Многие политики анализируют сегодня причины распада Союза и роль М.С.Горбачева в этом событии, которое стало поистине титаническим поворотом в мировой истории.
Общество же разделилось на два непримиримых лагеря: одни называют Горбачева локомотивом всех тех перемен, которые создали и продолжают создавать сегодняшнюю Россию — мощную и современную, другие считают его предателем Родины. И даже уход М.С.Горбачева из жизни не примирил в его оценках россиян, особенно из числа бывших советских граждан.
В сегодняшнем тексте мы не станем анализировать М.С.Горбачева как политика, а посмотрим на него глазами знаменитой телеведущей Киры Прошутинской. Долгие годы она скрупулезно вела дневник, записывая туда с мельчайшими деталями события своей творческой жизни. А был в ней и Михаил Сергеевич Горбачев. Уже больше не мировой политик, но по-прежнему громадная личность. Не прикрытая мантией безмерной президентской власти.
Только «МК» доверила Кира Александровна свои воспоминания. Читаем вместе с ней ее дневники и говорим о Михаиле Сергеевиче как о простом человеке.
«Увидев скромный стол, Горбачев обрадовался: «Раз так, надо остаться!»
«Масштаб личности М.С. гораздо значительнее его масштаба управленца. Но ведь до него такого опыта не было! Не было умной команды, не было еще понимания того, что реформы одновременно во всех сферах невозможны, и они обернулись провалом», — рассуждает Кира Александровна, разбирая свои записи и останавливаясь на той встрече, которая произошла в момент трагического события — сразу после убийства Владислава Листьева.
5 марта 1995 года
Вчера хоронили Влада (Листьева. — Ред.), а мы писали «Пресс-клуб» с Горбачевым.
Странная вещь эта общественно-политическая жизнь: мы думали, что многие не придут на запись из-за похорон, а пришли все, кроме Юры Щекочихина.
...В студию входили люди, здоровались, я с кем-то перебрасывалась словами. Об убийстве никто не говорил.
В студию вошел М.С.Горбачев. Все как-то сразу съежились, подтянулись (ох, как мы зависимы от начальника, даже бывшего).
Он сел на свое место, с кем-то перебрасываясь фразами. Увидел меня, неадекватно удивился: «А вы что тут делаете? Помогаете?» Я согласилась с этой версией. В последний раз мы виделись с ним 3 октября 1994 года, когда я брала у него интервью о любви для передачи «Мужчина и женщина». Тогда он спросил, почему я не веду «Пресс-клуб». Я ответила как могла. Он сказал: «Да, вы правы, порядочному человеку нужно сейчас быть дальше от этой грязи. Это правильно, что вы ушли».
Начался «Пресс-клуб». Паша Веденяпин в этот раз был хорош: в меру жесток, в хорошем тонусе. Не боясь, но чуть стесняясь, напомнил Горбачеву о его известном грехе — многословии. Тот мгновенно парировал: «Я постараюсь, но менять себя в 64 года сложно». Все засмеялись.
Конечно же, он произнес штук шесть-семь ненужных, пустых монологов. Но в основном сегодня был убедителен, образен. Все, правда, чуть приседали перед ним, той резкости, которая могла бы быть в его отсутствие, не было. Резким был только Владимир Меньшов, который по-актерски темпераментно обличал эпоху перестройки.
...Закончилась передача, охрана Горбачева стояла рядом с ним, пока он разговаривал с журналистами, «афганцами». Потом взял меня за руку, и мы пошли. Его интересовало, как он выглядел. Я сказала, что он был конкретен и убедителен. Спросила, видел ли он наше интервью о любви. М.С. засмеялся: «По крайней мере моя семья осталась довольна. Вообще, вы, Кира, удивительно теплый, порядочный человек. Я вам верю». Когда мы ехали в лифте, он нервно говорил о Меньшове: «Как же так? Чего он такой злобный? Мне казалось, что он человек взвешенный, разумный, а тут… Неожиданно…»
Мы пришли в Толин кабинет (Анатолий Малкин — генеральный продюсер телекомпании «Авторское телевидение», соратник, а на тот момент и муж Киры Прошутинской). Там был приготовлен скромный стол. Горбачев обрадовался: «Раз так, надо остаться!» Сел и попросил меня сесть рядом. Лева Новоженов спросил, будет ли он пить, тот ответил, что обязательно, а то пишут разные глупости про него. И попросил коньяк. Люда Сараскина поздравила его с прошедшим днем рождения (2 марта ему исполнилось 64). Он обрадовался, но сказал: «Вот в газете приписали мне год, сказали, что 65, а мне только 64».
