24 февраля 2022 года Россия начала специальную военную операцию на Украине. Среди ее целей называют защиту жителей Донбасса, а также денацификацию и демилитаризацию Украины. В ответ ряд стран мира наложил на Россию самые масштабные санкции в истории, затрагивающие ее экономическое и социальное развитие.
С первых минут происходящее активно обсуждается по всем каналам коммуникации: в соцсетях, по телевизору, в печатных медиа, по радио. Публичные фигуры ежедневно заявляют то о поддержке спецоперации, то об отъезде из страны в связи с несогласием с ней.
Можно говорить, что спецоперация пришла в каждый дом и обсуждается в каждой семье, в том числе в семьях с детьми.
Ольга Бочарникова, педагог-психолог школы №1466 им. Н.Рушевой, работает с детьми, которые обучаются с 5-го по 11-й класс, говорит, что к ней обращаются дети за психологической помощью по поводу ситуации на Украине.
«Детей это пугает, и у них нормальная защитная реакция — проговорить свои страхи с человеком, которому они доверяют и которого знают. Поскольку устав школы и трудовой договор запрещают работникам школы внушать детям политические, религиозные взгляды, то я, естественно, не говорю им своего мнения на этот счет. Я как психолог работаю только с их тревожностью или страхом. Мои наблюдения таковы: они узнают всю эту информацию, психотравмирующую и пугающую их, в большей степени из соцсетей». И противостоять этому сложно. Но необходимо.
Если суммировать ответы разных людей на вопрос, как именно они доносят информацию до детей, условно их можно разделить на три группы, причем в каждой группе будут родители с разной позицией (иногда разные позиции занимают родители даже внутри одной семьи, или же разных позиций могут придерживаться родители ребенка и его дедушка и бабушка).
Не обсуждать
Как правило, этого варианта придерживаются семьи с маленькими детьми, семьи, не поддерживающие спецоперацию, чтобы ребенок «не произнес лишнего» в детсаду или школе, а также семьи с нервными или особыми детьми.
Эти семьи крайне негативно относятся к попыткам вести такие обсуждения в школе или детском саду, считая, что дети сами разберутся во всем, когда станут старше, а сейчас такие разговоры нанесут только ущерб психике.
«Сыну 4 года, когда просит в магазине купить танк, я ему отвечаю, что это — злой трактор. Теперь он не любит танки».
«Старшая, 9 лет, рассказывает младшим, что мы столкнулись с Америкой и Украиной, и Украина хочет нас всех убить. Я запретил говорить с младшими. Всячески ограждаю».
«Я говорил с дочерью 16 лет, сошлись на том, что с ее нервной системой правильно будет просто не читать новости, а если что-то прямо заинтересует, проверять по максимально дальним источникам. В итоге она смотрит «Аль-Джазиру».
«Дочке 5 лет, не спрашивает, но, кажется, все понимает. Когда мы при ней начинаем заговариваться и начинаем обсуждать, кричит: «Только не о спецоперации при ребенке!»
«У меня особый ребенок — речь идет об аутическом расстройстве, он вообще трудно воспринимает новое, ему важно каждый день сохранять самый обычный сценарий жизни. Поэтому мы ничего при нем не обсуждаем и объяснили ситуацию в детском саду, что, если планируются какие-то мероприятия на эту тему, пожалуйста, предупредите нас, мы не придем».
«Дочке 6 лет, мы стараемся не говорить при ней на эту тему, потому что у нас разные мнения в семье, и получается конфликтная ситуация. Когда видит картинку и задает вопросы, отвечаем, что это — военные действия в другой стране. Подробностей пока не просит».
Ольга Бочарникова считает, что «замалчивание» будет порождать еще большую тревогу и страхи у ребенка: «Нужно демонстрировать ребенку полное отсутствие паники и страха, наоборот, говорить, что все хорошо и что наша родина, Россия, сильная держава, что никто не посмеет на нас напасть».
Анна Резникова, практикующий ОРКТ-терапевт, детский психолог, говорит, что, дети, так же, как и взрослые, так или иначе сталкиваются с тем, что происходит вокруг них и в мире, они также могут испытывать страх, испуг и тревогу из-за всего того, что происходит, причем иногда они ловят ее от родителей и не совсем понимают, почему так тревожно.
«Именно поэтому очень важно помнить, что с детьми нужно разговаривать и объяснять, что происходит, максимально простыми словами, соответствующими их возрасту. Что делать ни в коем случае нельзя — врать или говорить, что ты еще маленький и этого не поймешь, потому что невербально вы будете показывать совершенно другие чувства и эмоции, и это может привезти к снижению доверия к вам со стороны ребенка и его еще более повышенной тревожности. Ведь если все хорошо, почему взрослые так переживают?» — объясняет специалист.
