Не те Демидовы
— Мы не те Демидовы, — сразу предупреждает Ольга, мама троих детей. — А то многие спрашивают. Прадед, которого я раскопала, вовсе не из Сибири, а из-под Павловского Посада. И у него была небольшая фабрика. И мы ее нашли.
Ольга признается, что отправной точкой для поиска предков стало время в ожидании ребенка, ее третий декрет. «Раньше-то все в бегах, некогда было». А еще раньше, в советское время, интересоваться своими предками не полагалось, индивидуализм в обществе не поощрялся.
— Можно сказать, у меня три отправных точки было, — рассказывает она. — Во-первых, я слышала от родственников, что у дедушки имелось свое производство. Под Павловским Посадом в селе Андреево где-то была фабрика. Когда я еще была школьницей, то моя тетя, сестра отца, рассказывала. Вдобавок в семейном архиве сохранилась фотография, где дедушка запечатлен в костюме наподобие смокинга, с белой манишкой, и волосы так красиво уложены... Так что я какое-то время пребывала в убеждении, что дедушка был артистом или знаменитостью. Больше у нас в семье, во всяком случае, никто бабочку не носил.
Во-вторых, бабушка моя. Она прожила долгую жизнь, родилась в 1900 году и умерла в 1986-м. У нее в альбоме я видела фотографию ее дома до революции. Еще тогда, девочкой, думала: какой большой дом, он совсем не похож на деревенский. Низ кирпичный такой, капитальный, верх деревянный и много-много окон. Большой дом. Рядом стояли какие-то бородатые люди, женщины в нарядных платьях с пышными юбками. То есть форма одежды была явно не крестьянская. Еще у бабушки в нашем деревенском доме в Федурнове была икона. И даже в советское время она ее очень почитала, лампадку зажигала перед ней. Икона видно, что старая, в таком дорогом окладе со стеклом, который закрывался на ключик.
И, наконец, была у нас бабушка Маруся, крестная моего отца. Это тоже детские такие ранние воспоминания. Я школьница, мы с отцом едем к ней в Павловский Посад. Когда мы у нее гостили, отец сказал: «Посмотри, какие у бабушки Маруси следы остались от кандалов». И показал у нее на запястьях действительно круговые красные такие отметины, шрамы. Больше мне ничего не сказали тогда. И я автоматом решила, что баба Маруся была узницей царизма, шла куда-то по этапу в кандалах. У-у, как круто! И только много позже я узнала, что царизм был ни при чем, что ее репрессировали в советское время.
В земле павловопосадской
Ольга признает: то, на что люди тратят годы в архивах, ей удалось найти почти без труда. «Серфила» как-то в Интернете и наткнулась на информацию про село Андреево. И прямо в сетевой библиотеке о нем написано, что была-де в селе фабрика Демидовых. Стала уже предметно изучать — нашла книгу по краеведенью «Земля павловопосадская», где история фабрики была описана. И довольно много сведений о ее владельцах. Ей только никак не удавалось найти имя последнего владельца фабрики. Пришлось даже сходить на кладбище, чтобы установить точно отчество почившего в 1952 году дедушки — Максимович. И после уж само собой вывелось, что последними владельцами фабрики были братья Максим Максимович и Яков Максимович Демидовы. Максим — Олин прадедушка.
— Ну вот, а в книге еще сказано, что двухэтажное кирпичное здание фабрики Демидовых сохранилось, как и дом в селе Андреево. Примечательный как своими размерами, так и красивыми резными наличниками. В общем, собрались мы всей семьей и выдвинулись в землю павловопосадскую…
Ольга говорит, что семейной историей заинтересовались решительно все. Муж Петр поддерживал-подбадривал, хоть, как истинный рокер, подкалывал жену-«капиталистку». Дочь Лиза, в то время подросток, реагировала сдержанно, но охотно приняла участие в путешествии. В Андрееве задавала много вопросов местному жителю про Демидовых — есть ли дети, остались ли потомки? «Наверное, хотела найти новых родственников, чтобы подружиться», — считает Ольга. Двухлетний Арсений в принципе был за любой кипеш.
