— Дмитрий, как добирались из Белоруссии?
— На машине приехал. Я люблю сам ездить за рулем, потому что тогда я могу путешествовать один, и никто мне не пудрит мозги. А еще часто на самолете. Очень люблю поезда, особенно уютные старые вагончики, в которых розетка только у проводника и где нет связи в какой-нибудь тайге.
— Как любите проводить время в столице?
— В Москве люблю гулять, ходить в центре, у меня есть специальный шагомер, я его надеваю и иду 10 тысяч шагов, как завещал создатель этого браслета.
— Почему не больше?
— На 11 тысячах шагах может подскочить давление (смеется), поэтому я сажусь в метро и еду домой. У меня есть проездной, поэтому могу и на метро.
— Кстати, насколько сложно популярному белорусскому артисту в московском метро передвигаться?
— Во-первых, большинству людей просто нет дела до того, кто там рядом едет. Известно много случаев, когда что-то происходит, кого-то обижают, а люди просто мимо проходят, хотя и видят ситуацию. Люди обычно себе под ноги смотрят. На наземном транспорте не так интересно, а в метро я могу понаблюдать за людьми, за их взаимоотношениями. Спустишься — а там настоящая жизнь, где люди кладут голову на плечо своему любимому, где кто-то ругается или стоит с шапкой, играет что-то и надеется заработать, как я. Здесь настоящая жизнь.
— Когда в Москву приезжаете, где любите останавливаться: элитная гостиница, апартаменты?
— Я дома живу — у меня в Москве есть где жить, уже давно. Ну и также с удовольствием останавливаюсь в гостинице, если мне предоставляют ее организаторы.
— То есть вы счастливый обладатель жилья в Москве?
— Ну, если в этом заключается счастье, то да — я счастливый обладатель. Я давно обзавелся здесь квартирой, это не первое жилье, которое у меня появилось. Просто я всегда планировал жить и работать большую часть времени в Москве, хотя моя семья находится в Белоруссии.
— Всегда хотела спросить, что есть особенного в райдере певца Дмитрия Колдуна?
— Ничего особенного. Райдер жидкий у меня. Очень хочется пить на концерте, потому что очень много жидкости из меня выходит, а это как минимум 15 или 20 бутылок воды. Это только мне. Еще можно кофе и чай, перед концертом я не ем, чтобы ничего дурного не случилось.
— А какая-то другая жидкость из разряда горячительной бывает в райдере?
— Ну, если только после концерта. Но такого, чтобы я не смог выйти на сцену по причине того, что употребляю другие жидкости, кроме воды, чая или кофе, никогда не было.
— Я так понимаю, Дмитрий Колдун следит за здоровым образом жизни?
— Слежу, но не всегда. В студенческие годы я еще занимался силовым троеборьем, был в сборной факультета. Это становая тяга, жим лежа и так далее. Потом я занимался аэробикой в зале и продолжал таскать гантели. А затем я понял, что это немножко не мое. Поэтому я люблю выйти и около дома на брусьях повисеть, на турнике, пресс покачать.
— Сейчас спрошу как на духу: есть вредные привычки все-таки? Алкоголь, курение?
— Благодаря курению я познакомился со своей будущей женой, мы вместе курили в детском садике...
— В детском садике?
— Ну, в школе у нас полкласса курило, в том числе и я. И мы ходили в соседний детский сад, чтобы нас не выгнали из школы, потому что в туалете этого делать было нельзя. Вот так мы с Викой и познакомились, и теперь не курим, потому что у нас двое замечательных детишек. А это как минимум им бы не понравилось, да и нам — тоже. В общем, никаких зависимостей, тем более наркотических, у меня нет. Я вообще наркотики никогда не пробовал. Удивительно, но некоторые инспекторы ДПС, которые меня останавливают, норовят проверить на наркотики. Видимо, такой стереотип складывается, что артисты употребляют. Иногда просят анализы сдать. Я когда рассказываю другим водителям, таксистам, они удивляются: у них никогда такого не было!
— Раз уж мы затронули тему знакомства с супругой, не могу не спросить, как дальше развивались ваши отношения с Викторией?
