— Кира Александровна, вы сказали, что Жванецкий был завистлив...
— Это была смешная, детская завистливость, которая не соединялась с его натурой. Но даже в этом не было ни злобы, не желчности! И больше говорило о том, что талантливые люди навсегда остаются детьми. Он мог позавидовать какой-то не имеющейся у него вещице или не выбранному им блюду в ресторане. Но не более того.
— Он завидовал другим авторам?
— Нет! Он бесконечно ценил талант! Например, он никогда не слышал, кто такой Слава Пьецух, я дала ему книгу. Через месяц — видимо, прочитал! — он вдруг разразился речью, смысл которой сводился к тому, что он понял, что он пропустил! И это было такое обожание, уважение, восхищение. И Михаил Михайлович озаботился, чтобы народ его узнал, отметил. И эта премия «Триумф» — а она тоже была безукоризненная, — это Жванецкий предложил дать Пьецуху. Это уже потом были и Пушкинская премия, и другие...
«Как кому, а мне нравится думать!»
М.М.Жванецкий.
Из дневника Киры Прошутинской
22 января 2006 года
В пятницу нас пригласил к себе Жванецкий. В первый раз. Это знак особый, он приглашает только «избранных». Видимо, мы перешли в «высшую лигу».
Ехали за «проводником» в лице Олега Сташкевича по Минскому шоссе. Были жуткие пробки, поэтому добирались долго, все время перезваниваясь с Олегом по мобильному.
Поселок Жванецкого расположен в какой-то сильно охраняемой зоне на «широте» Внукова. На первом посту нам выдали пропуск, на втором (со знаком «VIP-зона») охранник долго разговаривал с Олегом.
Дом Жванецких был красивый, теплый, с темными деревянными окнами и стеклянной наружной дверью. Нас встретила Наташа, милая, без косметики. Потом из кухни вышел в фартуке М.М. Поздоровались, разделись. Они сказали, что должны еще приехать Пушкари (известный в кругах нуждающихся в его помощи мужчин врач-уролог — по его присутствию можно ставить диагноз пригласившему его в гости — с женой). Пушкарь то и дело звонил с дороги — им с женой не повезло, их уже больше часа держали из-за проезда правительственного кортежа. Видимо, М.М. слегка нервничал: «Ну, не приедет, посидим в таком составе».
Наташа повела нас по дому. Он был разделен на две половины. «Когда я должна была родить, мы строили дом. И Миша сказал, что ему никто не должен мешать. Поэтому дом строился с учетом, чтобы нас не видно и не слышно было», — объяснила Наташа.
Рядом с нами радостным котенком бегал Митя Жванецкий. Такое облако в штанах — справненький, улыбчивый, доброжелательный, очень домашний и нежный. Как он живет в реалиях взрослых и жестоких детей?..
Комнаты всех членов семьи были большие, но с небольшим количеством мебели, весьма скромной, только необходимой. Было видно, что из уюта здесь культ не делают и деньги расходуют аккуратно.
«Квартира — это отодвинутая граница души».
М.М.Жванецкий
25 января 2006 года
Мы сели за длинный стол с разными стульями. На столе были рыночные овощи и вкусный хлеб. Наташа сделала фаршированную рыбу в виде беляшей. Сидели долго, часа четыре, и разговаривали обо всем. М.М. то и дело бегал на кухню проверять следующую порцию раков. Он варил их по своему рецепту, с добавлением огромного количества специй, поэтому раки получались необыкновенно вкусными. Наташа дала мне ножницы для их разделывания. Сказала, что купила их в ИКЕА, штук 30. Сами они ели раков целиком: с мозгами, требухой и прочими отвратительными для меня частями рачьего тела.
Разговор зашел о Х., который перестал с ними общаться после того, как мы сделали с Жванецким «Дежурного по стране». У них всегда были трудные отношения. Вернее, никаких отношений не было по причине взаимной антипатии и, думаю, ревности и конкуренции взаимной. «Он закрыл театр для разговорников, сказал, что «этот жанр умер». А он, между прочим, расцвел и чувствует себя замечательно!» — сказал Жванецкий.
Говорили о Наташе. М.М.: «Это — навсегда!». Я сказала: «Тогда давайте выпьем за любовь!». Ж. поморщился: «Нет, это не то. За то, что бывает «навсегда».
