— Очень трудно без него. У меня такое ощущение, что с уходом Армена моя жизнь закончилась. У нас много всего было: и хорошего, и трудного, и смешного. Но мы были вместе. Мы друг друга знали от и до: что нас рассмешит, что настроение поднимет. Если что-то где-то происходило, первая мысль, которая возникала у меня, — рассказать ему. Я даже сидела на прощании и в какой-то момент поймала себя на мысли, что обязательно расскажу Армену. И тут же поняла, что никогда ему ничего больше не расскажу. Я даже испугалась в тот момент: «Как? Как такое может быть?..»
— Прошел довольно заметный срок со дня ухода вашего супруга — вам не стало легче?
— Когда умер президент Америки Рейган, его жена Нэнси дала интервью. Журналисты у нее спросили: «Как вы живете?» Она ответила: «Учусь жить без него». Вроде бы совершенно простая фраза, а как много в ней заложено! Значит, настолько были спаяны — они действительно много лет прожили вместе.
Очень трудно отвыкать от потерянной части себя. Я сейчас это поняла и даже физически стала ощущать, что все не так. Ценности ушли, не хочется ничего, смысл жизни полностью потерялся… Хотя говорят, что это нехорошо: надо жить дальше. Жизнь продолжается, необходимо находить утешающие вещи. Да, теоретически это так. Но я знаю многих людей, которые не смогли жить после смерти супруга: они или сами уходили, или становились маленькими, скукоживались. Мы с Арменом могли быть не вместе физически, географически… Но мы были едины. Правильно говорят: моя вторая половинка.
— Вы сразу поняли, что Армен Борисович — ваша вторая половинка?
— Не сразу. Знаете, состояние влюбленности и любовь — разные вещи. Любовь — это более стабильное, приходящее с годами чувство, когда человек хорошо знает свою вторую половину, ценит, на что-то глаза закрывает. А влюбленность — это когда сердечко трепещет при одной мысли об этом человеке. У меня долгое время была влюбленность. Много лет назад, когда мы жили у Белорусского вокзала, я шла домой, зная, что сейчас три часа дня. А это значит, что репетиции в театре Маяковского, где Армен Борисович тогда работал, уже кончились, он пришел домой и отдыхает перед вечерним спектаклем. И мое сердечко начинало биться. Я клянусь — даже помню то место, где я поймала себя на этой мысли. А с момента нашего знакомства прошло уже лет 15! Я думала даже: «Боже мой, я радуюсь тому, что он дома!» Потом эти ощущения прошли постепенно. Но не потому, что чувства остыли, а потому что пришла стабильность. Но лет 15 я шла и радовалась просто тому, что сейчас приду, а он находится дома!
— К поклонницам Армена Борисовича сильно ревновали?
— Никогда. Тоже на эту тему думала. Я не считала себя слишком красивой, непревзойденной… Видела, что вокруг него много красивых актрис. Случались даже моменты, что мы рядом стоим, а они с ним кокетничали. Некоторые даже не понимали, что рядом я — жена. Эти актрисы не сдерживались: комплименты ему отпускали, шутки… Казалось бы, у меня были все основания для того, чтобы начать ревновать. Но — нет. Я не обижалась даже. Видимо, у меня настолько сильной была вера в наши отношения. Только мы — и всё. Я могла, кстати, тоже на кого-то взглянуть и сказать: «Ой, какой интересный мужчина!» Мы с Арменом в этой жизни прошли все: и огонь, и воду, и медные трубы. Очень много хорошего было! Мы, например, стали первыми автотуристами в СССР.
— Да вы что!
— Да. Армен с ума сходил — любил водить машину. Ему нужно было просто сесть за руль и ехать. А тогда уже стали появляться первые туристические агентства. Можно было сказать, какие города хочешь посетить: они связывались с отелями и потом отдавали тебе подробную схему поездки. Мы объездили таким образом почти все республики СССР и соседние страны. Единственное неудобство — например, у тебя отель в Варшаве заказан на три дня, и больше ты не можешь там находиться, потому что уже гостиница в Кракове оплачена.
— Каково это было — быть первыми автотуристами?
— Наши дороги, конечно, заставляли поволноваться. Они не были такими, как сейчас. Во время наших поездок нервничала сильно, думала: «Господи, мы проехали поворот…» Потом, если вдруг он появлялся, мы с облегчением вздыхали. Всякие случаи происходили: и машина ломалась, и до заправки как-то не удалось дотянуть. Хотя мы всегда возили с собой канистры с бензином. Мы ездили вчетвером: Армен, я и дети. Потом я тоже начала водить, и мы ревновали машину друг к другу.