Активно разъяснять
Этот сценарий, как правило, происходит в семьях, где один или оба из родителей занимают активную жизненную позицию, а дети — уже подростки, которые сами живо интересуются новостями. В этом случае родитель фактически становится еще и историком, и политруком и активно призывает ребенка разделить его взгляд на происходящее. Как правило, в таких семьях устанавливается мир внутри, однако при общении со сверстниками или преподавателями, придерживающимися иной точки зрения, ребенок, как и родитель, начинает испытывать большие трудности.
«Конечно, объясняю, так как к нам в 2015 году приехала хоккейная команда, спасаясь от бомбежек. Почти год жили в общаге. Сейчас опять приехали, дети 2006 года рождения. Сын понимает из общения с ребятами, с которыми делит лед, для кого наши воины несут мир. И считает украинцев фашистами. Объясняю, что не все такие».
«Объясняю, что Америка и Англия нагло столкнули два родных народа».
«Ребенок мало разбирается в политике и, как правило, будет думать так же, как и авторитетный для него взрослый», — говорит Ольга Бочарникова.
«На мой взгляд, это тоже не совсем правильная позиция — постоянная собственная интерпретация политической ситуации, навязывание вашей точки зрения, — считает Анна Резникова. — Слушайте внимательно, что говорит ребенок, старайтесь отвечать ему максимально простыми для него словами, без погружения в матчасть, но в то же время называйте вещи своими именами. Естественно, если он задает вопросы, кто прав, кто виноват, то стоит на них ответить, но постарайтесь соблюсти нейтралитет. Помните о том, что, во-первых, мы не знаем ничего наверняка, а во-вторых, каждый слышит то, что слышит, а не то, что мы имели в виду, поэтому мы не можем отвечать за то, что ребенок нас верно понял и впоследствии не стал передавать вашу позицию где-то за пределами квартиры».
«Подростки 14–18 лет — это уже люди с некоей собственной картиной мира, не замкнутой только на семью, и часто даже у подростков картина мира будет противоположна семейной. С ними, мне кажется, самый разумный подход — это информирование: происходит вот такое явление, твоя семья к нему относится вот так, без навязывания позиции, так как поступки подростков очень легко радикализуются. Но и оставлять их за бортом семейного обсуждения тоже неверно, потому что это только порушит семейные связи», — советует детский психолог Катерина Мурашова.
Отвечать на вопросы
Этого сценария придерживаются семьи с детьми разных возрастов. Его суть — самим не заводить с детьми разговоров о ситуации, но если ребенок просит объяснить, почему все становится дорого, почему не грузится компьютерная игра, как живут сейчас дети на Украине, то взрослые отвечают исключительно на поставленные вопросы. Как говорят опрошенные, их цель при таком сценарии — сохранить взаимный комфорт и доверие для себя и ребенка, сосредоточиться на практических шагах, которые могут снять у него тревожность.
«Трое школьников: 5-й, 8-й, 11-й классы. Специально не усаживали и не разговаривали с детьми, но дома говорим о ситуации открыто, обсуждаем новости, которые читаем (телевизора у нас нет уже много лет), нашу позицию дети знают. Слушают, что мы говорим. Наша семья на 80% состоит из украинской крови, поэтому тема особенно болезненная. Когда только все началось, было, конечно, сложно. Благо наша родня там, на Украине, все верующие люди, и разделяют нас и государство. Сейчас мы стараемся сосредоточиться на том, что можем изменить и на что можем влиять, и климат в семье стал максимально комфортным, насколько это возможно в таких условиях. Единственное, чему учим детей, — так это ни с кем не обсуждать эту тему за пределами дома. Сейчас в школу пришла семья беженцев из Мариуполя, и дети в классах их хорошо приняли, никакого негатива в их сторону нет».
«Дочкин молодой человек должен был 3 марта получать учебную визу в Прагу, так как они учатся в физматшколе. Пересобирается в МГУ, остальные кто куда, но, по большому счету, всех надо к психотерапевту, потому что у них депрессия в полный рост, заставляют себя доучиваться, потому что надо».