— На момент знакомства с Викой она встречалась с моим одноклассником, который тоже ходил курить в тот же детский садик. Но мы все равно с ней начали общаться, дружить, ходить на общие мероприятия, в гости, потом я стала приглашать Вику на мои выступления в школе. Так все пошло-поехало, и через несколько месяцев мы уже с ней начали встречаться, это продолжалось достаточно долго. Через лет семь у нас был небольшой перерыв, потому что я уехал в Москву, у меня тогда началась «Фабрика звезд», потом «Евровидение», все как-то закрутилось... У Вики была сессия — она врач по образованию. Но спустя время, когда вернулись в привычный рабочий ритм, снова сошлись.
— Судя по тому, сколько лет вы вместе, пословица о том, что милые бранятся — только тешатся, — это про вас. Вы сейчас как решаете проблемы в семье, если назрела ссора?
— Бывает, орем друг на дружку. По каким-то пустякам в основном. Вике не нравится, например, что у меня в шкафу бардак. У меня там берлога: я скручиваю вещи и забрасываю. А мне не нравится, что Вика забивает холодильник до упора, и когда начинаешь что-то искать, выясняется, что половина там просрочена и есть это невозможно. И ты потом разгребаешь, выбрасываешь. Так что по мелочам спорим. Но мне кажется, секрет долгих отношений — это когда тебя человек не бесит. Просыпаешься, и вроде не бесит. И это уже много. Ведь люди в основном расходятся, потому что когда начинаются отношения, они докапываются до мелочей, и все это превращается в неприятную историю. А я просыпаюсь, у меня все нормально, все хорошо, я рад видеть свою жену и надеюсь, это взаимно.
— А дети поразили уже звездного папу своими достижениями?
— Я не знаю, что можно считать достижениями. Наверное, то, что они в принципе соображают что-то в их возрасте и понимают, это уже достижение. Сын меня может обыграть в шахматы, например, если я буду невнимателен. Ему девять лет, он в принципе смышленый парень. Я пытался научить Яна играть на гитаре, но пока не получилось. Я помню, меня родители тоже пытались научить, отдали даже в музыкальную школу, но я постоянно сбегал. А потом когда уже сам захотел — научился. Так что я их сейчас ничего не заставляю делать. Понимаю, что большая сложность в том, что сейчас все сидят в гаджетах и прочих устройствах. Я думаю, что у дочки Алисы больше развит творческий потенциал, и она, возможно, будет связана со сценой. В сыне я этого не вижу, но, может, оно и не надо. Потому что, как говорила моя бабушка, настоящий мужик должен кирпичи таскать, а не на сцене песенки петь (смеется).
— Вы бывали хотя бы раз на родительском собрании?
— Ни разу, но в школе знают, что я существую. Я в принципе иногда захожу, забираю детей, если у меня есть такая возможность. Но на родительских собраниях я не бывал — не люблю это все. Мне просто надо написать список, что сделать, — я пойду и сделаю, а вот сидеть слушать долго — не мое.
— Двое детей — это уже немало в наше время, но мыслей о пополнении, о большой семье не было?
— В принципе, я не считаю, что у нас маленькая семья. Маленьких семей не бывает, если люди решили пожениться и создать семью. Хуже, когда человек один живет и мучается от этого, потому что никого не может найти. Для меня двое детей — абсолютно нормально, мне достаточно. Рекомендую (улыбается). Обычно еще какая вещь получается: мы создаем семьи наподобие тех, что были у нас. Нас с братом, например, было двое. Вика была одна, ей бы и одного хватило.
— Отец из вас какой, что думаете?
— Я очень неуравновешенный человек, очень себя не люблю за это. Может, с возрастом надо уже на какие-то препараты будет переходить, но сейчас я себя стараюсь держать в руках. Потому что когда дети здоровы и полны сил, они не всегда любят вот эту авторитарную систему, которую можно устанавливать в семье. Что-то может тебе не понравиться, и ты можешь на это не всегда реагировать адекватно. Я стараюсь как-то с этим бороться, хотя можно и огрести от меня. Но я не со зла…
— То есть у вас система воспитания «добрый — злой полицейский»?