Но больше всего проникся экспедицией средний ребенок Демидовых-Терешковых, 7-летний Гриша. Ради него Ольга подняла подушевые перечни работников и узнала подробности того, чем же занималась фабрика Демидовых. Оказывается, там расплетали скрученную двойную нить от шелкопряда в одну нитку, готовя сырье для ткацкого производства и вышивки. И потом сбывали шелк на большие ткацкие предприятия Морозовых и других купцов в Павловском Посаде.
— Рассказываю детям: в этой деревне сохранился корпус фабрики, — вспоминает Ольга. — В 1936 году фабрику Демидовых национализировали, во время войны она выпускала металлическую сетку. Собственно, на этом хотела остановиться. А Гришка прямо так подробно обо всем расспрашивал: а какая фабрика? а что там делали? а кто работал там, а как это нитку разделяли?.. Уже после я для него раскопала, что на фабрике трудилось 47 человек наемных рабочих. Что был даже поворотный круг на лошадиной тяге. Про механизмы там какие-то узнавала, показывала ему. С Гришей мы потом на этом материале сделали работу для школы «Моя родословная», она участвовала в городском конкурсе. Но гораздо важнее для меня, что Гриша теперь хочет стать инженером, готовится поступать. Думаю, что, может, тот интерес к механизмам на фабрике был не случаен. И даже сыграл в его выборе профессии определенную роль.
Благодаря настойчивости Гриши Ольга нашла и пращура Демида — основателя фамилии. Он жил в начале XIX века.
— Если бы не Гриша, я бы, наверное, так глубоко не вникла, — признается она. — Но найдя в Сети метрические книги, выяснила, кто организовал эту фабрику. Яков Демидович с партнерами. И затем нашла в метриках собственно Демида — его отца, основателя династии. А в более поздних книгах в числе другого нашли очень много двоюродных братьев деда, получается, это был целый клан…
Здание фабрики, двухэтажное, из красного кирпича, семья нашла сразу. Собственно, наткнулись на него, ведь это первый дом при въезде в Андреево. Сейчас в нем располагается местная психиатрическая больница номер 15. А вот большого дома с красивыми наличниками, увы, обнаружить не удалось. Не сохранилась и библиотека, построенная Демидовыми в родном селе, и построенный ими молельный дом.
— Да, именно молельный дом там стоял, а не церковь, — Демидовы были старообрядцами, — говорит Ольга. — Вот что было для меня открытие так открытие. Оказывается, мои предки были старообрядцы. Хотя моя подруга, когда узнала об этом, тут же пошутила: вот откуда взялось твое фирменное упрямство. Мы с Петей готовили детей к поездке, рассказывали детям, кто такие были старообрядцы, откуда они взялись, картину «Боярыня Морозова» им показывали…
Встреченный экспедицией местный житель сообщил, что, хоть он с детства и живет в Андрееве, про фабрику Демидовых не слыхивал. Последняя старушка Демидова, по его словам, жила в селе одна и скончалась несколько лет назад. А вот кладбище старообрядческое сохранилось в лесу — не желаете ли взглянуть?
— Это было, наверное, самое странное кладбище, которое я видела, — говорит Ольга. — Дети притихли, у меня слезы на глаза навернулись. Могилы прямо в лесу, между деревьев покатые кресты «домиком». Многие заново покрашены, а на могилах высажены цветы. И нигде ни единой таблички… Так что я имею основание думать, что на этом тайном кладбище лежат и мои предки. Тем более Демидовы были не только фабриканты, но и местные меценаты. Вполне возможно, что они и возглавляли местную старообрядческую общину.
