его разработки. Это произошло в 2020 году. Но до этого мы с коллегами нашего бюро и моими студентами из школы МАРШ провели достаточно большую исследовательскую работу, которая вошла в основу мастер-плана. В 2014 году мы выполнили исследование и комплексный проект, который назывался «Сакральное — мирское — Соловки». Мы постарались разобраться с эволюцией развития поселка Соловецкий, с пространственными и архитектурными конфликтами и проблемами.
— Кстати, про сакрализацию. Правда, что все храмы в Соловках стоят на меридиане, который совпадает с меридианом святой земли Иерусалима?
— Эту гипотезу выдвинул историк, сотрудник Института им. Лихачева, а сейчас смотритель Андреевского скита на Заяцком острове Вячеслав Столяров. Мы проверили: действительно так! Совпадение или нет — неизвестно, но так. Когда мы изучали устройство монастырского комплекса, поняли, что при организации пространства вне монастыря учитывались правила построения сакральных объектов. На восточной стороне находится Святое озеро (то есть священная часть, символизирующая алтарь); в западной — бухта Благополучия, куда приходили все корабли (вход в храм); на северной — развивалась хозяйственная деятельность, там была торговая площадь; на южной — кладбище (смотрит в сторону Святой земли).
Большевики построили барачный городок строго на этой оси. Это был акт десакрализации: Иосиф Сталин закончил духовную семинарию, он прекрасно разбирался в этих вопросах, как и многие другие его соратники.
На старом монастырском кладбище большевики построили здание администрации (могильными плитами выложен фундамент этого здания). За этим строением находился ров, куда, по воспоминаниям Дмитрия Лихачева, водили по ночам расстреливать заключенных. Это место, этот ров называли «17-й барак»…
— А знаменитые соловецкие кресты — какова была их судьба?
— О, соловецкие кресты — это большая тема. Они были своего рода языком, навигацией архипелага. Были они поклонные, надгробные, обетные, навигационные… Поскольку почва на острове каменистая, то воздвигали их так: в деревянную колоду водружали крест, а потом ее заполняли камнями. То есть он не закапывался в землю. Считалось, что само приношение камней для устойчивости креста имеет сакральный смысл. Есть мнение, что еще древние саамы, прежние обитатели архипелага, создавали искусственные каменные холмы, имевшие для них священный смысл.
Всего крестов было на Соловках около 3000. Большевики уничтожили практически все — собрали их на Сельдяном мысу и сожгли. Символично, что именно на этом мысу и возродилась традиция соловецкого кресторезания — усилиями и талантом Георгия Кожокаря. Я боюсь ошибиться в цифре, но его руками восстановлено и поставлено на архипелаге уже более 30 крестов. К слову, его же руками был сделан крест для Бутовского мемориала, высотой около 10 метров. Его выполнили на Соловках, а затем по Беломоро-Балтийскому каналу провезли, почти как крестным ходом, в Москву и установили в Бутове.
Экспедиция в «вечность бытия»
— Вы возглавили большую экспедицию по Соловкам?
— Экспедиция была организована Фондом сохранения и развития Соловецкого архипелага. Мы долго и тщательно к ней готовились. Подробно изучали результаты прежних экспедиций — Казаринова и Евневича в 20-х годах, экспедиции в 70-х, в начале 2000-х годов… Мы поставили перед собой задачу пройти по тем же местам и маршрутам и зафиксировать актуальное состояние объектов. Это было летом 2021 года, и оно выдалось очень сухим. Соловки буквально расступились перед нами. А поскольку там местность в основном болотистая, то благодаря погоде мы смогли добраться туда, куда никто не мог пройти уже лет 30, если не больше. Мы были хорошо оснащены и экипированы, так что могли проходить по 25 км за день. Мы не просто шли, а рисовали, фотографировали, делали обмеры и съемки с дрона. Увиденное было просто поразительным.
Меня сшибали с ног красота природы Соловков и ее разнообразие. Это было, наверное, самое сильное впечатление. Что бы ни творили люди, все равно природа примиряет и утешает. Она погружает в осознание вечности бытия и сиюминутности человеческих ошибок.
— Думаю, природа помогала арестантам СЛОНа выдерживать тяжкие испытания...
— Не уверена. Ведь мы находились в хороших бытовых условиях, а вот узникам, занятым тяжким трудом, мне кажется, было не до красот.
— Находили по пути чьи-то неприкаянные останки?