— Нет, у нас два злых (смеется).
— Для многих россиян имя Дмитрия Колдуна в первую очередь ассоциируется с проектом «Фабрика звезд». Интересно, если бы вы не приняли участие в этом шоу, ваша карьера все равно бы пошла тем же путем, не думали об этом?
— Нет, я думаю, она бы никак не пошла. Моя карьера бы остановилась на моем дипломе химика, и я бы работал в крайнем случае на каком-нибудь полимерном элитном производстве, шил бы женские чулки. Я по образованию специалист по высокомолекулярным системам: от пленок для теплиц до бронежилетов и пуговиц для штанов.
— А что было в вашей жизни после «Фабрики звезд»?
— Была песня «Work you magic» на «Евровидении». Вообще я не могу сказать, что после «Фабрики звезд» все кардинально сразу поменялось. Да, действительно у нас была работа, но это была совсем недорогая работа. Мы получали по сто долларов за концерт. На тот момент это было две с половиной тысячи рублей плюс 300 рублей суточных. Разжиться на этом было невозможно, конечно. Еще с учетом того, что я взял в долг у людей, потому что я особо не планировал проходить на этот конкурс. Я же поехал, чтобы не винить себя за то, что не поехал. А когда прошел, понял, что денег-то у меня нет. За все эти гастроли я, может, заработал тысячи три долларов. Считаю ли я это успехом? Наверное, да. Потому что, делая баночки из полистирола в летнее время, думаю, я бы заработал гораздо меньше.
— Заработки — это прекрасно, но, как мне кажется, тут еще важен и фактор узнаваемости, которая у вас появилась как раз после «Фабрики звезд»...
— Это такая иллюзия. Конечно, это способствовало развитию моей карьеры, но уже позже, когда я остался один и смог эту оставшуюся медийность использовать. Ну, вы помните эту историю после конкурса «Евровидение», когда мне сказали, что назначают нового продюсера, все эти скандалы с Дробышем, Филиппом Киркоровым... Меня потом всюду закрыли, я остался один на один из-за разногласий с Дробышем. И как ты можешь капитализировать известность, которая тебе не принадлежит и которая не тобой создана? Никак! Все-таки, чтобы заниматься музыкой, творчеством, карьерой, нужны деньги. Нельзя просто в трусах прийти куда-то и начать все с самого начала. Тем более шоу-бизнес в тот момент напомнил казино, и чтобы играть, тебе нужны были какие-то фишки, которые надо купить. Даже сейчас, я уверен, есть артисты, которые выглядят гораздо успешнее в кадре, их все знают, но на самом деле дела обстоят совершенно не так. За этой оболочкой бывает абсолютно пусто, это просто мыльный пузырь.
— Ну а Филипп какую-то помощь оказывал после «Фабрики»?
— Разумеется: самую непосредственную помощь. Собственно, благодаря Филиппу и произошло мое участие в конкурсе «Евровидение». Я собирался участвовать сам, но возникли определенные сложности с репертуаром и финансированием. И если бы не он, я бы не просто не занял никакого места — я бы не поехал. Он в этом конкурсе большой спец, и я не устану говорить ему спасибо.
— Ну, мы знаем, что Киркоров за словом в карман не полезет, может сказать что думает. Во время совместной работы он вас бывало критиковал?
— Мне кажется, нет ни одного человека, кого Филипп не критиковал бы. Это нормально абсолютно. Как можно не критиковать студента химического факультета, который вдруг через год после приезда в Москву едет представлять страну на конкурсе «Евровидение»? Вообще, могу сказать, что все это череда каких-то неожиданностей, совпадений. Моя судьба на тот момент складывалась как у какого-то новичка, играющего в рулетку, которому везет по непонятным причинам. После этого полоса сменилась на черную, ну а потом наступили рабочие будни, в которые ты просто должен был понять, кто ты, и искать свое призвание заново.
— Что вы делали в этот период, когда вас «закрыли»?