Обретение икон
Еще один сильный эмоциональный и совершенно неожиданный момент был связан с той самой иконой, что сохранилась в их семье. Ольга говорит, что это список с иконы Иверской Божией Матери, то ли конца XVIII, то ли начала XIX вв. И эту икону чуть было не украл лет 10 назад местный деревенский пьяница. Он залез в дом, все перевернул, стащил какие-то вещи и унес икону. Пока домочадцы бегали по двору и решали, что делать дальше, — глянь, а икона в канаве блестит. То ли выронил ее вор, то ли она показалась слишком тяжелой… Так или иначе, Иверская к ним вернулась.
Семья бабушки жила неподалеку, в селе Логиново, которое они тоже решили навестить. Вдруг там сохранился тот самый дом, со старой фотографии?.. В Логинове никакого большого дома не нашлось. Зато там обнаружилась часовня, выстроенная над иконой, по манере письма очень похожей на их домашнюю Иверскую Богоматерь. Судя по всему, это список иконы Тихвинской Божией Матери, а часовня была освящена в 2000 году.
— Бабушка рассказывала, что икон у них в доме было много, — говорит Ольга. — Но увезти сумели только одну. А когда мы увидели часовню и зашли туда, дети закричали в один голос: такая же, как наша! Действительно, по стилю, по письму иконы очень похожи. Та, что в часовне, тоже была в золотом окладе под стеклом. Очень ухоженно вокруг нее все, красиво, лампадки, свечи… Дети были потрясены, да и мы с мужем прям расчувствовались.
После этого Ольга твердо вознамерилась выяснить судьбу Тихвинской иконы.
— Вот где все-таки помогла подготовка в историко-архивном, который я оканчивала, — говорит она. — Как-то криво-косо, по ссылкам нашла, что икону, которая сейчас стоит в часовне в Логинове, подарил церкви еще брат деда моей бабушки. То есть для нас он прапрадед, получается, а время дарения — первая четверть XIX века. В советское время икону сберегли как самую старую и ценную в округе. Потом, в конце 90-х, вынесли ее в часовню. Мы там все помолились, конечно, поставили по свечке. За нашу семью.
Кто строил город-сад
Воссоздала Ольга и родословную со стороны бабушки. Ее бабушка Надежда Васильевна была из семьи кустарей-ремесленников. Ее отец вместе со всей своей семьей, женой, детьми и четырьмя приемышами, владел кустарным промыслом — жег кирпичи. Их производство тоже национализировали в 1936-м. Бабушка, уже замужняя женщина, гонениям не подверглась лишь потому, что ее предупредили, и она успела уехать. А вот младшую сестру Марию арестовали и отправили в Сибирь. Строить «город-сад» Новокузнецк — Маяковский про него как раз писал: «Через четыре года здесь будет город-сад».
— Ехали они туда в этих теплушках целых полгода. А потом жили в шалаше, — рассказывает Ольга. — Их из столыпинских вагонов когда высадили в чисто поле, лесок рядом. Сказали всем набрать веток и построить себе шалаши. В шалашах они и жили до зимы…
Тогда, вероятно, юная Маруся и заработала шрамы от кандалов — наручники надевали тем, кто пытался сбежать. Но там же, на поселении, она познакомилась с будущим мужем, красавцем поляком Францем. Он был на стройке руководителем культурной секции, каким-то бывшим работником культуры, вспоминает Ольга. Возможно, и происходил «из бывших». Через несколько лет Маруся вернулась, уже семейной, с ней Франц приехал в Павловский Посад. У них родились две дочери.