— Все места захоронения известны и отмечены, Соловецкий музей в свое время многое для этого сделал. Позволю себе небольшое отступление. С одной стороны, музей вместе с монастырем ведет работу по сохранению памяти соловецких узников (здесь, наверное, погибло наибольшее количество монахов и священников): регулярно издает книги, проводит Дни памяти. С другой же — почитаются только православные, а ведь на Соловках погибли люди разных вероисповеданий и национальностей (там были даже китайцы и англичане). В монастыре на эти мои вопросы всегда отвечали: «Мы за всех молимся», но как-то отстранялись от того, чтобы глубоко уходить в эти рассуждения.
Еще по поводу останков: в 1939 году закрыли лагерь. Часть заключенных была отправлена на работы на Беломоро-Балтийский канал, часть была освобождена, а потом все же расстреляна в Бутове, а часть просто исчезла — например, никто не знает судьбу Павла Флоренского. Среди пропавших бесследно много сотрудников Академии наук, которые попали в СЛОН за год до его закрытия — в 1938-м. Так что найти их останки еще предстоит.
Судьба Соловков
«Я понял следующее: каждый день — подарок Бога. Мне нужно жить насущным днем, быть довольным тем, что я живу еще лишний день. И быть благодарным за каждый день. Поэтому не надо бояться ничего на свете. И еще — так как расстрел и в этот раз производился для острастки, то, как я потом узнал, было расстреляно какое-то ровное число: не то триста, не то четыреста человек, вместе с последовавшим вскоре. Ясно, что вместо меня был «взят» кто-то другой. И жить надо мне за двоих. Чтобы тому, которого взяли за меня, не было стыдно!»
Дмитрий Лихачев.
— Какие-то неожиданные открытия в процессе исследования сделали?
— Много было неожиданного и интересного. Например, во время экспедиции мы обнаружили на Большой Муксалме укрепленную огневую позицию времен Великой Отечественной войны, о которой ранее не было сведений. Смогли разобраться в том, как работает озерно-канальная система и как она связана с дорогами, пастбищами, водоснабжением скитов. Но рассказать я бы хотела об открытии, которое было сделано студентами РЕ-школы, с которыми мы занимались Соловками в 2020–2021 учебном году.
В поселке Соловецкий есть небольшое кирпичное здание, которое меня страшно интересовало на протяжении многих лет. В поселке ему значения никогда не придавали. Его называли то пожарным депо, то администрацией, и считалось, что оно построено в 50-е годы ХХ века для хозяйственных целей военной части. Но мне всегда казалось, что это здание не простое, что его проектировал настоящий архитектор… И вот группа студентов взялась его исследовать. Кроме плана БТИ, никаких больше документов на это здание не было. После внимательного натурного исследования и сопоставления его с другими подобными объектами поселка выяснилось следующее.
На Соловках есть недостроенное здание тюрьмы (СТОНа) — единственный объект 30-х годов ХХ века, имеющий статус объекта культурного наследия. Оно атрибутировано как объект, построенный по проекту архитекторов — братьев Константина и Бориса Минихов. Так вот, необычные авторские архитектурные детали здания тюрьмы были идентичны деталям этого нашего пожарного депо. И мы предположили, что исследуемое нами здание тоже спроектировано этими архитекторами. Потом мы нашли документы, подтверждающие, что дом построен в 1936 году, то есть он точно лагерного периода. А из архивов мы узнали, что Константин и Борис Минихи, молодые архитекторы, попали в лагерь в 1936 году, в возрасте 27 лет. В 1939-м, когда лагерь передавался военной части, их отпустили. Когда они вернулись в Москву, на них опять завели дело, и в 1940 году они были расстреляны. В Центральном архиве ФСБ нам не удалось изучить их дела, поскольку на тот момент действовал запрет на нахождение в читальном зале из-за пандемии. Но мы также знаем, что в 1956 году оба брата были реабилитированы.
Нам кажется, что это не единственные архитекторы, которые работали на Соловках в качестве заключенных. По моему убеждению, их авторству принадлежит много объектов — жилые деревянные дома, стоящие на берегу, школа, детский сад, электроподстанция и дизельная подстанция… Необходимо выяснить все их имена.
— Возможно ли, чтобы в будущем люди приезжали туда изучать историю ГУЛАГа?
— Я бы сказала «и ГУЛАГа тоже». Но для того, чтобы там было что изучать, необходимо, во-первых, сохранить подлинные исторические свидетельства и, во-вторых, создать на Соловках условия не только для тех, кто будет туда приезжать, но прежде всего для тех, кто там живет и будет жить. И станет ежедневно с этой историей взаимодействовать. А это непросто.
Для начала в поселке Соловецкий нужно сделать, на мой взгляд, несколько простых и важных вещей: создать мемориальную зону, отдать дань памяти жертвам периода СЛОНа и СТОНа, жертвам всех сословий и национальностей, всех конфессий. Необходимо захоронить останки, создав братскую скудельницу, как это принято для таких случаев. Необходимо восстановить имена всех жертв.