Мучительно вспоминаю: о чем еще мы говорили в эти четыре часа застолья? Не помню. Но послевкусие — прекрасное. Даже без воспоминаний о раках.
Да, вспомнили Пьецуха. Жванецкий считает его классиком, выдающимся писателем современности и комплексует из-за образованности Славы: «Я теряюсь, когда люди знают несколько языков и прочитали столько книг».
— Жванецкий был счастлив в личной жизни?
— Да! Наташа — это была его большая удача. Я не знаю его предыдущих и не видела никогда. Но Наташа! Когда проходил финальный пресс-клуб, в Останкинском парке накрыты были столы, они пришли, и тогда я Наташу увидела в первый раз. Красавица невозможная! На полторы головы выше Жванецкого. Тогда стеснительная. Она долго не могла привыкнуть к этой роли — все-таки разница в тридцать лет. И у Жванецкого другой круг...
— Наташа была не из театральной среды?
— Нет, не из театральной, кажется, инженер. И она одесситка…
— Она имела на него влияние?
— Я видела, как она его постепенно завоевывает, как она взрослеет. И действительно, она получила власть, которую не демонстрировала, в отличие от других жен, провинциальных или глупых, которым достались такие мужья. Таких я тоже видела.
— Чем она его привлекла, как вы думаете?
— Он был не первой молодости и не первой свежести, а она — первой молодости и первой свежести. Ей тогда, наверное, было года 24. Но она стала для него настоящей опорой в жизни!
«Кофе в постель могу себе подать. Но придется встать, одеться, приготовить… А потом раздеться, лечь и выпить».
М.М.Жванецкий.
27 апреля 2006 года
В субботу, 18 марта, были на дне рождения Жванецкого. Праздновал он его с опозданием, поскольку 6 марта был еще в США, на концертах. Собрал всех на Рублевке, в «Русской избе», скромном ресторане. Народа было человек 25. Из знакомых В.Лошак с Мариной, Арканов, Р.Карцев, К.Новикова, О.Сташкевич. Остальных узнавали по мере их представления. М.М., как всегда, был вежлив, внимателен, не забывал каждому сказать что-то приятное. И представлял то молодого генерала милиции, который буквально опьянел от свалившегося на него счастья быть в такой компании, то генерала КГБ бывшего, который почему-то занялся бескорыстным изданием книги Жванецкого в своей новой ипостаси издателя. Ж. не уставал благодарить некоего Иосифа, который сначала построил для него бассейн, а в этот день устроил для М.М. застолье. Иосиф сидел напротив нас, радовался и смущался чуть-чуть. И все время разливал «Русский стандарт» на троих: Арканову, Малкину и себе.
Коротко запишу, что запомнила «из него» в тот день.
1. М.М.: «Я разочаровался в Америке! Правда, до сих пор не понимаю, почему мы ее так дружно ненавидим! Но в последний раз был расстроен: всё очень пошло!»
2. М.М.: «Я вдруг увидел, что теперешние руководители — серые, обычные люди. Они мне понятны и неинтересны. И Буш, и Мэйджор, и…» (тут он остановился на всякий случай, не назвал фамилию).
3. М.М.: «Помню, нас пригласил к себе на корабль на гастролях капитан. Я позвал с собой Любу Полищук. Говорю: «Люба, мы идем с тобой, поняла? Так что никого, только я, поняла?» Она мне: «Конечно, Миша, о чем ты говоришь?» Ели, пили, а там Володя Высоцкий был. Потом вышли. На берегу стоит роскошный «Мерседес». И Люба, с ее роскошными ногами, не глядя на меня, садится в него, а потом садится Володя, и они… уезжают. Я остался один, и так страдал, так страдал…».
— В ваших мемуарах часто фигурирует Олег Сташкевич; он был самым близким человеком Жванецкому, не считая членов семьи?
— Удивительный человек Олег! Литературный секретарь и близкий друг Михаила Михайловича. Мученик по своей воле. Он посвятил свою жизнь только одному человеку — Жванецкому. Я никогда не видела его с друзьями, со своей компанией — всегда либо один, либо с Михаилом Михайловичем. Представляю, сколько приходилось терпеть этому миниатюрному, большеголовому, худенькому человеку, верному на 100 процентов своему другу.
