Из воспоминаний Горького о Толстом мы знаем, как много смеялись втроем Толстой, Горький и Чехов. Когда к Чехову в Ниццу приехал профессор Максим Ковалевский, они, сидя за столом в ресторане, смеялись так, что обращали на себя внимание всех присутствующих.
Что показывают приведенные примеры? Они иллюстрируют наблюдение, что есть люди, в которых имеющийся в жизни комизм вызывает реакцию смеха. Способность к такой реакции есть в целом явление положительного порядка; оно есть проявление любви к жизни и жизнерадостности. Но есть люди, к смеху отнюдь не расположенные. Причины этого могут быть различные. Если смех есть один из признаков даровитости, если к смеху способны одаренные и вообще нормальные живые люди, то неспособность к смеху иногда может быть объяснена как следствие тупости и черствости. Неспособные к смеху люди в каком-нибудь отношении бывают неполноценными. Может ли смеяться чеховский Пришибеев, или человек в футляре Беликов, или полковник Скалозуб? Они смешны, мы над ними смеемся, но если вообразить их в жизни, то очевидно, что к смеху такие люди неспособны.
По-видимому, есть некоторые профессии, лишающие ограниченных людей способности смеяться. Это в особенности те профессии, которые облекают человека некоторой долей власти. Сюда относятся чиновники и педагоги старого закала. «В городском архиве до сих пор сохранился портрет Угюм-Бурчеева. Это мужчина среднего роста, с каким-то деревянным лицом, очевидно никогда не освящавшимся улыбкой» — так Салтыков-Щедрин изображает одного из градоначальников в своей «Истории одного города». Но Угрюм-Бурчеев не единичный характер, а тип. «Это просто со всех сторон наглухо закупоренные существа» — так говорит о подобных людях Салтыков-Щедрин.
К сожалению, такие «агеласты» (т.е. люди, неспособные к смеху) часто встречаются в педагогическом мире. Это вполне можно объяснить трудностью профессии, постоянством нервного напряжения и прочими неприятностями, но причина не только в этом, а в особенностях психической организации, которая в работе педагога сказывается особенно ясно. Недаром Чехов своего «человека в футляре» изобразил педагогом. Белинский в очерке «Педант» пишет: «Да, я непременно хочу сделать моего педанта учителем словесности. Преподавателям, неспособным понять и разделить хороший смех детей, не понимающим шуток, не умеющим никогда улыбаться и посмеяться, следовало бы рекомендовать переменить профессию».
Последнее утверждение звучит весьма зловеще. Отчасти «утешает» лишь то, что педагог хотя бы в данном контексте наконец-то приравнен к чиновнику.
Грустный пример полного отсутствия чувства юмора продемонстрировал однажды один из наших педагогов на выпускном вечере. На школьной сцене было развернуто заседание суда присяжных. В качестве «подсудимых» выступали учителя, которые обвинялись в различных грехах. Например, в преступном вовлечении подростков в факультативные занятия, в заражении детей пагубной страстью к знаниям, в «совращении» несовершеннолетних, выразившемся в привитии им патологического пристрастия к математике... Каждому учителю, как водится, предоставлялось последнее слово подсудимого, где он мог привести необходимые аргументы в свою защиту. Под громовые раскаты смеха в зале учителя выкручивались как могли, но неотвратимо получали оправдательный приговор, а в придачу к нему еще и шутливый подарок, зримую метафору их так называемого «преступления». Математик — туристский топорик, чтобы с его помощью, подобно папе Карло, из неотесанных бревен создавать вполне смышленых мальчиков в математическом классе. Литератор — игрушечную лиру, дабы мог пробуждать чувства добрые у следующих поколений юных филологов. Историк — игрушечный пылесос: неоценимый инструмент для сбора пыли веков. Все шло как нельзя лучше, в зале царило веселое, приподнятое настроение, пока один из педагогов категорически не отказался выйти на сцену, заявив при этом, что, подобно герою романа М.Горького «Мать» Павлу Власову, он признает единственный суд — суд своей партии. Дело происходило в конце семидесятых годов, и подобное заявление меньше всего походило на шутку. Над залом нависла гнетущая тишина. Этот явный демонстративный жест как нельзя лучше демонстрировал идеологическую позицию данного педагога, несогласного с превращением серьезной процедуры выпускного вечера в балаган. Что ж, он имел право на свою точку зрения, но оборотной стороной его «принципиальности» было рекордное количество конфликтов с учащимися и их родителями в течение учебного года. Среди прочих причин напряженных взаимоотношений с детьми у этого учителя не последнее место занимало полное отсутствие чувства юмора. Бог судья этому пожилому человеку, который вскоре был вынужден уйти из школы.
Урок математики в выпускном классе. Его ведет молодой аристократический учитель, упивающийся собственной эрудицией, острый на язык, из тех, кто «ради красного словца не пожалеет и отца». Ведь это так приятно: блеснуть в аудитории остроумием. У доски симпатичная девушка, чей ответ, мягко говоря, далек от идеала. Путая формулы, она с большим трудом добирается до завершения изложения материала. Учитель, бросая в аудиторию иронические взгляды, с сарказмом произносит: «Ну что же, Иванова, так и быть, поставлю вам «три», ведь математика не ваша стихия». Всеобщий смех класса — «награда» за проявленное остроумие, а у девушки на глазах немедленно навертываются слезы. На второй парте справа парень, который ей небезразличен. А учитель, говоря языком современных подростков, «опустил» ее в его присутствии.
Формально к этому педагогу не придерешься, ибо оскорбление было нанесено не впрямую, а в тонкой язвительной форме. Но от этого оно еще страшней и изощренней.
Нет, что ни говори, смех — грозное оружие в руках учителя, а потому пользоваться им надо предельно осторожно и лишь с добрыми намерениями.
Особенно убедительно выглядит педагог, который, даже попав в нелепую, комичную ситуацию (с кем такого не бывает!), умеет с честью выйти из создавшегося положения. Готовился серьезный открытый урок биологии, который должен был проводиться в присутствии высоких гостей. Урок был богато оснащен чучелами разнообразных животных. Как полагается, грозные члены аттестационной комиссии заняли свои места в конце класса заранее, еще на перемене. Прозвенел звонок, и взволнованная учительница, войдя в класс, произнесла заранее заготовленную фразу: «Ребята, сегодня к нам в гости пришли звери». Ребячьи головы немедленно повернулись к гостям. С ужасом осознав контекст, в котором была произнесена эта фраза, призванная сразу же включить детей в работу по теме урока, она продолжила, обращаясь к комиссии: «Уважаемые добрейшие гости, я, разумеется, имела в виду не вас, а братьев наших меньших». И, улыбнувшись, она обвела руками экспонаты кабинета, выставленные на уроке. Дружный добрый смех был ей ответом. Смеялись все вместе: она, дети и строгие проверяющие.
Замечательная история произошла однажды с Чарли Чаплином. Он был удостоен высшего академического ордена Франции — «Академические пальмы», учрежденного самим Наполеоном. Между прочим, из наших соотечественников его получила в свое время Матильда Кшесинская. Так вот, великий комик получил этот орден на сиреневой ленте. Его друг и почитатель из академической среды возмутился: «Тебя унизили, вручив награду на сиреневой ленте, тогда как подлинные академики получают этот орден на золотой. На сиреневой перевязи такая награда вручается лишь учителям». На что большой актер с достоинством ответил: «Напротив, я всегда считал, что моя главная задача — учительство: развлекая, просвещать».
