Яна Власова переехала в Турцию из Петрозаводска. Последний год живет в Стамбуле. По профессии она врач-педиатр. Я нашла Яну через блогеров, которые освещали ситуацию в Турции.
Местные телеканалы тоже снимали женщину на месте катастрофы. Вот только ее слова не вошли в эфир.
— Я добралась до эпицентра землетрясения на третий день после катастрофы, — начала Яна. — На объекте журналисты попросили меня дать интервью для турецкого канала. Я была шокирована увиденным, рассказала все, как есть. Мне хотелось, чтобы народ знал правду. Но из сюжета мои слова вырезали.
На моих глазах журналисты делали много постановочных кадров. Я слышала, как они обращались к спасателям: когда камера подъедет, вы начнете вытаскивать. Одного дедушку посадили на ковер и сказали: сейчас вы будете плакать, говорить про родных. Пожилые турки добрые. Для них телевидение — это волшебство. Они с удовольствием позировали. А мне было противно от этого представления.
— В каком городе вы работали?
— В одной из самых горячих точек — городе Адыяман. Один из строителей, у которого был опыт работы на трех землетрясениях, заметил, что подобного ужаса никогда не видел.
Первый наш объект оказался сложный — это был 9-этажный дом. Местные жители до нашего приезда достали оттуда одну живую женщину. А вот ее муж погиб. Когда мы приехали, то вытащили тела ее сына и дочки. Всех похоронили. Та женщина находится в больнице. Она до сих пор не знает, что ее семьи больше нет.
Эта многоэтажка во время землетрясения буквально перевернулась. Родственники тех, кто остался под завалами, рисовали нам план зданий. Писали, кто из их близких на каком этаже живет. Но ориентироваться по их схемам не всегда получалось. Например, в одном из строений комнаты перевернулись. Там, где была спальня, находилась кухня. Унитаз висел на потолке, как люстра. Шахта лифта лежала поперек здания, что усложняло работу. Долго не получалось добраться туда, где, по нашим данным, могли находиться выжившие.
Тела тоже было сложно вытаскивать, их придавило. Когда спасатели видели часть тела, то звали меня, чтобы я проползла и определила, жив человек или мертв. Помню, как я ползла между двух плит к 13-летнему подростку. Доползла до его головы… На него упала плита. Он умер во сне, мгновенно.
По тому, как расположены тела людей, можно было понять, что они делали в последние минуты жизни. Мы вытащили тела мамы с 6-летней дочкой. Видимо, когда здание поехало вниз, дочка стала скатываться. Мама пыталась ее поймать. И в этой позе их придавила верхняя потолочная плита.
С каждым днем работать становилось тяжелее, пошел тяжелый запах. Некоторые мужчины не выдерживали, их тошнило. В последний день я тоже надела респиратор. Под конец моей работы мы доставали уже почерневшие тела.
Второй наш объект оказался большим — это три здания в одном жилом комплексе. Там было зарегистрировано больше 300 человек. Во время первых толчков эти здания как бы ударялись друг о друга. Посыпались верхние этажи, присыпав первые. У тех людей, кто жил на первом этаже, были шансы выжить, их квартиры не разрушились. Там мы находили живых. А на этой неделе мне сообщили, что из-под завалов там достали еще шестерых выживших.
В Адыямане были районы, куда не доходила помощь. Одну улицу я назвала улицей саркофагов. Там все дома сложились. До этих зданий спасатели даже не дотронулись. Спустя несколько дней тела начали разлагаться под завалами. Запах в том районе стоял невыносимый.
Думаю, в поврежденных регионах не станут искать все тела. Скорее всего, расчистят бульдозерами территорию.
«Люди находились в состоянии комы»
После землетрясения на место катастрофы собирались выехать сотни добровольцев из разных городов Турции, среди которых были спасатели, военные и врачи. Люди обращались в официальные органы с просьбой отправить их. Им отказывали. «Я отправила четыре заявки в разные центры, чтобы меня переправили на место катастрофы, — говорила Яна. — Но мне не выдали ни одного разрешения. До места я добиралась сама, на перекладных».
— Первое время Адыяман держался на местных, — вспоминает собеседница. — Завалы разгребали руками. Горожане вспоминали, что после землетрясения улицы «кричали». Из-под каждого дома доносилось: «Помогите!»