— Он что-то зарабатывал этой дружбой?
— Конечно, он зарабатывал, конечно, именем Жванецкого что-то делал для себя — это нормально, не юродивый и не блаженный, слава Богу, а то уж совсем было бы его жалко. Но... Пусть воздастся Олегу за его уникальную преданность!
— Жванецкий привязывался к людям?
— Он был безумно нежен, безумно раним. Как-то на вопрос, почему он любит работать с Максимовым, Жванецкий ответил, что уверен: тот в случае чего его защитит. Он же ребенок был! Абсолютный! Просто гамма чувств всегда была. Когда ему хорошо, это всегда было видно; когда какой-то «не тот» вопрос, я понимала: он больше не здесь, он выпадал, не мог долго сосредоточиться. Ему казалось, что его кто-то может обидеть.
«Память намного короче обиды: уже не помнишь, а настроение испорчено».
М.М. Жванецкий.
3 мая 2007 года
Неделю назад закончили сезон «Дежурного по стране». Закончили конфликтно, глупо и… смешно, как-то по-детски.
Дело в том, что в предыдущий раз Жванецкий был не в форме, передача была неважнецкая, да мы еще уехали с записи, так как рано утром улетали в Питер.
А Жванецкий любит, чтобы все было постоянное: аккуратный мой кабинет, где он готовится, а я перед этим все убираю-прибираю и выкатываюсь из него с вещами; Боря Гуреев, который в своем кабинете-норке смотрит запись; постоянная группа творцов во главе с моей длинной Люськой Сатушевой, которая вызывает у него смесь некой нежности и веселья из-за того, что он ей по пояс; мы с Толей, конечно, как гаранты того, что все в порядке, что он уважаем и обожаем. И после всего накрытый стол в Толином кабинете: куриные котлетки, гречневая каша, картошечка–селедочка–водочка. В общем, всё, что он любит.
И вот после той неудачной передачи он начал говорить, что это случилось оттого, что нет кондиционеров в студии и он умирал от жары.
Сташкевич начал звонить Люсе и Малкину с опасной, вкрадчиво-вежливой настойчивостью. Смысл звонков: срочно купите кондиционер, иначе мэтр… В последний раз Сташкевич сказал, что Жванецкий просил передать, что, если не будет кондиционера, он будет жаловаться Златопольскому. Тут Толя озверел. Тем более что я уже сказала Сташкевичу, что кондиционер заказан, но, когда он будет в наличии, еще не знаю.
Приехали вечером на дачу. Звонок мне на мобильный: «Кирочка, это Наташа Жванецкая. Я так нервничаю, не понимаю, что происходит. Миша только один раз сказал Олегу про кондиционер. Он просто волнуется, что от жары грим течет, а у него операция, синяки… А сегодня мы пошли в театр на Габриадзе, и Олег при нас позвонил Толе. Миша услышал, как Толя начал кричать, жутко заволновался, весь спектакль сидел в трансе. Я решила тебе позвонить, ушла наверх, а он испуганно сидит внизу, боится…».
Я сказала ей, что уже больше недели тому назад сообщила Сташкевичу о том, что кондиционер оплачен. «А он нам ничего не сказал! Ну что с ним делать?» — возмутилась Наташа.
Тут испугалась я: «Наташ, он очень любит Михал Михалыча, он неправдоподобно по нашим временам предан вашей семье! Ради бога, ничего не предпринимайте».
Наташа: «Да мы знаем, что он друг, за это и ценим».
Вот такая фигня случилась накануне записи последней программы сезона.
В общем, приехал Жванецкий в хорошем настроении, пошел к Толе, потом сказал мне: «Я всячески унижался и извинялся перед Малкиным».
А накануне мне позвонил Сташкевич: «Кира Александровна, это Олег Леонидович Сташкевич. Если вы не возражаете, то Мих. Мих. хотел бы пригласить творческую группу в ваш ресторан после записи».
Мне было смешно из-за его официального тона. Еще раз стало понятно, какие мы все дураки.
Передача прошла хорошо. Жванецкий перед этим попросил показать ему кондиционер, восхитился и зауважал его и Малкина за промышленные размеры. Сразу же замерз и, как сам потом сказал, «униженно попросил уменьшить кондицию» — уж слишком убедительно вырабатывал агрегат холодину.
