— Как же так выходит, что вы таки не понимаете, что это такое?! — подсуетился доверенный темник, на ходу переводя и хватая хана под локоток. — Это вот же ж оно и есть… Куликовое поле. Таки да, не извольте сумлеваться.
— Какое еще курзай-мурзай поле?! — Мамай тоже перешел на модное русское эсперанто. — Мы об чем с Митькой московским рядились?! А тут не то чтоб двум несметным тьмам — полку тесно! Что это за полянка?! Дон игде, Непрядва игде?
Из гущи войска вытеснили вперед ордынского казначея и по совместительству министра иностранных дел. Тот наспех вытер рукавом сальные губы и забормотал, отводя взгляд и ковыряя кочку мыском сапога:
— Дык, Дон. Дон от слова «дно». У града Москова течет Дон, а кто-то тую реку Москвой також кличет, это уж как назови… И тута… Вона речка-то… Хошь Дон, хошь Непрядва. Оно, конечно — да, хотя и — нет. Аренда поля битвы разве не знаете, во что встает?! Там под Москвой на Кулишках Куликовскую битву оно, кто спорит, да, сподручней. Но и тут считай рядом, от Москвы всего неделя пути…
— Тьфу, собакин сын! — Мамай топнул ногой. — Мы тут за Москву с Димитрием биться станем али не за Москву? Пути у него, вишь, отсюда неделя, непутевый…
— Я ж изъясняю, Дон — от слова «дно».
— Кердык-мурдык! Обратно за свое?! Четче изъясняй!
Казначей-министр бухнулся на колени:
— Не вели казнить! Я ж то и толкую: все земли, леса, все лужки на Москове скупил этот… Батур… нет, Батый. А битва она что: всё истопчем, всё искровеним, изгадим. Опять же, если сто тысяч войска да прям на Москове по нужде восхотят… Короче, там за аренду Батур вдесятеро просит. А здесь — дешево и сердито. Летописцы потом подправят. Да и князь Димитрий уж тут на тех же условиях, удобно. Не гляди, хан, что поле маловато — мы как-нибудь бочком, бочком… Если алебардами не шибко махать — вместимся. Летописцы потом…
— Да слыхал уже про летописцев! Ладно, чего с вами поделаешь… — Мамай напыжился и прокричал вдаль в зеленя:
— Готов, чо ли как, недостойный смерд?
— А ты готов, поганый? — зычно отозвался князь Дмитрий прямо из-за ближнего куста, напужав ордынский засадный полк. Мамай воздел руку с мечом.
— Уррагх! Уррагх! — заорали татаро-монголы.
— За Арбат, за Неглинку, за Димитрия! — отозвались русские.
Рати, гремя доспехами и шурша кольчугами, шелохнулись. Но тут на поле промеж войск выскочили простоволосые девки в стыдобных медвежьих шкурах и, подпрыгивая, принялись брызгать туда и сюда коричневой водицей из кувшинов:
— Чудесный бальзам от ран, только у нас, здесь и сейчас: кто вечером ляжет с раной, тот к утру уже как новый, а не драный!
— Без этого нельзя, по договору аренды — рекламная пауза, — шепнул хану темник.
— Чинарет-визарет, это теперь надолго! Срам один! — уныло определил Мамай, опускаясь в траву. Он цыкнул щербатым зубом, махнул ладонью, чтоб принесли попить и, коротая паузу, негромко запел любимую татаро-монгольскую песню: «Вся монгола тобою горда — дорогая моя Непрядва, Золотая моя Орда!»
Евгений Обухов
В рифму
Боюсь, что попаду впросак,
Забыв, чем славен Гей-Люссак.
Владимир Тепляков
ПАМЯТИ ГЕЙ-ЛЮССАКА
Не каждый знает из писак,
Чем так прославлен Гей-Люссак.
Чтоб не забыть, я день за днем
Читаю все, что есть о нем.
Ведь это он открыл циан,
Что льют порой врагам в стакан.
Да и фамилией своей
Он до сих пор смешит людей.
Евгений Минин
Ведущий рубрики Джангули Гвилава, e-mail: satira@mk.ru