Адыяман — большой город, там в основном многоэтажки. Плиты без спецтехники поднять было невозможно.
Первая помощь в город подошла не сразу — это были подъемные краны и экскаваторы. На одном объекте работали по 30–50 человек.
В городе электричество отключили, нам привозили генераторы, раскапывали завалы под прожекторами.
— Спасатели из других стран в таких же условиях работали?
— Я видела, какое отличное оборудование было у поляков и болгар. Они организовали штаб, привезли теплые палатки, инструменты, машины. Чертили схемы, у них было четко расписано, сколько погибших найдено.
А наши турки шли в бой, считайте, с молотками. Не была организована даже связь между службами, отсутствовала четкость реагирования. Хотя я понимаю, что власти делали всё возможное, просто никто не был готов к такому масштабу разрушений.
Еще иностранные бригады привезли с собой собак, которые помогали быстро искать живых людей. Кстати, странно, что в Адыямане после землетрясения не осталось ни одного бездомного животного. Я видела только одну собаку, которая бежала, поджав хвост. Для меня осталось загадкой, куда они исчезли.
— Казалось, что из-под завалов чаще спасали детей, чем взрослых. Почему так?
— Сработал психологический момент. Взрослые знают, что такое землетрясение, многих охватил страх, паника. Не справились с эмоциями.
В таком состоянии главное не убить себя психологически. Не каждый выдержит много часов под плитой. Человека может накрыть клаустрофобия, подскочит давление.
Когда я ползла по-пластунски к одному мальчику под плитами, у меня тоже было жуткое состояние. Мы доставали людей, у которых на лице было выражение ужаса. Еще в первые дни люди много кричали, тратили силы и ресурсы. Некоторых доставали в полусонном состоянии, они будто впали в состояние комы.
У детей другой порог страха. Маленькие не знают понятия смерти, у них эмоциональный фон другой. В психологическом плане им легче выдержать.
— Ваша задача состояла в том, чтобы из-под каждого объекта достать всех, кого можно?
— У нас был список жильцов. Только когда мы закрывали список, то переходили на другой объект. У многих под завалами развивалась гипотермия (состояние организма, при котором температура тела падает ниже, чем требуется для поддержания нормального обмена веществ и функционирования, замедляются процессы жизнедеятельности. — «МК»). У пострадавшего не прощупывался пульс, было слабое сердцебиение. Спасатели могли принять такого человека за мертвого. Поэтому я предупреждала, чтобы при нахождении тел звали меня, чтобы случайно не похоронить живого.
— В каком состоянии находились выжившие?
— Многие были в состоянии шока, кто-то сходил с ума. Турецкие женщины очень эмоциональные. Если видели, что к ним идет помощь, начинали плакать, делали много лишних телодвижений. Очевидно, что людям после пережитого потребуется помощь психолога.
— По вашему мнению, что помогало людям спастись?
— Основное правило — нельзя выбегать на лестницу и стоять в дверных проемах. В многоэтажках при землетрясении сразу разрушаются лифт и лестницы. Мне рассказывали, что одна женщина уже выбежала из дома, а ее сверху накрыло падающей панелью.
При толчках нужно ложиться рядом с мягкой мебелью, со шкафом, с холодильником. Вокруг этих предметов за счет сопротивления сжатию образуется свободное пространство или небольшое отверстие, которое называется «треугольник жизни». Там можно выжить. Например, мы нашли одного парня у книжного шкафа. Он находился в этом треугольнике в позе эмбриона. Тело было целое, но он умер от обморожения. Если бы его вытащили в первый день, то спасли бы. Но признаюсь, что при таком мощном землетрясении выжить — это чудо.
«На братских могилах подписывали адрес и количество тел»
— Как проходило опознание?
— На первом объекте, где мы работали, родственники погибших ждали до последнего, когда достанут тела их близких. Они находились за оградой. Нашли кресла, матрасы, развели костер. Когда мы доставали тело, то заворачивали его в одеяло, и я звала родственников на территорию, чтобы те опознали погибшего.
Помню мужчину, который ждал тела дочери и 8-летнего внука. Мы никак не могли их достать. Кровать, на которой они лежали, была зажата между двумя панельными плитами. Когда ребята раздробили верхнюю панель, я увидела красивую женщину, которая обнимала сына. Тела окоченели, поэтому мы никак не могли их разъединить, настолько плотными оказались их объятия.
