Как грустил пристав, как росгвардейцы спасали кошку, как жильцы собирали детские игрушки и горшки – все это и прочие особенности «конфискации по-новому» в материале обозревателя «МК».
Историю «полковника-миллиардера» Дмитрия Захарченко знает, пожалуй, вся страна. Но сейчас речь не о ней, а о том, что произошло с его родными. Суд принял решение о конфискации у них недвижимости. И это была первый случай в России, когда речь касалась имущества не самого человека и его супруги, а родственников (в том числе не самых близких).
Итак, Фемида постановила конфисковать две квартиры – одну у родителей Захарченко, вторую – у его малолетней дочери Ульяны.
– Родители Дмитрия – Валентины Николаевны и Виктора Дмитриевича купили двухкомнатную квартиру в далёком 2004 году, – говорит адвокат Валерия Туникова. – Тогда их сын еще только начинал свой карьерный путь в городе Ростове. Он не обладал никакими полномочиями и мог только мечтать о том, что когда-то станет полковником и будет трудиться в Москве.
Родители всю свою жизнь работали в школе. Валентина Николаевна преподавала математику. Виктор Дмитриевич – русский язык и литературу. Их общий педагогический стаж – более 70 лет, сейчас оба на пенсии. Квартира – их единственное жильё. В одной комнате жили родители, в другой их внук с женой и дочка 4 лет. Ребенок – что важно – был официально прописан, другого жилья у него нет.
Уже после решения о конфискации проживающие в квартире попросили дать им возможность остаться (не как собственникам). Не разрешили. Потом просили дать отсрочку с выселением до 14 января (молодая семейная пара с ребенком нашла съемную квартиру, но та освобождалась только с середины месяца). И снова отказ. На почтовый адрес один за другим приходили письма с предупреждениями о необходимости срочно выселиться.
Вторая квартира, подлежащая конфискации, - та, где живёт дочь Дмитрия Захарченко, восьмилетняя Ульяна. Жилье ей приобрел дед в 2014 году, оно тоже единственное.
– В разгар пандемии государство вышло с иском о выселении детей из обоих конфискованных квартир, – рассказывает юрист. – Мы ссылались на то, что Конституция, Семейный кодекс, Конвенция ООН «О правах ребёнка» и даже судебная практика Верховного суда по другим делам категорически запрещают лишать несовершеннолетних единственной крыши над головой. Но тщетно. Даже представители опеки и попечительства, выступившие за сохранение ребёнком права пользования жилым помещением, не смогли убедить суд принять решение об отказе в выселении.
Решение состоялось и устояло в вышестоящих судах. Интересный момент: судья кассационной инстанции в ответ на доводы защитника девочки Ульяны на то, что ей жить негде, ответил — это проблемы матери, что она не в состоянии купить для своего ребёнка новое жилье.
В результате в июле 2022 года обе квартиры были переданы в оперативное управление ФГКУ «Центр эксплуатационного обеспечения войск национальной гвардии РФ».
Мы ходили туда, просили не выселять детей. Нам ответили, что теперь это жилье детей военных, им оно нужнее. Но как можно забрать у одних детей и отдать другим? И чем дети военных лучше этих детей? Ведь дети за своих отцов не отвечают. Но, похоже, тут этот принцип не работает.
Недавно состоялась процедура конфискации первой квартиры. Вот как это происходило.
В 10 часов в дверь позвонили. На пороге стояли пристав-исполнитель, еще двое приставов из суда (как силовое сопровождение), три сотрудника Росгвардии, консьержка, представитель управляющей жилищной компании и понятые.
Накануне вся семья заболела гриппом, чувствовали себя плохо. Но процесс конфискации это не остановило. Что самое интересное, у пристава отсутствовало исполнительное производство в отношении девочки: видимо, из-за того, что выселение детей без предоставления альтернативного жилья законом не предусмотрено.
— Делегация поначалу вела себя немного неуверенно, — рассказывает адвокат, которая присутствовала при процессе. — Было неловко всем. Пристав заявил: «Берете самое необходимое и уходите. Мы будем замки менять». Пригрозил, что если добровольно не покинем помещение, то будет применена сила.
Мы возразили — а как же ребенок? К нему по закону нельзя силу применять. На это ответили, что к ребенку не будут, но тогда он останется один в квартире и родителей привлекут к ответственности за оставление несовершеннолетнего.
Понятное дело, что мы не собирались девочку бросать. Она, кстати, сильно перепугалась толпы незнакомых людей и всех этих разговоров о ней и о том, что жить негде. «Гости» смутились. Пристав сказал, что ему не нравится все это делать, но закон есть закон, что он выполняет решение суда. Посетовал, что недавно выселял шестерых детей из квартиры… Понятые мялись у порога. Гвардейцы любопытствовали: что вообще происходит, что это за семья и почему квартиру конфискуют.
На фоне общей суматохи запаниковала кошка. Она заметалась из комнаты в комнату, бегала по ногам, потом рванула в коридор. Сотрудники Росгвардии стали ее ловить. Один из них предложил забрать кошку к себе: «Вам жить негде. А я один».
Захарченко поблагодарили, но отказались: «Своих не бросаем».
Члены семьи стали собирать вещи – лекарства, теплую одежду. Пристав начал описывать имущество. В это время пришёл мастер по замкам, стал ковырять дверь. С замком не получалось – оказался сложным. Мастер поехал за другим, потом за третьим. В итоге дверь сломал.
— Все длилось почти 7 часов, — рассказывает Захарченко-старший. — «Гости» отходили периодически перекусить. Мы не покидали жилье, пока все не описали. Мы боялись, что что-то пропадёт, как было при обыске.
После того, как все закончилось, Захарченко пояснили, что оставшиеся вещи они могут забрать позже. Но уже по предварительному согласованию и в присутствии пристава и сотрудников Росгвардии, потому что сами попасть в квартиру они не смогут.
Вообще, процедура конфискации схожа с изъятием имущества у должника по судебному решению. Имущество передается в государственную собственность или обращается в доход государства. В случае с Захарченко удивительно было, что квартиру конфисковали у родственников и что выселили маленького ребенка фактически на улицу.
Адвокаты полагают, что в этой ситуации есть пробел в законодательстве, который позволяет отнимать единственное жильё, в том числе у малолетних граждан. Пожалуй, этим стоит озаботиться Конституционному суду.