— Ваш сын Степан говорил, что в те времена вы с Арменом Борисовичем все деньги тратили на путешествия!
— Да. У нас никогда не было особых богатств. Если деньги скапливались, мы их на эти путешествия и тратили. Хотя мы не заказывали дорогие отели. Нам этого было не надо. Главное — впечатления, которые ты получаешь во время поездки. Мы с Арменом действительно никогда не шиковали. В Москве сначала пришлось помыкаться. Первое время вообще жили в каморке.
— Прям была настоящая каморка, как у Папы Карло?
— В «Ленкоме», где Армен начинал работать, нам дали небольшую комнатку, которую мы назвали каморкой. Такое маленькое помещение без туалета, без кухни — ничего там не было. Стояли только диван и кроватка односпальная. Мы тогда худенькими были, нам ее было достаточно. В этой комнатке было маленькое окошечко, которое располагалось очень высоко. Когда шел снег, его заметало полностью. Администрация театра понимала, что у нас временное, не очень удобное жилье, и старалась нас успокоить. Как-то сказали нам: «Иннокентий Михайлович (Смоктуновский. — Авт.) тоже жил здесь — начинал с этой каморки!» Я, кстати, проходила как-то там недавно, зашла в наш двор. Там теперь все иначе, по-другому…
— Долго пришлось ютиться в каморке?
— Несколько лет. Потом Армену Борисовичу дали ордер на комнату напротив театра Образцова. Он пошел посмотреть, возвращается и говорит: «Мы там жить не будем!» Я удивилась: «Не понравилось?» А Армен говорит: «Вошел какой-то инвалид на костылях, безногий, и сказал, что уйдет оттуда только через свой труп». Мол, он долго ждет комнату, но ему никак не дают. Армен сказал как отрезал: «Я с инвалидом спорить не буду». Потом нам дали ордер на квартиру на Преображенской площади. Я была не в восторге: мне казалось, что это очень далеко. Но зато новое здание, многоэтажное, кирпичное. Приходит Армен с просмотра и говорит, что мы тоже там жить не будем. Оказалось, в доме по соседству произошла утечка газа, из-за чего ряд квартир пострадали. И тех жителей переселили в этот новый дом. И только спустя время нам предложили квартиру у Белорусского вокзала. Ее первой уже поехала смотреть я.
— От греха подальше?
— Да. До сих пор помню, как по дороге зашла в Елисеевский магазин и увидела там миногу. А я жила в Риге и обожала эту рыбку. Купила ее и подумала: «Как хорошо, поедим сегодня с Арменом вкусно». Приехала в квартирку — дом стоял еще сырой: голые стены, трубы торчат… Я зашла в маленькую кухоньку, повесила сеточку с миногой на одну из труб и пошла смотреть квартиру! Мне все очень понравилось. И я как на крыльях полетела сказать Армену, что мы будем там жить. И уже на полпути вспомнила, что оставила миногу на трубе в кухне. Думаю: «Придут рабочие завтра, скажут, что это червяки какие-то, и выбросят». Так жалко рыбку стало, но я не вернулась: хотелось скорее к Армену. Он меня увидел и спрашивает: «Ну как, посмотрела? Тебе понравилось?» Я говорю: «Да, и мы с тобой там будем жить. Потому что я там миногу нашу оставила!» Рассмотрела в этом признак того, что мы обязательно вернемся. Так и случилось.
Эта квартира нам с Арменом казалась дворцом. Хотя комнатки там были маленькие. Только одна — гостиная — была метров 15. Но после наших мытарств мы были счастливы — считали ее дворцом! Тем более что Армен никогда не стремился к богатству. Он неприхотливым был в быту, ей-богу. Всегда к душевному равновесию больше стремился. Это правильно. Мы же знаем, бывают люди, у которых вроде и деньги есть, а несчастливы.
— Как же вы оказались на Арбате — там, где сейчас живете?
— Дети выросли, их надо было к самостоятельной жизни приобщать. Армен написал письмо и предложил размен. Мы отдали государству нашу 4-комнатную квартиру, в результате получили две однокомнатные для детей и одну двухкомнатную — для нас. В этой квартире мы уже прожили до самой кончины Армена Борисовича.
— Татьяна Сергеевна, Армен Борисович вам сейчас снится?
— Очень редко! Раньше я много снов видела — это были целые полнометражные фильмы! Когда рассказывала Армену, он мне не верил: «Ты придумываешь». Потом мне сны очень редко стали сниться. Не знаю, с чем это связано, может, с возрастом. Поэтому Армена я редко вижу. Но каждый раз он приходит ко мне, словно живой.
— Он сильно страдал перед уходом?