Мы сидели в ресторане с котлетками, гречкой–картошечкой–селедочкой–водочкой и другой немудреной закуской.
М.М. был веселый, легкий, говорил и хотел, как всегда, слушать про себя, любимого. Это было трогательно, смешно и наивно. Когда он, как кошка, которую гладят, замирал в определенной позе, мне казалось, что уши его поворачивались в сторону говорящего, глаза блаженно останавливались, и потом он, как после получения удовольствия (сами знаете какого), расслаблялся и благодарно смотрел на того, кто его только что славил.
В этот раз ему понравился тост Малкина о том, как каждый раз мы присутствуем при рождении текста. Как М.М., сначала ощупью, сначала неуверенно, рождает мысль, крутит ее, обминает словами. Потом еще и еще — и вдруг выходит на коду. Жванецкому понравилось, что сказал Малкин. «Толя, очень важно то, что ты сказал! Ведь человек себя узнает от других!».
Потом Толя спросил Жванецкого, почему ему нравится работать с Андреем Максимовым. Ответ был неожиданным: «Ты знаешь, я уверен, что он меня защитит, если кто-то скажет гадость. Иначе я буду бояться, что меня обидят. И потом… он не мешает. Когда я работал с Ж., он все время хотел говорить. И я отступал, думал: ну вдруг?.. И ни хрена! Каждый раз полное говно».
Слушать Жванецкий не любил. Может быть, потому что с каждым днем становился все мудрее и ему от этого все скучнее с нами, обычными. А может, потому что становился он большим эгоцентриком. М.М. был порядочен, холоден и относился к нам хорошо, так же, как и к Максимову, потому что любил стабильность, комфорт и не любил ничего менять в своей жизни.
А недавно Олег сказал, что только к своей Наташе он относится с годами все лучше и все больше и больше зависит теперь от нее. И решения по жизни и по творчеству теперь принимала она.
— Кира Александровна, чем вас больше всего потряс Жванецкий за весь период вашего знакомства?
— На моей памяти он был единственным человеком, который сам остановил себя и сказал, что больше не будет в эфире работать. Потому что он недоволен собой. И что он не хочет уходить из эфира побежденным, хотя мог, наверное, еще работать, — такое жуткое самоедство, такой страх стать неинтересным. Перестать писать. Не соответствовать себе самому. Самое главное для него было соответствовать себе, и в этом он был безукоризненным. И я настолько уважительно отношусь к нему из-за этого, потому что эфир, а еще и деньги не имели для него значения.
— Он, я знаю, близко дружил с Пугачевой.
— Она как-то сказала мне про него: «Вот кого люблю. Иногда возьмем с ним водочку, когда бывает хреново. И пьем. И не тяжело молчать». Вы знаете, это ведь очень редкие люди — с кем не тяжело молчать.
Из дневника Киры Прошутинской
Я вспомнила, как были мы на очередном юбилее Аллы Пугачевой в «Метрополе». Тогда все было иначе — у нее радость была и желание, чтобы все было хорошо…
В зале уже было много народа. Большие столы на 10 человек не были расписаны — все садились «по интересам». Я шла между столиками, пытаясь найти хоть кого-то из знакомых. И увидела. Жванецкие. Наташа: «Ты одна? Садись с нами!». Я обрадовалась.
Гремела музыка, на разогреве были какие-то неплохие незнакомые мне певцы. Но было слишком шумно, и мы со Жванецкими практически ложились друг другу на плечи, чтобы что-то сказать или услышать. М.М. был грустен, отдельно существовал, но при этом внимательно наблюдал за всеми, иногда спрашивал меня о гостях. Наташа его похудела, помолодела, похорошела и была, как всегда, необыкновенно притягательна своей (настоящей!) доброжелательностью. Я увидела, как нежно М.М. взял ее руку в свою и она ответила, накрыв его руку своей. В этом не было ни чувственности, ни «отношения полов» — я бы определила это как «светлая грусть», нежность старого человека и ее готовность — такой, в общем-то, еще молодой (она моложе М.М. на 30 лет) — быть с ним до конца. Какая-то щемящая нота начала звучать на этом этапе их отношений. Ушли Наташина веселость, ребячливость и его мужская «задиристость» и кокетство. Грустно.