О чем говорили? Обо всем и ни о чем. Он умеет «держать» беседу. Говорил практически один, но не скучно. Были тогда в кабинете актер А.И.Ромашин, А.Латынина, С.Сараскина, С.Шумаков, В.Портников, Л.Никитинский, В.Антипов, Лихоталь, несколько человек из «Горбачев-фонда» и мы с Толей.
Кто-то его спросил, почему застрелился Пуго. Он ответил: «Он был одним из немногих порядочных людей, которых я знал». Потом добавил: «И Ахромеев, честный вояка, он записку оставил: «Я предал президента».
Вася Антипов принес плохонький «Полароид» и попросил разрешения сфотографировать. Вот и висит теперь у меня маленькая фотография: Горбачев и я с рюмками. Редкий кадр.
Уж не помню, в какой момент Горбачев наклонился ко мне и очень тихо сказал: «Как вы мне нравитесь!» Я несколько растерялась и спросила: «Почему?»
Да, М.С. — не только политик. В общем-то, это всегда было видно, но не мог он быть добропорядочным на 100%. И это хорошо — мужик должен быть мужиком.
Просидели мы, наверное, с час. Потом все засобирались. Он надел симпатичную норковую шапку с козырьком, не первого сезона серое пальто и в сопровождении охраны и сотрудников пошел по коридору к лифту.
«Раиса Максимовна говорила, что М.С. не может уехать из страны, так как считает это предательством и своим поражением».
Разбирая записи, мы продолжаем обсуждать с Кирой Александровной Горбачева. «Он умел признавать ошибки! При нем выросло свободное, «непоротое» поколение! При нем мы ощутили сладкое состояние свободы и своей значимости! При нем вернулись в церковь!» — говорит она.
6 марта 1996 года
2 марта мы с Левой Новоженовым были на Ленинградском проспекте в ресторане «Финансист», куда нас пригласил М.С.Горбачев на свое 65-летие. Народу было порядочно, человек сто. Кого помню: Гельман, Лошак, Третьяков, Арбатов, Федоровы (у которых я была накануне), Ефремов, Мягков, С.Намин, Д.Муратов, П.Вощанов с М.Крайней, Саша Любимов, Щекочихин, Лукин, Малошенко, Егор Яковлев, В.И.Щербаков, Паникин, Левченко (мои герои!) и т.д.
Все собрались. Когда вошел М.С., к нему выстроилась очередь поздравляющих с подарками. Мы с Левой встали в стороне. Приняв все поздравления, Горбачев подошел к Ювеналию, поздоровался с ним, потом подошел к нам с Левой.
Всех пригласили за фуршетные столы, его помощник Володя Поляков почему-то тащил нас за стол именинника, но мы отказались и встали с В.И.Щербаковым за соседний. Он плеснул мне в бокал с соком коньяка чуть-чуть, я выпила и как всегда покраснела — запылала. Черняев прочитал послание фонда. Длинное, скучное, о прошлом. Потом внесли замечательную компьютерную картину «Бурлаки на Волге», где Горбачев был главным бурлаком.
Произнес короткий тост С.Н.Федоров: «Спасибо за то, что сделали меня свободным, а после этого я стал богатым».
Потом все разбрелись. Юрий Щекочихин сказал, что обиделся на меня за то, что я не пригласила его в АТВ на съемку. Не очень поняла причину обиды Юры. Вообще-то он меняется стремительно, становится чужим, важным, исчезает трогательность, нежность человеческая, за которую я его всегда любила.
Быстро напился трикотажный король, герой моей программы Паникин. Подошел ко мне, высоченный, кудрявый, безумный: «Кира, я же ни черта не жру, я сегодня пью! И чего-то игривое настроение! Люблю женщин! Вы подумайте, какой день: вдруг я — здесь!!!» И начал приплясывать. Галя его была, как и я, красная, видимо, выпила.
Подошли Гельманы. Татьяна, как всегда, что-то теребила на шее (платок, бусы, бант?). И, как всегда при встрече, начала извиняться за то, что два года назад я забыла у нее свой зонтик, который она мне до сих пор не отдала. Я (уже привычно) успокоила ее и сказала, что мы с ней давно все выяснили. Гельман вдруг засмеялся: «Какая вдруг драматургия мне причудилась! Ты, Таня, уезжаешь куда-то, и я — дома, а Кира как раз приходит за зонтиком!» Мы захохотали...
