Работать, не покладая рук? Влачить размеренную, рутинно однообразную семейную бечеву? Растить детей? Ибо так заведено испокон века?
Вторая часть императива сформулирована четко (на манер туманного астрологического прогноза): грядущее неведомо. А вот первая, исходная, повелевающая… уж очень расплывчата: «что должно»… А что должно? Что именно? Если, например, работа не греет? Все равно — слепо и покорно длить инерцию профессиональной профанации, день ото дня постылеющую все невыносимее? Или «должно» поменять цель и пути ее достижения? То есть: переосмыслить собственное (высокопарно выражаясь) предназначение? И жену (заодно) поменять, поскольку разочаровала? И детей дерзнуть обожать не столь фанатично?
Или ничего не переиначивать, а молчать в тряпочку, исполнять то, что опротивело, не рассуждая, невзирая на удручающие нюансы? Склонив голову, блюсти божественные законы? Такова панацея долженствования?
Хотя заповеди нынче — курам на смех: вывернутые наизнанку противоположности святым заветам! Будто в насмешку донельзя искривленные.
Не укради? Наоборот, воруй!
Не возжелай? Конечно, вожделей!
Из вопиющей этой абракадабры и проистекают особенности подступившей к горлу несообразности.
Должно то, что по совести? И согласуется с нравственными нормами и принципами, предопределенными свыше (созвучными твоей натуре)? Но в реальности превалирует то, что прокламируется отнюдь не заоблачными управителями с сияющими нимбами, а посконными земными вождями. Непосредственным начальством.
Должно: быть искренним, честным, принципиальным — хотя бы с самим собой? И тогда — послать подальше предписания ханжей и притвор! Коли внутренний голос диссонирует, противоречит внешним условиям — нельзя игнорировать его подсказки! Заглушать его, не придавать ему значения! Осуществлять свою неповторимость пристало не по чужим лекалам, а по велению сердца. Полнота душевного спокойствия — не только в возможности полностью предаться любимому труду, но в осознании свободы не делать того, чего не хочешь — эдакой поросячье-щенячьей бесхитростной безмятежности ничегонеделания.
Но что есть такая ленивая пассивность? Отпустить поводья и не предпринимать ничего? Ведь практически все, что творится вокруг, поперек священным неколебимым критериям! Но в этом случае философская отрешенность — «будь что будет» (так она и формулируется, так и прописана на гражданственных скрижалях, о коих ведем речь: «пусть будет, что будет») — смахивает на преступное попустительство злу. Да и как это — ничем не заниматься? Сидеть сиднем — будто паралитик в инвалидной коляске? Поглощать плоды чужих усилий? Не предлагая взамен малой толики своего участия? Быть нахлебником, питаться крошками из оделяющих хозяйских рук, чавкать, гавкать и восторженно визжать, когда над тобой занесены палка, хлыст, а то и нож? И, встав на задние лапки, избывать то, что мерзко — во что бы то ни стало? Ведь получится — предательство, самообман, самоутрата! Она, конечно, выгодна тем, которые тобой помыкают, тебя школят, а сами не уважают ни норм, ни приличий!
И ты будешь этим демагогам потрафлять-потворствовать? Ублажать? Ставить их капризы над своим я? Да еще одобрительно бить в ладоши? Стелиться, умиляться, поклоняться благоглупостям? Или обязан тряхануть сбивающих с толку псевдоповодырей за шкирку и призвать к покаянному ответу? Или не должен никого трясти? (Что проку? Таких не приведешь в чувство!) А должен подставить шею под ярмо вздорных распоряжений — потому что есть традиции, уложения, уставы: беспрекословно подчиняться требованиям надстоящих проповедников, даже если сами они не являются идеалом и примером для подражания? Общий закон ведь выше отдельных пошляков и мерзавцев? Не опускаться на их уровень, а хранить незамаранность. Это и есть доблесть: незамаранно волочь отвратительный тебе, но крайне необходимый остальным воз, в который сам ли впрягся, тебя ли впрягли… Впрочем, тебе этот воз — тоже необходим. Тебе — в первую очередь. Потому что, если все начнут выкаблучиваться, сомневаться, уклоняться, манкировать, наступит хаос, воцарится неразбериха. Тебе лично (помимо всего прочего) должно (с этим не поспоришь) — обеспечивать четкий порядок, график, ритм: добывать зарплату, чтобы семья не голодала.