«Сыну 9 лет. Он слышит наши разговоры, знает, что-то понимает, что-то не укладывается у него в голове. В 19-м году всей семьей ездили отдыхать к друзьям в Полтаву. Сын теперь спрашивает, когда друзья из Украины к нам приедут в гости. В последнюю неделю спрашивает: когда все закончится, они же к нам приедут? Недавно канючил, мол, не хочу уроки делать, в школу не хочу. Я не выдержала и сказала, что он — счастливый ребенок и может ходить в школу, а есть дети, которые сидят в подвалах и все равно делают уроки».
«Специально не обсуждаем, но ребенок слышит наши разговоры, спрашивает: а что происходит? Я говорю, что поссорились две соседние страны, они злятся и ругаются, но все равно они помирятся, только пока неизвестно, когда. Ребенку 7 лет».
«Ребенку 12 лет, смотрит новости, так что в курсе происходящего, гордится нашим президентом. Если чего-то не понимает, спрашивает у нас, тогда объясняем».
«Дочке 6 лет, старалась при ней это не обсуждать. Но закрылся «Макдоналдс», перестал обновляться «Майнкрафт» и еще какая-то игра, появились вопросы. Объяснили ситуацию, показали на глобусе, где именно все происходит. Дочка помолчала, спросила, дружит ли с нами Китай. Решили лет в 10 начать учить китайский».
«Я не хотела обсуждать ситуацию с ребенком, но начали проводить такие уроки в школе. Ответила на возникшие вопросы».
«У меня две дочери, 10 и 17 лет. Старшая сама получает информацию из разных источников: новости телеграм-каналов, разговоры с друзьями, школьные учителя, российские, корейские и китайские блогеры. Спросила мнение отца, потом мое мнение. Пришлось обсудить ситуацию. Я не хотела обсуждать с ней эту тему, но пришлось».
«Специально не объясняли, но ребенок (5 лет) слышит наши разговоры. Говорит, буду снайпером-блогером, буду защищать женщин и детей. Плюс у нас неделю жила моя подруга с ребенком из Донецка, их обстреливали сильно. Я просила сына, чтобы при них минимизировал свои милитаристические игры».
Бочарникова считает, что все же проактивная позиция родителей предпочтительнее, так как есть риск, что, если родители не начнут разговор первыми, это сделает кто-то другой и заложит в ребенка свои взгляды.
Напротив, Резникова считает самым адекватным такой вариант: «Если у ребенка есть вопрос, то нужно на него честно ответить, учитывая его возраст и эмоциональную восприимчивость, но необходимо называть вещи своими именами и не уходить от ответов, при этом давая максимальную поддержку и разрешение на выплеск всех его чувств. Например: «Я понимаю, что тебе сейчас страшно/ты злишься/обижаешься, это совершенно нормально, я тебя очень понимаю, чувствую то же самое. Но я тебя очень люблю, и я всегда с тобой». В этой точке важно понять и принять все его эмоции и помочь их пережить, находясь рядом с ним и помогая ему во всем. Иногда бывает так, что мы не знаем, как можно ответить на тот или иной вопрос, и тогда можно честно в этом сознаться, сказав, например: «К сожалению, я сама не знаю ответ на этот вопрос».
«Пожалуйста, помните, что очень важно честно отвечать ребенку на все его вопросы, так как они связаны с безопасностью и доверием. Ваши ответы должны показать, что вы не только готовы понять все его переживания, но и сможете его поддержать тогда, когда ему это будет необходимо», — заключает Резникова.
«Мир на расстоянии вытянутой руки»
Практикующий психолог Олег Белореков резюмирует: главное в этой ситуации — исходить из цели сберечь своего ребенка.
«Миром правят единые законы, действующие везде, от муравейника до вселенной. Родители могут неосознанно использовать детей как психологических доноров для себя, когда они, сами того не ведя, втягивают их в собственные невротические алгоритмы межличностных коммуникаций. С ребенком стоит говорить о политике так же, как, к примеру, о сексе: конкретно отвечать на заданный вопрос в пределах понимания ребенка. Важно понимать, что ребенок — это не маленький взрослый, у него только формируются психические и нейробиологические процессы. Именно поэтому втягивать детей в политику — это преступление, так как дети становятся просто разменной монетой. Поэтому говорите с детьми на том уровне, на котором они могут понять происходящее, ни в коем случае не употребляя слов фатального характера. Подросткам особенно свойственна категоричность, и не надо ее провоцировать, вступая в жаркие споры. Если родитель — авторитет, ребенок его услышит, если нет, то достучаться не получится.
Можно попробовать предложить совместную деятельность в формате «строим мир вокруг нас на расстоянии вытянутой руки», например, вместе сходить убрать мусор возле реки и тому подобное».