«В больнице понимаешь, что жизнь есть, потому что есть смерть. Жаль, что они неразлучны...»
М.М. Жванецкий.
11 марта 2014 года
9 марта была в зале Чайковского на юбилейном вечере Жванецкого. До этого ТВЦ настаивал на том, чтобы я сделала «Жену» к юбилею М.М. с Наташей Жванецкой. Я бы с удовольствием сделала это, но она то отказывалась, то сомневалась, объясняя это болезненной обидчивостью мужа, а теперь еще и его подозрительностью и ревностью. И все-таки мы договорились, что она еще раз подумает, потому что передачу она всегда смотрела и любила. Я тянула время и не звонила ей, боясь отказа. Так и случилось.
…Жванецкий легко вышел на сцену. Похудевший, стремительный, он шел со своим портфельчиком к одинокому белому столу, который поместили в центре сцены. «Зачем же такой минимализм?» — подумала я, глядя на «праздничное» оформление: стол и два стула. Какие-то невнятные световые эффекты в виде лучей, фигур проецировались на стены.
Он положил портфель, что-то сказал залу, чтобы его почувствовать, установить контакт. Поддернул сползавшие брюки и затянул ремень, уменьшив его на одну дырочку. Сказал, что нужно все делать прилюдно, не стесняясь, так будет лучше…
Читал он хорошо, но то и дело оговаривался и снова повторял то слово, то фразу, понимая, что потом людям придется монтировать. Рассказы были и старые, и новые. И хорошие, и не очень. И фраза была замечательная. И не фраза это, а мысль мудрейшая: «Самая страшная месть — это прощение».
Зал был легкий, добрый, любящий и принимающий М.М. Ярмольник, сидевший передо мной, все время по-актерски хохотал, аплодировал, оборачивался назад, чтобы встретиться взглядом с М.Гусманом. Тот реагировал в меру, профессионально-вежливо, но, видимо, не погружаясь в атмосферу праздника, потому что постоянно вынимал из кармана два телефона и жадно вглядывался в их содержимое.
Почему-то все время вспоминаю смешной жест Михаила Михайловича во время чтения: когда он идет на коду, то делает свободную левую руку кочергой, куда-то в рукав ее втягивает, оттопыривает, а потом незаметно возвращает на место. Меня это умиляет и смешит. Интересно, раздражает ли это Наташу, жену? Ведь мы видим своих родственников по-другому и по-другому их оцениваем.
«Мой девиз — правда в необидной форме».
М.М. Жванецкий.
21 апреля 2019 года
А вчера было продолжение многодневного юбилея Аллы. Мы пошли в вестибюль, где толпились люди, уже выпивая.
Я поздоровалась с М.М.Жванецким. Он был сегодня в хорошем расположении духа. Его рука была в гипсе. Он весело помахал ею и сказал: «Раньше следил за чужими ножками, теперь приходится следить за своими». С интересом и пониманием посмотрел на моего спутника, потом спросил: «Он всегда рядом? Молчаливый? Я люблю молчаливых». Я пригласила его на Пасху. Он: «Дача красивая? Ты теперь богатая?» Жванецкого заинтересовал вопрос моего благополучия. Я: «Во всяком случае теперь небедная». Он пытливо смотрел на меня. Через стол от него стояла Наташа, жена. Мы поздоровались. Она: «Видишь, каким он сегодня бодрячком!».
Пригласила и ее на Пасху, она сказала, что они обязательно приедут. Снова подошла к Жванецкому, сказала, что разговаривала с Наташей. Он беспомощно оглянулся: «А где ты ее видела?» Он все больше и больше зависел от жены, боялся ее потерять...
— Ваша дружба прекратилась со временем? Или просто у Жванецкого закончились физические возможности дружить, общаться?
— Последние два года я его не видела. Но когда у меня был трудный момент, и Наташа, и Олег, и Михаил Михайлович очень меня поддерживали, приглашали на всякие юбилеи и концерты. Не разговаривая о том, что происходит, всегда давали понять, что они со мной и понимают, как мне в этот момент непросто…
«Как проверить необходимость своего присутствия? Отсутствием!»
М.М. Жванецкий.
(Цитаты взяты из книги «Тексты к размышлениям»).
Читайте первую часть воспоминаний Киры Прошутинской о Михаиле Жванецком.