Когда Черняев читал свое послание, ко мне подошла Раиса Максимовна и начала сетовать, что читает он невнятно и плохо. Она была болезненно-бледная, с красными воспаленными веками... Вообще в этот день Раиса Максимовна казалась немножко странной.
Она вдруг начала быстро и громко рассказывать мне, как они устали от унижения, что их все страны зовут к себе, а М.С. не может уехать, так как считает это предательством и своим поражением. «Я не могу его отговорить снова идти в политику — он выбрал этот путь, он не хочет, чтобы была только одна ложная альтернатива — или Ельцин, или Зюганов», — говорила она. Р.М. снова и снова с болью говорила, что боится за него, но не имеет права останавливать. Потом сказала, что больна, что в 91-м у нее отнялись левая рука и речь, что недавно ослепла и поэтому сломала себе руку и ногу.
Взяла в руки большой рубиновый крест на груди, с гордостью сообщила: «Это подарил мне настоятель русской церкви в Иерусалиме как награду высшую».
Потом вдруг стала рассказывать о том, что дочь ее развелась, показала нам человека в темном костюме с отечным лицом: «Это муж бывший Ирины, пришел поздравить М.С.».
...Сказала, что младшая внучка — удивительное существо, ей 8 лет. Недавно они с М.С. нашли ее дневник, где она пишет о том, что ей страшно жить — кто будет спасать Россию, если что-то случится? Девочка расстраивается, что Ксения, ее старшая сестра, бесхарактерная, бабушка с дедушкой стареют, а она еще маленькая. И уже сейчас боится, что выйдет замуж, а муж ее окажется таким же бесхарактерным, как Ксения. А может, у нее родится ребенок, и у него окажется сильный характер? Потом у внучки идет глава «Семейная война», где она рассказывает, как папа приходит домой поздно или под утро... И начинаются ссоры из-за ничего: то из-за собаки, то из-за рубашки. И мама видит один выход — развод.
Господи, как же похожи между собой и все несчастливые семьи…
Уходя в конце веселья, подошли попрощаться к М.С. За круглым общим столом сидело много народа, в том числе его помощники и прелестная дочь Ирина. Играл немудрящий оркестр, и пела плохая певица с вытравленными волосами.
«Вдруг не узнает меня, вдруг не обрадуется, и возникнет ситуация неловкая для всех»
Следующие записи в дневнике Прошутинской появляются через значительный промежуток времени — пять лет. В стране за это время происходит множество значимых событий, но главное, наверное, для М.С.Горбачева — это то, что у власти больше нет Б.Н.Ельцина, он оставляет президентский пост 31 декабря 1999 года. Прошутинская же встречается с Михаилом Сергеевичем через год после этого на рождественском патриаршем приеме в храме Христа Спасителя и отмечает, как изменился за это время Михаил Сергеевич, но осталось в нем главное — человечность. «Пушкин говорил, как важна чувствительность и благодарность для доброго сердца. Я добавила бы, учитывая реалии нашего времени: великодушие, благородство и искренняя способность к компромиссам».
7 января 2001 года
Мы оказались рядом с М.С.Горбачевым и Ириной. Ирина очень по-женски держала отца под руку. Выглядела она потрясающе, с замечательной стрижкой с приподнятым затылком, в роскошной норковой шубе. Михаил Сергеевич был в темном пальто. Странно, что они не разделись…
В храме менялся концертный свет, высвечивая фрагменты убранств, звучала замечательная музыка. Толя все с интересом рассматривал, тихо сказал: «Ругают Церетели, а он все-таки сделал нечто величественное».
Ирина Вирганская увидела меня: «Здравствуй, как давно мы не виделись! Я рада, что встретились наконец!» Она повернулась к отцу, видимо, для того, чтобы и он со мной поздоровался. Но вдруг смущенно остановилась и не стала этого делать. Я поняла, что она побоялась его неадекватной реакции — вдруг не узнает меня, вдруг не обрадуется, и возникнет ситуация неловкая для всех.
Горбачев наклонился к ней и о чем-то спросил. Она наклонилась ко мне: «Ты знаешь, кто поет?» Я спросила Дударову: «Вы знаете, кто поет?» Она подумала, посмотрела куда-то вверх, потом сказала: «Мне кажется, это хор Троице-Сергиевой лавры».