— Мне в детстве рассказывали, что моя бабушка Надя ходила на приемы к Крупской и к Калинину, — говорит Ольга. — Мол, видела она их, встречалась. Меня это удивляло, конечно, но принимала как данность эту историю. А теперь хотя бы у меня все в голове на место встало. Бабушка ходила к ним просить за свою сестру. А когда Франца повторно репрессировали, то уже Маруся ходила по инстанциям просить за него. Не знала же, как и все тогда не знали, что 10 лет без права переписки означает расстрел. Искала мужа, ждала…
Имя своего польского двоюродного деда, как и многочисленных Максимовичей Демидовых, Ольга нашла в списках Бутовского полигона. Где-то причина расстрела совсем не указана. А вот в других случаях указаны подробности. «Одного нашего родственника в 1939 году расстреляли потому, что он «распускал слухи о будущей войне», — говорит Ольга. — Ну просто еще один «журналист» был. Тоже лежит на Бутовском полигоне…
Даже узнав такие трагические подробности семейной истории, Ольга не пожалела, что взялась разыскивать свои корни.
— Да, в старых документах и делах можно найти много драматичного, даже страшного, — говорит она. — Но много там и такого, что воодушевляет, заставляет гордиться своими предками. Для меня большое значение приобрел факт, что дед не только фабрикой владел, но и построил в селе библиотеку, молельный дом. А для детей такой опыт просто бесценный, я считаю. Думаю, очень хорошо, что мы нашли икону, посмотрели на старый дом, где была фабрика. Поверьте, это очень сильные эмоции и для нас, взрослых. А дети просто были потрясены. Для них дом, икона, кладбище старообрядческое были такой ожившей историей, осязаемой, ее можно пощупать. И при этом очень личной. Как Гриша сказал нам после поездки: «Я знаю теперь, откуда я».
Тени открытых предков
О том, как люди реагируют на подобные семейные открытия и чего ждут от поиска корней, «МК» поговорил с историком-архивистом, Владимиром Кузьминым.
— Да, это обычная история, что реальный поиск своих истоков воспринимается людьми эмоционально, — говорит Владимир. — Люди бывают глубоко тронуты и даже потрясены какими-то фактами из жизни предков. Иногда даже мельчайшие подробности воспринимаются как нечто глубоко личное, ошеломительное. Вот был случай, когда родители мальчика из Подмосковья узнали, что их предком по мужской линии был скрипач родом из Генуи, в свое время довольно известный. А у них ребенок играет на скрипке и тоже делает определенные успехи, в конкурсах участвует. Вот там было целое море восторга. Еще интересно, когда люди через поиск находят новых родственников, идут на контакт. Была одна девушка, у которой родители давно умерли, и она жила одна. И вдруг она находит 46 человек родни в своем же городе! Насколько я знаю, они встретились, познакомились.
Или еще была история, как из индийского фильма, — девочек-близняшек разделили в раннем детстве, в послевоенное время еще. Семья жила трудно, и по договоренности они отдали девочку на воспитание бездетной родственнице. Та была женой директора завода, хорошо обеспечена и сумела записать ребенка как родного, на свое имя. И эти сестры нашли друг друга в возрасте 68 лет. В общем, всякое бывало, и радостное, и не очень. История у нас была тяжелая, поэтому семейный поиск дарит не всегда приятные открытия.
По словам Кузьмина, архивный поиск своих корней, хоть и стал у нас популярен еще в 1990-е, когда рассекретили многие ранее закрытые источники, мировых масштабов не набрал. В США — стране эмигрантов, например, генеалогией увлечены миллионы, а у нас пока только сотни тысяч. Но отрадно, что вектор поменялся с составления семейного древа в рамочке как некоего элемента статуса, и даже не важно, достоверная собрана информация или нет, на стремление отыскать правду о предках.
— Сейчас очень многие архивы оцифрованы, и огромное количество церковных метрик выставлено на госпортале, — говорит Кузьмин. — Поэтому люди стали как-то спокойнее относиться. Узнают пару-тройку фактов о предках и успокаиваются. Таких энтузиастов, кто хочет собрать полное семейное древо глубиной в 200–300 лет, довольно мало. В основном, в принципе, хотят знать кто они, откуда. В частности, чтобы рассказать детям. В школах сейчас стали задавать много работ по истории, по краеведению на тему генеалогии.
