— Меня постоянно терроризировала моя мама тем, что она скоро умрет, — делится своей историей Валентина Т. — В любой ситуации она мне говорила, мол, ей совсем немного осталось, и всем станет легче, когда она умрет. Цветок сирени с пятью листиками, падающая звезда… другие дети загадывали мечту: кто — велосипед, кто — коньки, кто — набор «Лего». А у меня было одно затаенное желание — чтобы мама не умерла. Этот страх преследовал меня, сколько я себя помню. Даже были ассоциации с запахами, мне казалось, что так пахнет смерть.
Ее мама могла не разговаривать с ней днями за любую провинность. Это тягостное молчание словно сгущало воздух в доме. Там было трудно дышать. Дочери приходилось постоянно молить о прощении. Порой она вообще не понимала, чем опять провинилась, но продолжала извиняться.
Когда Валентина вышла замуж, общение с родителями сошло на нет. Так продолжалось десять лет. Но год назад ее папа и мама разошлись, и теперь, когда обоим слегка за 70, они почему-то уверены, что могут приехать к дочери доживать свой век и она обязана их принять.
— После того как родители разъехались, меня начал терроризировать отец. Всеми способами пытается контролировать наши с мужем доходы и расходы, требует, чтобы я звонила минимум пять раз в день. Если я обещала позвонить и не набрала, выговаривает, что я соврала, а он не терпит вранья. Он постоянно повторяет, что беспомощный и ему нужен уход. Мне 44, через два месяца стану бабушкой. У нас спокойная атмосфера в доме. Забрать отца к себе — это разрушить все, что построено годами, — продолжает свою историю Валентина.
На самом деле ее жизнь уже разрушена. Она не может все рассказать даже мужу, потому что он сразу выходит из себя и требует, чтобы жена прекратила всякое общение со своими родителями. Ему надоело видеть ее постоянно подавленной, в угнетенном настроении. Поэтому Валентине приходится в основном все держать в себе. Ее силы на пределе, самое страшное, она понимает, что, если родители станут совсем беспомощными, ей придется их забирать к себе, потому что это ее долг. Но как жить вместе, когда после общения по телефону она как выжатый лимон?
Сейчас ей хочется только одного — чтобы никто больше не вмешивался в ее жизнь. Пропасть без вести, не давать никому своего адреса, не поддерживать близких отношений с мамой и папой, лечь на дно. И она пока не знает, как восстановить и наладить свою жизнь, научиться видеть яркие краски этого мира.
Большинство психологов считают, что проблемы, которые многие испытывают в своей взрослой жизни, коренятся в детстве. Они родом из тех травм, которые наносили им именно самые близкие. Термин «токсичные родители» появился сравнительно недавно, но явление существовало всегда.
— Все действительно идет из детства и из семьи, — соглашается Анастасия Ковалева, член Общественного совета при уполномоченном при Президенте РФ по правам ребенка, юрист, специалист в области семейного и уголовного права. — Как говорится, ребенок учится тому, что видит у себя в дому. Он привыкает к постоянно пьяному папе, ворчливой, вечно недовольной маме. Со временем это для него становится нормой, которую он впоследствии переносит в свою семью и травмирует теперь уже собственных детей. Хорошо, когда у его спутника жизни за спиной иной опыт семейного воспитания и нормальные человеческие ценности, тогда имеется возможность переучиться. Но если встречаются два похожих типажа, модель жизни в семье и дальше транслируется из поколения в поколение. Есть термин «наследственное сиротство», когда в детский дом попадают династиями. Люди привыкли к тому, что свою проблему можно перекладывать на государство — пусть оно воспитывает.
— Есть семьи с традиционными устоями, которые пытаются сохранить во что бы то ни стало. Свои правила жизни они считают единственно правильными. Эти люди так воспитаны, на малейшее противодействие они реагируют навязшими в зубах штампами.
— Все эти разговоры на тему «кто подаст стакан воды?» или «кому ты такая нужна, никто замуж не возьмет» тоже токсичны, — говорит Анастасия Ковалева. — Это не что иное, как навязывание стереотипов, своих правил поведения, подавление чужой воли, обычно оправдываемое лучшими побуждениями: мол, я лучше знаю, как надо, хотя на самом деле это не так. Может быть, полвека назад родители могли передать какой-то житейский опыт, но сейчас все так быстро развивается, что старшее поколение вряд ли может чем-то обогатить, кроме каких-то базовых вещей из разряда «что такое хорошо и что такое плохо». У родителей старой закалки часто сформировано негативное восприятие нового, они считают, что лучше не знать, чем разобраться и принять. Типичный пример: патриархальная семья, живущая в глубинке, категорически против использования гаджетов и Интернета. Я без этого живу, и тебе не надо — одна из крайностей. На самом деле намного легче учиться, когда есть возможность применять современные технологии.
— Где пролегает водораздел между нормальными отношениями и токсичными, под которыми подразумевают травмирующую атмосферу в семье? Каждый ли родитель, который говорил своему ребенку обидные вещи, повышал на него голос или даже поднимал руку, считается токсичным? А другой, может быть, пальцем не тронул, ни разу не наорал, наоборот, заботился и «всю жизнь этому ребенку посвятил», о чем любит напоминать при каждом удобном случае.