Я наклонилась к Ире, передала ей, она наклонилась к отцу — передала ему. Тут он увидел меня. Выразительно обрадовался, улыбнулся и схватил меня за руку.
26 августа 2001 года
* * *
Позвонила Ира Вирганская. Я вчера разговаривала с ней по поводу участия Горбачева в новой программе «Традиционный сбор».
Тон Иры очень изменился, уж очень начальственной дамой она становится. Нет той (во всяком случае, по телефону) милоты и женской слабости, как прежде. К сожалению, все больше Раисы Максимовны…
Так вот вчера она почти однозначно отказала нам: «У папы физически нет времени». Сказала, что он еще не закончил свой немецкий проект, еще есть партийные дела и лекции, «на которые мы не успеваем».
Но я попросила еще раз переговорить с отцом, и она, молодец, перезвонила: «Кира, папа дал строго четыре дня для съемок. Выбирай любой день с 20 по 24 декабря. А после 18 ноября он хочет с тобой встретиться и назвать несколько фамилий людей, без которых он не будет сниматься».
Очень важно она это сказала, я это отметила, но искренне поблагодарила — ведь помогла же.
* * *
25 декабря мы с Людой Сатушевой и Витей Славкиным были у Горбачева, говорили по поводу программы «Традиционный сбор». Он сильно сдал. Сидел в роскошном и уютном кабинете. Почему-то был в шерстяной рубашке с расстегнутым воротом и пиджаке. Неожиданно много рассказывал о Раисе Максимовне.
«А на свадьбу я купил ей шикарное платье из капрона. С пышной юбкой. А под ней еще одна — нижняя»
Любовь. Как бы ни относились разные люди к Горбачеву, никто не сможет пренебрежительно сказать о его чувствах к жене, Раисе Максимовне Горбачевой — самой первой леди СССР. Это была та самая любовь, о которой пишут романы. Та самая, ради которой совершаются если не подвиги, то как минимум большие поступки.
С Кирой Александровной Михаил Сергеевич мог говорить о своей жене. Мог рассказывать то, что всегда было скрыто от посторонних глаз. Он доверял ей, а это значит, что как минимум был человеком, способным на такой жест. «Конечно, человек во власти и человек, лишившийся ее, — разные люди, — рассуждает Кира Александровна. — Я не видела Горби на вершине власти, поэтому не знаю, каким он был тогда. Но потом, при той сложной для него ситуации проигравшего, лузера, чувство собственного достоинства, теплота, обаяние мужское, интерес к жизни подкупали», — говорит она и подкрепляет свои слова воспоминаниями из дневников.
7 февраля 2002 года
Вот снова я пропустила столько времени, и забываются поэтому какие-то детали, а в них иногда больше смысла, чем в пересказе событий. Но попытаюсь вспомнить все-таки.
Горбачев: «Она была такая строгая девушка, такая четкая! Мы ходили к ним в общежитие вместе с Юрой Левадой и Мерабом Мамардашвили. У Раи был такой румянец! Как у тебя (обращаясь ко мне). Фигурка — точеная. Вот потом спрашивали, откуда у нее столько вещей красивых. А она покупала что-то, потом просила кого-то сдать в комиссионку и на полученные деньги опять что-то покупала.
А на свадьбу я купил ей шикарное платье из капрона. С такой пышной юбкой. А под ней еще одна юбка. Как она называется? Нижняя? И все в талию. Она так это платье любила! Долго носила. Мы через несколько лет на Новый год были в Колонном зале, и Рая его надела. Мы любим танцевать. И вот во время танца кто-то открыл бутылку красного шампанского. И ее этим шампанским облили. А она была такая непрактичная! Пришли домой, и Рая это платье положила под кран с водой, в раковину. Оно и село.
М.С. называл жену в этот раз Раей. Не Раисой, не Раисой Максимовной, а Раей. Мне показалось, что после момента освобождения от ее долгой болезни, а потом ухода из жизни, когда он вдруг помолодел, кокетничал со всеми, вдруг теперь что-то в душе его произошло. Видимо, понял, что она так и останется главной женщиной его жизни.