— Это длилось пару лет. Я занимался музыкой, мы собирались с моими друзьями, музыкантами, что-то делали. Заводились новые знакомства с аранжировщиками, саунд-продюсерами, которые помогали искать, нащупывать. Были люди, которые все-таки помогали в такие непростые времена выходить на сцену, пробивали возможность выступить на фестивалях, хотя везде вставляли палки в колеса. Очень важный момент в моей жизни: меня всегда окружали хорошие люди. Но вообще были тяжелые времена, потому как никто не хотел со мной водиться. Говорили вроде как с Колдуном дела не иметь, он всех «кидает». Посмотрите: от одного ушел, от второго. Колобком называли. Это происходило в России, в Белоруссии никто палок в колеса не втыкал, но мне и заняться там особо было нечем, потому как с одной песней «Work you magiс» работать очень сложно. Я выступал на корпоративах, куда меня продавали, с этой одной песней. Но там никого не волновало, что у меня одна песня, нужно было час развлекать людей. Поэтому песня звучала сначала на русском, потом на английском, потом в ремиксе, а капелла, хлопки в зале. В общем, это моя любимая песня (смеется).
— И когда же наступил перелом в этой истории?
— Все изменилось, когда появились песни, которые радиостанции стали брать в свои плейлисты. Эти песни начали нравиться людям, слушателям, песни номинировали на разные премии. Вообще оказалось, что бэкграунд, который у меня был, хороший или плохой, играл свою роль. И за это всем спасибо. Знаете, иногда человека надо откуда-то выгнать, как это было со мной на «Народном артисте», чтобы он сделал какие-то ошибки и какие-то выводы. Ну, это со мной происходило и происходит до сих пор, что тоже нормально.
— У нас в стране есть артисты, которых хлебом не корми — дай в экстремальных шоу поучаствовать. Вы из таких? А сами экстрим любите?
— Ну, я таскал в зубах тараканов на шоу, а вообще экстрима достаточно было в моей жизни, и он ничем хорошим не закончился. Я участвовал в шоу «Звезды в армии» в 2008 году, получил баротравму уха, потому что выстрелил из пулемета, а мне не сказали, что при этом надо рот открывать. И с тех пор у меня с левым ухом большая проблема. Это неизлечимо — умирают рецепторы, клетки. И тебе никто не гарантирует, что ты не пострадаешь на съемках, ты же подписываешь бумагу, что всю ответственность берешь на себя. Страховка у тебя, конечно, есть, но ухо уже не вернешь.
— Новый год как-то неожиданно быстро приблизился. Вы ощущаете уже его неумолимое дыхание?
— С каждым годом приближение Нового года все быстрее и быстрее. Я бы хотел сказать, что буду работать на новый, но нет, не буду. Скорее всего, отмечу в кругу своей семьи, правда, еще не знаю, где это будет. Либо здесь, в Москве, либо у себя на родине, в Белоруссии. Это будет настоящий семейный праздник с селедкой под шубой, с оливье и, вероятно, буду употреблять жидкости, которые не могу позволить себе перед концертом. Салаты люблю поострее. Если в них добавить перца, они сразу становятся особенными. Я даже участвовал как-то в шоу, которое прикрыли по причине негуманности. Там надо было съесть блюдо как можно острее. Например, пропитывали наггетсы перцем, и ты ел и ел. Это была жуть — я очень сильно отравился, но острое не перестаю есть.
— Раз вы не работаете в Новый год, можно говорить о том, что намечается новая тенденция: на новогодних корпоративах артисты уже не так востребованы?
— Сложно судить о том, что у кого происходит, но мне кажется, в этом году стало действительно поменьше массовых мероприятий. Например, каждый год в Москве проходили уличные концерты на площади, в этом году таких концертов не планируется. Все артисты на себе ощущают некие ограничения, плюс возвращаются отголоски эпидемии, кто-то болеет снова. Поэтому мы учимся жить в новой действительности, и уже никто ни на что не жалуется. Для всех было откровенным шоком, когда отменялись массовые мероприятия во время ковида. И сейчас уже никто не воет, не визжит. Оказывается, можно и так жить...