Итак, что советуют профессионалы начинающим семейным архивистам? Сначала надо опросить всех живых родственников и прошерстить семейные документы. Искать все, вплоть до профсоюзных книжек, домовых квитанций и других документов времен СССР. Бесценный кладезь информации — отделения ЗАГС. Потому что при бракосочетании, например, брачащиеся сообщали не только свои данные, но и информацию по своим родителям, включая их место рождения. И это очень важно, потому что у нас в стране принцип сбора информации о человеке территориальный. Чтобы разобраться в оцифрованных метрических книгах (ревизских сказках), надо знать место рождения человека, имя и год, хотя бы приблизительно. По месту определяется церковный приход, и по церкви ищется метрическая книга.
— Однако не всегда все так просто, — предупреждает Кузьмин. — Рожать или крестить ребенка вполне могли поехать из города в деревню или в усадьбу, например. Или те же старообрядцы иногда записывали детей «пачками», чтобы лишний раз в полицию не ходить, не отмечаться. Или могли крестить в другом приходе где-то, где был знакомый духовник. Оцифровано, конечно, много, но далеко не все, в общей сложности в архивах сотни тысяч единиц хранения. Есть бумаги настолько ветхие, что сканировать их просто не получится. И это я уж не говорю про архивы, которые были утеряны, сгорели или были нарочно уничтожены владельцами. Потому что были тайны, которые люди всю жизнь скрывали. И за какое-нибудь доказательство «не того» происхождения в 1930–1950 годы могли запросто лишить жизни.
Крестьяне и дворяне
Забвение корней стало механизмом выживания в некоторых семьях — так считают психологи. И только в 3–4-м поколении стигма ослабевает, и люди начинают расспрашивать, узнавать о своих предках. Обычно такой поворот случается с женщинами, которые ждут детей, — нередко они начинают собирать семейные фотографии, делать альбомы. Или с людьми, потерявшими своих родителей. Но как быть тем, чьи семейные связи порваны намеренно, архивы уничтожены в предыдущих поколениях?
— Я раскапываю семейную историю уже 15 лет, — рассказывает москвичка Людмила. — И все конца-края не вижу. Делаю запросы в архивы, в госучреждения, где были открыты дела, в библиотеки хожу как на работу. Так получилось, что семья у меня на ¾ «из бывших», дворянство и духовенство. Да, считается, что их легче найти. На деле же у меня на руках 2–3 документа советского периода и столько же фотографий. И это все. Остальное было уничтожено, половина семьи репрессирована. Но я не теряю надежды на то, что на совершеннолетие внука преподнесу ему воссозданное семейное древо дворян Васильевых.
— А у меня семья смешанная, — говорит Ярослава из Балашихи. — По отцу — служивое дворянство и зажиточные крестьяне. По маме тоже крестьяне, но немецкие корни есть по деду, предположительно. У него предки жили в селе Ниде-Линское на былом Петербуржском тракте, и фамилия похожа не переделанную немецкую. Но эту линию я пока не исследую, только отцовскую. Копаю потихонечку, когда время есть. Корни крестьянских предков отца — из Смоленской области. Оттуда семья моей бабушки бежала от раскулачивания в одну ночь. Их на селе уважали и предупредили, что за ними идут. Конечно, никакие они были не кулаки, у них даже наемных рабочих не было никогда. Сами работали хорошо, родители и пятеро детей. Дед зимой на заработки в Москву ездил. Вот по смоленской линии у меня нет никакого сомнения в том, из какой местности они были — даже беглое знакомство со списками местных жителей говорит о том, что это Рославльский район, там сотни однофамильцев. Но я хочу все-таки село вычислить, откуда они уехали, навестить как-нибудь.