Меня удивила атмосфера в его офисе: все там были непуганые, не ожидающие от шефа каких-то непредсказуемых действий и при этом слишком вальяжные. Особенно секретарши, в которых посетители вызывали советское, ленивое, досадливое чувство раздражения, когда нужно что-то делать…
Просидели мы у М.С. часа два. Когда выходили, в дверях столкнулись с какой-то женщиной. Что-то в ее лице мне показалось знакомым. Через секунду поняла, что это Ира Вирганская. Но как она изменилась... Мне стало неловко, что я ее сразу не узнала. Спросила: «Как дела у тебя?» Ира: «Как? Ты же понимаешь… Живем…» Я не понимала, честно говоря, о чем так горько и со значением она сказала. Но переспрашивать не стала.
* * *
Неделю назад Виталий Третьяков записывал «Что делать?». Пригласил на передачу с Горбачевым. Я приехала на работу, когда они уже сидели за столом. Мих. Серг. обрадовался, увидев меня, и как всегда стал всем рассказывать, как я когда-то заставила его в интервью говорить о любви.
О чем еще говорил Горбачев, вспомнить не могу, так как всегда он говорил много и экспрессивно при нулевой (во всяком случае, для меня) информации. Помню только, что кто-то вспомнил А.Н.Яковлева, а я сказала, что во время нашей долгой беседы — съемки у нас на даче — он хорошо говорил о Мих. Серг. Горбачев внимательно посмотрел на меня: «Сложный человек Яковлев, сложный…» И — больше ничего... Да, Горбачев сказал, что сегодня день свадьбы с Раисой Максимовной — 49 лет. И вечером с Ириной и ее подругой они идут отметить это в ресторан «Царская охота».
Потом мы все вместе обедали в нашем ресторанчике.
«Часто вижу Раису Максимовну во сне... Она просто постоит и уходит»
И еще об одном интереснейшем случае рассказала Кира Александровна. Который свидетельствует не только о том, каким был Михаил Сергеевич Горбачев, но и повествует о довольно постыдном явлении — в какой-то момент последний президент СССР оказался нежелателен на ТВ. Но Прошутинская все-таки сняла его. Отчасти из-за стыда признаться, что фамилию Горбачева вычеркнули из списка гостей. Но еще и понимая, как значима, как ценна для истории каждая такая запись. Та встреча для них двоих оказалась последней... «К старости, в последние годы, освободившись от власти, гордыни, амбиций, он стал удивительно мудро-объективным. Мне всегда было важно знать, как он оценивает то или иное событие», — делится Кира Александровна, показывая мне страницы дневника, повествующие о, в общем-то, очень показательной сьемке М.С.Горбачева. В той программе вопросы ему задавали дети, выросшие уже в другой стране, которую он сам и заложил своей перестройкой.
* * *
Сейчас позвонил М.С.Горбачев. Не подумав, сказала, чтобы нас соединили. Дело в том, что для ТВЦ мы готовим программу, в которой дети задают вопросы взрослому. Горбачев был одним из этих взрослых. Мы дали список руководству. В итоге из него вычеркнули Парфенова, Ельцина и Горбачева. А М.С. уже согласился! И вот звонок. Причем почему-то сам. Хочет узнать точную дату съемки.
Г.: «Здравствуй, Кира! Я видел тебя с Андреем по телевизору. Ты все такая же молодая, румяная». Я: «Стараюсь, М.С. Огромное вам спасибо за поздравление с юбилеем! Оно очень теплое, неформальное, я его перечитывала несколько раз!» Г.: «Скажи, а когда все-таки запись?» Я (блеюще): «По-моему, что-то по датам перенеслось, я уточню». Он: «Ты сейчас уточни, ведь у меня со временем туго. Я как раз сижу с расписанием». Я: «Я сейчас у девочек узнаю и перезвоню вам минут через 10». Он: «А как же ты не знаешь, что у тебя происходит там?» Я (мерзко, стесняясь): «Но у нас компания большая, передач много…» Горбачев: «Я подожду, набери своим девочкам». Я (презирая себя за вранье): «Они на эфире. Через 10 минут перезвоним Полякову, чтобы вас не беспокоить». Господи, как противно. Повесила трубку, позвонила девочкам. Решили: все равно будем писать! Шеф-редактор: «К.А., это же эксклюзив! Вдруг с ним что-то случится, и мы это продадим!» «Замолчи! Ты с ума сошла!» — ужаснулась я. Что делают с нами профессия и время???
9 марта 2006 года
В конце февраля снимали первые выпуски взросло-детской передачи «Сто вопросов взрослому». Идею когда-то подсказал В.В.Познер. В США он видел передачу, в которой взрослые отвечали на вопросы детей. Идею мы плодотворно разработали, придумали массу интересных ходов, «бантиков». И были весьма довольны собой. Осталось — снять.
