Уголовное дело о публичных призывах к осуществлению экстремистской деятельности в отношении якутского шамана Александра Габышева возбудили в январе 2021 года. Сначала его отправили в новосибирскую больницу специализированного типа с интенсивным наблюдением. По сути, это место ненамного лучше тюрьмы, его охраняют сотрудники ФСИН. Через полгода перевели в более мягкие условия – в краевую психиатрическую больницу спецтипа в Уссурийске, где он остается по сей день.
– Последний суд проходил в уссурийской краевой психиатрической больнице, – рассказывает защитник шамана Алексей Прянишников. – Заседание состоялось в кабинете врачей. Собственно, все наши заседания, за исключением одного, проходили в больнице.
Дело в том, что по всем нормам закона невозможно конвоировать людей, которые находятся в этой больнице. Конвой ФСИН им не положен, у полиции нет полномочий их конвоировать. В больнице нет лишних санитаров и транспорта возить своих пациентов в суд. Ещё учитывается тот факт, что большинство людей в больнице имеют диагноз. Перевозить их в другое место небезопасно. Поэтому судьи сами приезжают в медучреждение.
В этот раз на суде не происходило ничего, что отличалось бы от других наших заседаний. Больница предоставила своё заключение, где указала, что Габышев по-прежнему общественно опасен.
Я задал уточняющие вопросы: проявляет ли он вербальную или физическую агрессию по отношению к окружающим, угрожал ли действиями суицидального характера? На что получил отрицательные ответы.
Сотрудники лечебного учреждения пояснили, что Габышев соблюдает режим, не проявляет агрессии к окружающим, не угрожает самоубийством. Я поинтересовался, в чём тогда заключается общественная опасность. Мне ответили: он замкнут. Якобы замкнутость по каким-то методикам свидетельствует о том, что, вероятно, он замышляет новое общественно-опасное деяние, сидит себе придумывает, чтобы такого нарушить. При этом врач оговорилась, что его замкнутость вызвана тем, что он боится сказать лишнее.
Он действительно мало общается с окружающими, не дискутирует с посторонними. Хорошо усвоил урок: чем больше рассуждаешь на общественно-политические темы, тем больше вероятность того, что врачи напишут о наличии у пациента «бредовых идей». Именно эта фраза фигурировала в медзаключениях по делу Габышева.
Думаю, исходя из прагматических соображений он замкнулся. На бытовые темы, о здоровье, о погоде, о природе он говорит со всеми.
– Вы пытались оспорить выводы заключения врачебной комиссии?
– Я заявил ходатайство о проведении судебной психиатрической экспертизы в НИИ имени Сербского. Такие ходатайства мы заявляем на всех процессах по Александру и всегда получаем отказ в их удовлетворении. Суды мотивируют решение тем, что нет оснований не доверять специалистам-психиатрам, профессионалам с большим опытом, в данном случае врачам уссурийской больницы.
На заседании присутствовала представитель органов опеки и попечительства от министерства труда и социальной политики Приморского края. Она поддержала позицию защиты о необходимости проведения независимой экспертизы, чтобы иметь объективное представление о состоянии Габышева. Обычно судьи к их позиции прислушиваются. В нашем деле прокуратура и суд их не поддержали.
– Если Габышев находится в больнице, значит, его как-то лечат?
– Насколько я знаю, ему дают нейролептики. Я считаю, что такие препараты ему вредят. Это все равно, что здорового человека пичкать антибиотиками, которые будут работать не во благо.
Я часто замечаю довольно подавленное эмоциональное состояние Габышева, он выглядит заторможенным, что не характерно для него. Пациенты больницы, которых я видел, тоже вялые и заторможенные из-за этих препаратов. Нейролептики, надо полагать, должны применяться, если человек буянит, агрессивен, его нужно успокоить. В случае с Габышевым эти препараты подавляют его личность.
– Габышев сильно изменился за то время, пока находится в больнице?
– Он не изменился. Мы нормально общаемся, он живо интересуется текущей ситуацией. Кое-что знает из новостей, которые им разрешают смотреть. В больнице имеется телевизор, там пациентам его включают, как положено. Габышев задает мне вопросы по текущей ситуации, спрашивает про известных людей, с которыми знаком заочно.
– Другие пациенты психиатрической клиники говорят о политике?
– Не особо. Во всяком случае, от Габышева ничего такого не слышал. По всей видимости, потому что он сам не обсуждает эти темы.
– Телефонные звонки в больнице разрешены?
– Раз в неделю он может звонить родственниками и адвокатам. Мобильный телефон выдают сотрудники больницы по понедельникам. Стоят над душой и слушают разговор.
– Как проходит его день в больнице?
– Что делают люди в больнице? Едят, спят, ходят, лежат. При возможности Габышев посещает библиотеку. В установленное время работает с письмами. В отличие от других пациентов, ему приходит довольно много писем. Он отвечает на них, чем вносит разнообразие в свою жизнь.
В самой больнице обстановка тяжелая. В палатах очень душно, прямо парилка. Окна не открывают, на них стоят решетки. Летом совсем невыносимо, в Уссурийске душно и влажно.
На прогулку пациенты выходят всего раз-два в неделю.
– Есть понимание, когда его могут выписать из больницы?
– Нет, в этом вся проблема. Когда шло рассмотрение дела по существу и поднимался вопрос о его направлении на принудительное лечение, Габышев просился в тюрьму. Руководствовался тем, что при лишении свободы человек чётко знает, когда выйдет, есть возможность освободиться по УДО или заменить наказание через определённый срок. В психиатрической клинике конечного срока нет. Ты зависишь от врачей, которые раз в полгода навестят тебя, поговорят и вынесут вердикт: здоров ты или ещё не здоров. В этом беда и опасность этой истории. По большому счёту, в этих заведениях можно провести всю жизнь.
– Я слышала, что французские документалисты снимают фильм про Габышева. Это так?
– Снимают, уже заканчивают монтаж. В больницу к нему съемочная группа не попала, но ей удалось поговорить с Габышевым, когда он находился ещё на свободе.