Долго вытаскивали тело юноши, у которого рука застряла в перегородке. Обычно спасатели отрезают руку, но мы старались отдать целые тела. Около трех часов освобождали руку того парня.
Много времени ушло на раскопку тел двух пенсионеров. Судя по всему, во время землетрясения дедушка стал падать, бабушка пыталась ему помочь. Пожилая женщина была в непривычной позе, ее тело опухло, тяжело было ее вытащить. Так и отдали тело.
Каждое тело мы фотографировали, по ним нужно было отчитаться. Затем клали его в мешок, подписывали фамилию. Машина отвозила их к больнице, где тела складывали штабелями. Некоторые родственники забирали своих, чтобы похоронить на определенном кладбище. Остальных погибших хоронили в братских могилах. Все происходило быстро. Одна семья, где погибли шесть человек, просила дождаться, пока откопают всех родственников, чтобы похоронить их вместе. Им не разрешили. Поэтому родных они хоронили по очереди.
Неопознанные тела тоже хоронили в братских могилах, там подписывали адрес, номер дома и количество тел.
Еще такой момент: в Турции государство берет на себя все расходы. Даже в мирное время турки не платят за услуги морга и место на кладбище.
— Спасателям было тяжело психологически?
— Люди находились на пределе возможностей, случались срывы. На нашей площадке поссорились полицейский и военный, у которого погибли родные. Военный на эмоциях выстрелил в ногу полицейскому.
Спасатели не выдерживали, когда видели горы тел, происходил надлом. Говорили: «Устали доставать тела, хотим спасать живых». Поэтому смены менялись.
В команде я оказалась единственной женщиной, поэтому понимала, что надо держать себя в руках, не позволяла себе расклеиться. Лишь один раз у меня случился шок, когда нашли тело 13-летнего подростка. Он был похож на моего сына. У меня их трое, младшему — 13, среднему — 14, старшему 17 лет. И я проронила слезу, когда мы нашли ночью пятерых живых людей.
Помимо тяжелого психологического состояния спасатели были измотаны физически. Люди работали без сна и отдыха, на разрыв. В последние дни держались на обезболивающих уколах. У мужчин были порезаны пальцы, началось обморожение, потрескались губы, образовались язвы. Руки толком не помыть из-за перебоев с водой.
Ко мне приходили ребята из других бригад, чтобы я поставила им укол. У многих открылись экземы. Помощь рабочим на объектах не организовали. Люди простужались. Я раздавала парням пастилки, чтобы смягчать боль в горле.
«Привозили просроченное молоко»
— Как был устроен ваш быт? Где вы жили?
— Нигде. За пять дней, проведенных там, мне удалось поспать несколько часов. Ребята из команды запихнули меня в машину и велели поспать. В тот момент они дробили шахту лифта, у меня было время передохнуть.
С собой я привезла расческу, зубную пасту, но ни разу ничем не воспользовалась. В волосах образовались катышки. Даже одежду не сменила. Запасные спортивные костюмы в первый день раздала ребятам, у которых порвались штаны.
Профессиональные бригады спасателей жили в более комфортных условиях. Они спали в своих машинах, разбивали палаточные городки, у них был душ. Меня тоже звали помыться туда, но я знала, что переодеться мне все равно не во что, да и времени не было. Потому что постоянно доставали тела, а кроме меня, их никто не мог принять.
Пять дней я провела на ногах. Когда вернулась домой, думала, наконец-то усну. Не получилось. Поспала 3–4 часа и вскочила. Не вышло перенастроиться на нормальный ритм.
Еще у меня начались проблемы с ногами. Пять дней я не снимала ботинки. У меня отекли ноги, натерла жуткие мозоли. Вернулась домой в тапочках. Теперь надо ехать в больницу, колоть антибиотики, восстанавливаться, чтобы снова вернуться в район бедствия.
— В первые дни после землетрясения были проблемы с гуманитарной помощью. Почему?
— Да потому что не наладили нормально работу в этом направлении. С гуманитарной помощью происходили странные вещи. В первую ночь по дороге в Адыяман я остановилась в городе Бесни. Ночь отработала в гуманитарном центре на сортировке. Обалдела, когда увидела, что туда привезли целую партию просроченного молока и других продуктов. Видимо, волонтерам на складе подсунули продукты с истекшим сроком годности. Таким образом, на горе кто-то нажился.