Одним из гостей был Горбачев. Я уже писала о своей авантюре — снимать нам его не разрешили, и мы это делали на свой страх и риск. И, скорее всего, передача не выйдет в эфир, так же, как законсервированная на веки вечные «Мужчина и женщина» с Соросом.
Но я настояла на записи, поругавшись с Малкиным. Мне казалось, что, во-первых, это будет интересно, а во-вторых, было стыдно накануне 75-летия Горбачева отказывать ему, придумывая разные глупые причины.
Михаил Сергеевич пришел вовремя, теперь в сопровождении 4–5 фсошников. На передаче сказал: «Охраняют «не меня, а секреты во мне». Простая кожаная черная куртка до колен, уверенный шаг достаточно молодого человека. Увидел меня, заулыбался. Мы поцеловались и пошли в мой кабинет. С годами Горбачев становится более злым, по-современному циничным и обиженным как-то тоже по-молодому.
Сказал: «Слышала, что обо мне Ельцин сказал? По поводу того, что я про путч все знал? Меня твои коллеги замучили. Я одно им отвечал: «Ельцин — враль! Не знаю, правильно ли, что я так прямо и грубо… Надоело, ей-богу! Никак он не успокоится». Я: «А вы с ним общаетесь?» Горбачев: «Нет, не вижу и видеть не хочу».
На передаче я попросила задать этот же вопрос. Он ответил так же. Еще добавил на уточняющее «детское»: «А если встретитесь?» Горбачев: «Пройду и не увижу».
В кабинете я спросила про Ирину. Он сказал (смущенно): «Она так удачно домик купила возле меня. Наверное, это там, где правительственные дачи». Потом почему-то уточнил: «Домик, правда, небольшой».
Он все время так или иначе возвращался к теме своего «небогатства». То ли сожалел, что не поимел много, то ли на всякий случай, как все мы, бывшие советские, прибеднялся.
К сожалению, не записала разговоры сразу, поэтому и подробностей мало.
На передаче М.С. был очень хорош, убедителен, искренен и артистичен. Несколько интонаций, как мне показалось, были настоящие. Дети спросили М.С. о Раисе Максимовне. Вот такой разговор получился.
Дети: Вы часто Раису Максимовну во сне видите?
Горб.: Сейчас все чаще.
Дети: Она вам что-нибудь говорит?
Горб.: Нет. Просто постоит и уходит.
Это было так грустно и так искренне. И дети, и мы после программы были в радостном возбуждении, потому что чувствовали: этот разговор интересен, необычен, и Горбачев в ней оказался для всех открытием.
Я еще раз убедилась: он и в 75 лет мужик, он держит удар, он не постеснялся поучаствовать в нашем тесте «на свободу» — показал язык. И сделал это не раздумывая. При этом еще и прокомментировал: «Эйнштейн мог показать язык, а я что, хуже?» И высунул язык. Он оказался девственно-розовым. Значит, нету у него гастрита, и питается он правильно», — сделала я вывод с медицинским уклоном.
После передачи снова зашли ко мне. Вспомнила! До передачи мы вспомнили про обоих Яковлевых — Александра Николаевича (один из главных идеологов, «архитекторов» перестройки. — Ред.) и Егора Владимировича (журналист и писатель. — Ред.). О первом он говорил с какой-то недоброжелательностью. А о втором — как о близком человеке: «Мы с ним часто виделись. И я как-то при нем стал его Ирину обнимать. Говорю: «Смотри, Егор, как надо относиться к женщине!» Он ее почему-то не очень ценил. Я, кстати, Ирину с сыном пригласил на свой юбилей. Она вроде бы согласилась, а потом сказала, что не придет, что тяжело ей пока».
Заканчивая делиться своими воспоминаниями, Кира Александровна Прошутинская подвела итог своего собственного впечатления о личности М.С.Горбачева и его вкладе в историю. «Всем кажется, что, если бы он был «у руля», он бы смог… По себе знаю, сколько людей нас с Толей учили, как надо. Но почему-то никто не построил второе АТВ, — размышляет она. — Очевидно же, что ломать и строить легче, чем перестраивать. А именно это нужно было сделать, чтобы не было крови. Не Горбачев развалил Союз: если бы он был прочно-крепок, никогда бы он не исчез в одночасье!»
По словам Прошутинской, любимой фразой Горбачева была: «Сколько правды — столько веры»… Что ж, уж с этим точно не поспоришь.