А вот в Тульскую область, по дворянским следам, мы по конкретным адресам поедем этим летом. Дело в том, что семья деда была малочисленной. Как-то в каждом поколении рождалось немного детей, и даже среди них было много холостяков или тех, кто уходил в монастырь. Поэтому там всего четыре точки расположения предполагаемой усадьбы, откуда семью выселили после революции. Две в Алексинском узде было и две в Ефремовском. Муж надо мной подтрунивает, он у нас «из простых», предки были крестьянами и извозчиками в Москве. Но тоже собирается ехать с интересом. А дети — у меня дочь и сын — тоже интересуются, только по-разному. Дочь очень хочет «посмотреть на дворец». Но ей 6 лет — как объяснить, что ничего там уже не осталось? Думаем выдать за «дворец» какую-нибудь сохранившуюся усадьбу. У нее сейчас как раз период увлечения дамами, балами и кринолинами. А вот сына заинтересовала информация о предке-драгуне из XVIII века. Там вообще все мужчины, как я поняла, служили, были офицерами и участвовали во всех исторических войнах. Так и мелькают секунд-майоры, штабс-каптаны, гренадеры и прочее. Вот этот конкретный Петр Васильевич воевал в Шведской войне. «Был в походах в 746 и в 754 годах в Швецию до городов... в 758 в Прусии на баталии под городом Цандорфом где ранен в щоку и шею фузеиными картечами да в голову от бомбы черепом в 759 июня 12 при местечке Палцыхе того ж году августа 1 при Франфорте в сраженье где ранен в правое плечо и в правую руку навылет и в бытно[сть] ево закамским ландмилицким Сергиевском драгунском полку неоднократно в посылаемых для препровождения следующих из России на поселение на ренчиския заводы всякого чина людей и денежной казны»... В общем, не сразу поймешь, что написано, и еще жесть какая-то про ранения. А наш 11-летний Тема сказал «круто!» и засел за «перевод».
Сейчас даже сам в Интернете ищет информацию и нам рассказывает то об одном, то о другом предке. А недавно я вспомнила, как в детстве слышала от сестры деда — она тоже монастырской послушницей была, кстати, — что наш предок есть в списках героев в Георгиевском зале Кремля. Сын очень загорелся. Хочет попасть туда с экскурсией и отыскать его имя.
— В современном обществе возрос интерес к семейной истории — люди увлеченно ищут информацию о своих предках, работают над созданием родового древа и составляют генограммы, — говорит системный и семейный психолог Екатерина Шабельская. — Нелегкий, но интересный и полезный труд позволяет приоткрыть завесу семейных тайн и лучше понять самих себя.
В каждом человеке есть потребность знать, откуда он произошел, ощущать принадлежность к огромной общности — роду, уходящему корнями в далекое прошлое. Это дает чувство устойчивости, базовой опоры, которая личности жизненно необходима. В XX столетии под влиянием исторических событий родственные связи рвались, семейные реликвии уничтожались, имена прадедов предавались забвению. Сейчас люди пытаются восстановить потерянное, беседуя со старшими родственниками и работая с интернет-ресурсами — оцифрованными архивами, генеалогическими сайтами и виртуальными мемориалами.
Собранная информация становится основой для генограммы — подробной «родословной» семейных отношений. Она широко используется в психотерапии и дает детальную картину распределения ролей, способов общения, поведенческих паттернов и особенностей характера. Метод генограммы был предложен Мюрреем Боуэном, который рассматривал семью как эмоциональную систему. Генограмма позволяет выявить негативные родовые установки, проработать внутренние травмы и развить целостное «Я».
Изучение родословной приносит огромную пользу детям и подросткам. Узнавая истории старших поколений, ребенок окунается в родную атмосферу, ощущает себя частью семейного целого — чего-то большого, надежного, незыблемого. В маленьком человеке воспитывается гордость за принадлежность к роду, в котором были замечательные люди — талантливые, трудолюбивые, сильные духом. Ребенок вдохновляется славным примером предков и тоже стремится вести себя достойно. Знакомство с историей рода также помогает определить, какие способности заложены в детях, и найти удачное направление для их развития.