— Страдал, конечно. Но не столько из-за болезни. Мужчины, как мы знаем, болеют тяжелее женщин. Они сразу в руки жен отдаются: лечи меня! Армен Борисович тоже и болел, и операции у него были — и на голове, и на сердце, и на ногах, — но никогда я от него не слышала жалоб. «Ой, я не хочу, боюсь, не люблю болеть» — таких слов не звучало никогда. Он очень мужественно переносил все болезни. Да, у него были физические страдания тоже, но он не жаловался.
Перед уходом Армен стал молчаливым. О чем-то думал постоянно — глаза закроет и так сидит долго-долго. Я даже не понимала, заснул он или нет. Бывало, начинаю что-то рассказывать ему — потом, думаю, наверное, Армен заснул, не стоит мешать ему. А он слышит, что я не продолжаю, и говорит: «Ну а что дальше?..» Так что он все время о чем-то думал, закрыв глаза. Потом скажет словечко, и я понимала, о чем он думал.
— Наверное, его беспокоил короткий брак с Виталиной?
— Да. Я как-то вычитала фразу: «Я не дурак. Я просто слишком поверил человеку». Произнесла ее вслух — и тут же язык прикусила. Потому что ситуация совпадала. Он как-то вздрогнул: было видно, что ему неприятно вспоминать. Армен не начинал эту тему. Но я замечала, что у него происходила интенсивная работа. Но, повторюсь, этой темы последних лет не существовало у нас вообще.
— А о чем говорили? О сцене?
— Нет, о сцене тоже разговаривали редко. Мне даже кажется, что он и на самом деле не скучал. Незадолго до того, как мы уехали в Америку, он сидел на кухне за столом и во время ужина сказал: «Знаешь, я устал что-то, надоело. Перегорело внутри». Я так удивилась, потому что знала, что он актер, для этого родился. Он больше ни от чего не получал такого личностного удовольствия. Но он сказал — и как отрезал. Год проходит, второй, а он не идет и не идет на сцену. И так десять лет не выходил!
Я недавно книжку пролистала о нем. Там написано: «Он болел, был немощный, не мог работать, но вот Цымбалюк-Романовская появилась, вернула его к жизни, в искусство, и он стал опять работать». Я даже удивилась: вы же ничего не знаете, что было на самом деле! И Виталина придумывает на ходу, выдавая свои мысли за его. Наглая девица, честное слово! Жалко только, что люди ей верят. Я, например, была в ужасе от ее недавних заявлений. Она отдыхала в Пицунде на даче Сталина. И написала, что Армен Борисович очень любил Сталина. У меня прямо, клянусь, аж сердце упало! У Армена был отчим — замечательный человек. Он пострадал от репрессий. Пропал в один момент, и его больше никто не видел. Как Армен после этого мог любить Сталина?..
— Татьяна Сергеевна, что за страшные слова произнес Армен Борисович перед смертью?
— Армен открыл глаза и вдруг сказал: «Свою жизнь я проиграл». Это было и неожиданно, и страшно. Он действительно не понимал, как же с ним могло такое случиться в конце пути! Он жил правильно, красиво, много работал — и вдруг все пошло кувырком.
Я помню, мы с ним как-то разговаривали, и я у него спросила: «А вдруг что-то такое произойдет, и мы расстанемся?» Он ответил: «У меня никогда не было мысли с тобой расходиться!» И привел потрясающий пример: «Если у человека немного болит рука, ты же ее не отрезаешь?»
— Он смотрел ток-шоу с участием Виталины?
— Старались ему не показывать. Сиделка следила за этим. Но сейчас же программы начинаются без объявления: одна заканчивается, и начинается другая. И вот однажды сиделка не успела переключить. Она рассказывала, что заходит в комнату, а по телевизору идет ток-шоу с Цымбалюк-Романовской. Армен посмотрел несколько минут, а потом повернулся и спросил: «Я что, женат на этой женщине был?..» Дело не в том, что он не помнил ее. Он посмотрел, как она говорит, как себя ведет, и пришел в ужас. С тех пор сиделка стала более внимательной.
— Америку он тоже не любил, как говорит эта дама?
— Америку он любил. Она сейчас, правда, другой стала. Когда Армен устал, ему захотелось в другой, более теплый климат. Мы поехали в Америку, и он понял, что там здорово. Во-первых, тепло. Моментально проходят все болячки: бронхиты, гаймориты… Кроме того, ему там нравился быт. Но при этом он не собирался эмигрировать, покидать родину.
— Вы же не сразу решились на переезд?