Или — независимая личность выше сытости? А как это — выше сытости? Если нечего шамать? И из квартиры гонят за неуплату? Идти с протянутой рукой?
И останешься на мели. В полнейшем одиночестве. В дураках (грубо изъясняясь). В изоляции от коллег, проклятый близкими. За свои несгибаемые экивоки. Это и есть то, что должно? Прозябать одному? И зубы на полку? Или, сцепив эти самые зубы, идти на немыслимые и мыслимые компромиссы? Попирая гордыню и теплящуюся на донышке праведность? Дабы неукоснительно программировать благополучие. Для себя, семьи, государства, околевающей планеты. Ведь зубы (пока они еще не на полке) — не досужая прихоть и примета райской бесплотности. И ногти-когти. Наличествуют не ради благостного умиротворения. А ради раздирания на куски мешающих делать то, что должно.
Утренние беседы с самим собой
Этот растерянный человек спрашивал себя: по плечу ли непредусмотренное? То, что выше сил и не предназначено от рождения? На освоение чего не отпущено физических и моральных ресурсов? Реален ли замах? И вправе ли мечтатель-самозванец претендовать на предопределенное другому поприще? Ради чего тужиться? Дабы испробовать, испытать себя, ощутить восторг победы и неизреченное торжество самопреодоления? Чтобы освоить и затвердить дремлющие втуне потенции? И — в итоге — одолеть пьедестал, покорить кажущуюся недостижимой ступень. Речь — не о посягательстве на достижение идеальности, а о банальном свержении иерархического неравенства, при котором незаслуженные успехи кучно концентрируются на полюсе мало достойных везунчиков и обходят стороной подлинно заслуживающих превозношения. Сопутствующим бонусом станет вселение в просторные хоромы, обретение могущества и весомого положения, общение со значимыми людьми, обзаведение красивой женой. Надо полагать, выделят комфортабельный автомобиль с шофером, домашнюю прислугу, чтоб хлопотала на кухне и возилась-нянчилась с подрастающими отпрысками…
Есть о чем грезить!
При этом он дифференцировал: далеко не всех фаворитов, отмеченных поощрением, привечают с непритворным пиететом. Бесспорно, любой лучик признания, награды, премированности бросает отблеск, делает заметнее, но притягивает не только овации, но и скепсис. Дальновидные не стремятся к лаврам. Тем паче лавры — не то обрамление, которое адекватно соотносится со значимостью затраченных усилий.
Индивид (после недолгих сомнений) принес себя на алтарь подвига: не пристало расходовать время и нервы на бесконечные метания, на снедающую неуверенность! И — вопреки здравому смыслу — не размениваясь на пустопорожние притязания, превзошел себя
Однако, согласно закону диалектики, наступает (рано или поздно) стадия отрицания предыдущего отрицания — вместо расшаркивающихся поклонников он расплодил завистников, а вместо льстивых речей стал слышать за своей спиной ропот и смешки.
Издержки
Человек подумал: «Без издержек не обходится ни одна сфера приложения мозгов и мышц. Изобрели телефон, чтобы упростить общение между людьми. Теперь каждый может трезвонить каждому и нести околесицу о чем ни попадя. Изобрели почту, чтобы обмениваться посланиями, теперь каждый может прислать другому посылку со взрывчаткой. Насмешки — чепуха».
Успокоенный и ободренный этим рассуждением, он склонился к идее: мир изначально устроен гармонично, шероховатости постепенно сглаживаются, крайности уравновешиваются, негативности опозитивливаются. Скольких его расхристанных, неопрятных, опустившихся приятелей — будто ветром унесло: энергичные дамочки, носительницы разума и организованного уклада, предприимчиво прибрали разболтаев к рукам, завладели их запущенными квартирами, привели загаженное жилье в надлежащий порядок. Более того, сложились разветвленные бригады, занявшиеся оптимизацией раздрая: риелторы, юристы, полицейские, служащие паспортных столов артельно не позволяли полезным жилым метрам пропасть понапрасну.
А потом обретший истину человек занемог от чрезмерного рвения. Его рационально списали, уволили с высокой должности — в соответствии с усовершенствованным, разграфленным рачительными распорядителями на четкие параграфы планом.
Дети, ради которых он надрывался, но которым, по объективным причинам, зарабатывая деньги, уделял мало заботы, от него отвернулись.
Биография завершилась — как ей и полагалось при делании того, что должно. Воспарившего поборника скалькулированной взвешенности приравняли к прочим нерентабельным современникам.