С распределением гумпомощи тоже возникли проблемы. В Адыяман, где не было электричества, привезли обогреватели, которые некуда было подключать. Местным жителям выдали крупы и картошку, но варить продукты было не в чем. А вот в Антепу, где с электричеством было нормально, доставили дрова, хотя там у людей нет печек.
Из-за отсутствия координации водители не знали, куда доставлять гуманитарную помощь, скидывали мешки на дорогу, где придется. В Сети ходило много фотографий с выброшенной помощью. По итогу города превратились в мусорные свалки, запах стоял отвратительный. В последний день перед моим отъездом, в Адыяман наконец-то привезли контейнеры для жилья и биотуалеты.
— Как обстояли дела с продуктами, что ели люди?
— Система питания в городе была налажена. Людям привозили чечевичный суп, хлеб, крупы, печенье. Но из-за того, что они сидели целыми днями у костра, заедали горе, у многих начались проблемы с ЖКТ. А потом народ стал простужаться, ведь большинство спали на улице. Мы отправляли туда антибиотики и средства против диареи.
— В районах бедствия сложилась непростая ситуация с мародерами. Спасатели покидали те места, потому что опасались вооруженных нападений. Вы сталкивались с этим?
— В тех регионах нелегально проживает много беженцев-сирийцев. Я замечала, что на каждом объекте, где мы работали, собиралось много зевак. На центральных улицах обрушились дома обеспеченных людей. Больше всего мародеров находилось там. Они надевали одежду спасателей, у некоторых были фальшивые документы местного МЧС. Со специальными детекторами они искали на развалинах золото.
Большинство турецких семей вкладывают деньги в золото. Женщины на руках носили по 50 золотых браслетов. Строители рассказывали, что видели тела с отрезанными кистями. Видимо, у мародеров не получалось снять браслеты, кольца.
Еще турки часто держат накопления дома, а не в банке. Так что мародерам было чем поживиться. Полиция не справлялась с ними.
«Мужчина пытался оживить погибшего брата-близнеца»
— Какая была обстановка в Адыямане, когда вы уезжали?
— За Адыяман моя душа более-менее спокойна. Туда приехали три доктора, привезли медикаменты. Власти приняли решение послать людей на уборку города, потому что там началась экологическая катастрофа.
А вот в городе Хатае до сих пор ситуация сложная, не хватает инструментов, техники и рук. Пару дней назад мне звонили наши ребята, говорили, что нашли живую девушку, держат ее за руку, но нет инструментов, чтобы ее вытащить. На месте не получалось решить вопрос с техникой, никто ничего не давал. Просили, чтобы я посодействовала.
Местные жители для меня герои. Недавно волонтеры из Хатая прислали мне видео мужчины, который пытался оживить погибшего брата-близнеца, которого сам вытащил из-под завалов. Он делал ему искусственное дыхание.
Я же благодарна своим знакомым блогерам, общественным организациям, которые распространяли правдивую информацию, собирали деньги, закупали препараты. Без них я бы не справилась.
— Что думают те, кто потерял жилье?
— По моим наблюдениям, много людей планирует уезжать из страны. Те, кто потерял жилье, находятся в растерянности. Они говорили, что не знают, куда бежать. Вроде их города планируют восстанавливать. Но там нечего восстанавливать. Нужно всё расчищать под ноль и строить заново.
Сейчас новое землетрясение прогнозируют в Стамбуле. Если Турция не вынесет урок из случившегося, то мы наступим на те же грабли. Только жертв будет гораздо больше.
Я понимаю, что власти страны делали все, что в их силах, но масштабы землетрясения оказались настолько колоссальные, что отреагировать не всегда успевали.
— Что вы сделали, когда вернулись домой?
— Когда я переступила порог дома, то долго сжимала в объятиях своих трех сыновей. Я будто с войны вернулась. Вспомнила всех детей, которых мы доставали живыми. И когда меня обнимал чужой ребенок, это было самое дорогое, что я испытывала в последнее время.
А еще я познакомилась там со спасателем из Литвы. Он говорил, что беда сплотила людей из разных стран. Все забыли про политику. Природа будто кричала: остановитесь, что вы делаете, мы дети одной земли.
И на глаза у него наворачивались слезы.