— Нет. Армен знал людей, которые ему посоветовали: «Приобретай там дом. Сейчас многие имеют жилье и здесь, и за границей». Однажды Армен мне говорит: «Если мы купим дом, поедешь?» Я говорю: «Хоть завтра. Но с собой возьму кота — ты же не будешь с ним тут сидеть». Взяла некоторые дорогие сердцу вещи, кота… Каждый раз, когда Армен ехал, тоже привозил в чемодане что-то дорогое, заворачивал в одежду, чтобы не разбилось. У нас, к счастью, не было хрусталя, антиквариата — как я уже говорила, мы все деньги тратили на путешествия.
Мы хорошо в Америке жили, из штата в штат ездили, из Техаса в Неваду… К сожалению, пожить там долго не получилось. Все рухнуло из-за работы. Дело в том, что Армен не мог найти достойного преемника в России для театра. Это очень важный момент для него был! Армен понимал, что не может взять, все бросить и уехать. Театр его здесь держал. Хотя у него уже были первые проявления болезни. Но работа… Он — актер. Но взял эту обузу — театр — и тянул, тянул… Иногда просыпался и говорил, что у него даже испортилось настроение только от одной мысли, что ему снова придется идти и руководить.
— Неужели ему настолько не нравилось административная карьера?
— Это не его было, Армену было очень трудно. Но раз взялся… Театр он взял, чтобы его студенты, которых он пестовал во ВГИКе, не оказались на улице. Как-то Армен мне сказал: «Я люблю людей. Даже больше жалею, чем люблю». Он мне признавался, что у него в свое время даже была юношеская мысль: помочь проститутке начать новую жизнь. Хотелось падшей женщине помочь избавиться от греховной жизни! Именно из-за его отношения к людям он и студентов своих бросить не мог.
Он часто вспоминал, как однажды шел по коридорам «Мосфильма», а навстречу ему — Сергей Бондарчук. «Армен Борисович, слышал, что тебе предложили вести курс. Кого выгонять будешь?» — спросил у него Сергей. Армен удивился: «Как выгонять? Я же с ними только-только начал!» А Бондарчук ответил: «Нет, надо сразу выгонять, чтобы боялись!»
Армен потом смеялся, говорит: «А ведь Бондарчук был прав! Действительно, некоторые на шею садятся, а ты не можешь их сбросить». Армен понял, что руководитель должен быть жестким, порой равнодушным. А он был очень добрым. В общем, тащил на себе эту нелегкую ношу.
— Вы предчувствовали его уход?
— Я видела, что он угасает, что энергия из него уходит. Он очень много спал. Когда просыпался, переживал. Я старалась проводить больше времени с ним. Если куда-то уйду, возвращаюсь быстренько. Ему одному было плохо. Как-то мне пришлось поехать в Америку — решить оставшиеся дела. Прилетела в Москву, позвонила из аэропорта Армену, сообщила, что уже приземлилась и еду домой. Когда поднялась на лифте, открыла ключом замок и увидела его (Татьяна Сергеевна плачет). Я не могу об этом спокойно рассказывать до сих пор: эта картинка на всю жизнь у меня осталась перед глазами…
— Что вы увидели?
— У нас коридор длинный, одна комната выходит туда. Сиделка Армена посадила на стул и сказала: «Сейчас Татьяна Сергеевна приедет». Он сидел на этом стуле, лицом к входной двери, ждал, когда дверь откроется, и войду я. А в то же время как раз пандемия была — в аэропорту я расписку дала, что буду сохранять самоизоляцию. Боялась его заразить, очень трудный рейс был, вывозной. А я не смогла его даже обнять: мне пришлось выполнять условия, которые была вынуждена соблюдать какое-то время.
После моего возвращения в Москву мы часто гуляли с ним. Он, правда, не особо любил улицу, не хотел, чтобы люди видели его немощным. Но к нам постоянно приходили гости: его друзья, актеры. Мы устраивали чаепития. Армен был очень рад, что его помнят, ценят и любят. И я побоялась Армена даже обнять…
Сейчас жалею, что надо было еще больше с ним проводить время, дольше разговаривать, быть ближе, чаще гладить. Так говорят все люди, которые теряют близких. Кажется, что ты недодал им, недолюбил…
— Если бы вы недолюбили, он бы не называл вас главной любовью своей жизни!
— Это правда. Мне даже неудобно однажды стало. Он сидел в кресле напротив телевизора, а я на кухне за столом возилась. И вдруг он так громко, четко говорит на всю комнату: «Ты — самая лучшая жена!» Надо было подхватить и спросить: «Во всем мире или только в Старо-Конюшенном переулке?..» Но я в тот момент даже растерялась немного. Рядом сиделка была, мне неловко стало. Но на самом деле так и было. И для меня Армен — самый лучший муж!