— Порой дети больше страдают там, где нет физического рукоприкладства, зато есть постоянное внушение, что ты что-то должен. Потом выросшие дети всю жизнь чувствуют себя обязанными, боятся рассказать, что больше стали зарабатывать или собираются провести отпуск в пятизвездочном отеле. Не могут поделиться радостью, потому что в ответ услышат одни жалобы и упреки. А в семьях, где лупили, могло сохраниться чувство защищенности. Знаю семьи, где родители прибегали к такому методу воспитания, как ремень. Дети знали, за что могут получить, но при этом чувствовали: случись что, отец всегда защитит и «всех за меня порвет». Эмоциональная любовь — это самое главное. Не просто дежурные вопросы: «Ты поел? Сделал ли уроки?», которыми порой исчерпывается общение. Характерно, что ребенка никогда не спрашивают, хочет ли он есть, — просто сажают за стол и ставят тарелку с супом. Перед дорогой заставляют идти в туалет, и неважно, хочет он или нет. Вроде бы это забота, а близости и тепла в ней нет.
— Многие родители продолжают воспитывать своих детей, когда те уже давно повзрослели. Приходит такой сын к своей маме и опять чувствует себя десятилетним ребенком.
— Да, есть масса случаев, когда успешный на работе и авторитетный в семье мужчина, как только приезжает к маме, становится другим человеком. Это история про сепарацию — отпустил ты своего ребенка или нет? Он осознал, что взрослый, или еще нет? Действительно, многие, особенно родители мальчиков, до последнего не отпускают своих сыновей. Как Костя Воронин из известного сериала! У него жена и дети, но чуть что, так мама! Еще ситуация из той же серии, когда мама приезжает к взрослому сыну с инспекцией и критикой. Открывает холодильник: «Что это вы едите?» Она возмущается, что ребенку наняли репетитора, что выбросили деньги на ремонт и т.д. Конечно, такие вещи надо пресекать, нужно отличать элемент вмешательства и давления от реальной помощи. Все реально изменить даже в сознательном возрасте.
— Наверняка существуют четкие признаки токсичности отношений в семье.
— Конечно. В первую очередь это манипуляция, причем неважно чем: слезами, упреками «я всю жизнь на тебя положила», жалобами или аргументами типа того, что «твой отец негодяй!». Второй признак — это подавление воли без объяснения. Ведь запрет — необязательно токсичность. Если вы объясняете ребенку, что нельзя вставать на подоконник, потому что можно выпасть из окна, — это одно, а тотальный запрет без объяснений по принципу «нельзя, потому что нельзя» — совсем другое! «В твоем возрасте рано думать о мальчиках», «бей первым» — эти штампы и стереотипы тоже токсичны. И далеко не безобидны. Если сыну изо дня в день повторять, что мальчики не плачут, он привыкнет зажимать свои эмоции. Дети подросткового возраста очень болезненно воспринимают, когда их начинают обсуждать при них же. Это тоже элемент манипуляции. С детьми необходимо вести диалог, находить слова, приводить аргументы. Многие считают, в три года рано разговаривать с ребенком. Нет, можно и в три года. Если ребенок устраивает истерику в магазине из-за того, что ему не купили игрушку, с ним надо договариваться.
— Если у вас токсичный начальник на работе, вы можете уволиться или найти поддержку в семье, у друзей, у психолога, в конце концов. А у ребенка нет никого, ему некуда идти. Он не может противостоять токсичным отношениям. Он зависим и беспомощен.
— Противостоять сложно. Его словарный запас не сформирован, и, если дома не говорят о чувствах, ему сложно сказать, что он расстроен, что его обидели: он не знает таких слов. Ребенок будет жить с чувством вины, что с ним что-то не так, потому что он не заслуживает любви. Скорее всего, он и дальше будет смотреть на отношения через эту призму.
— Но взрослые дети могут как-то избавиться от родительского диктата?
— Для начала желательно осознать, что происходящее не норма. Как правило, это позволяют себе родители, которые сами что-то подобное пережили. Нужно попытаться понять, что с ними происходит, какую боль они хотят скрыть, придираясь ко мне. Вот мама приезжает в гости и первым делом заглядывает в холодильник. Что она хочет этим сказать? Что у нее пусто? Ну, предложите ей раз в неделю заказывать продукты. Есть взрослые-нарциссы. Вы наверняка знаете таких женщин, которые обижаются, если их в семье называют бабушками: «Какая я вам бабушка? Я Нелли Викторовна, или просто Нелли!» Чего ей не хватает? Хочется оставаться неотразимой, а время уходит, значит, надо отыграться за счет кого-то? Сделайте нарциссу комплимент: «Ты так шикарно выглядишь! Тебе никто не даст твоих лет!» Как только поймем дефициты у родителя, проблему можно решить. Главное — рефлексировать. С собой, с родителями. «Что происходит? Ты обиделась?» Важно задать вопрос, и тогда человеку придется самому осознать рефлекторно и потом объяснить.
— Однако в некоторых случаях ситуация усугубляется тем, что родители продолжают активно участвовать в жизни своего повзрослевшего ребенка, нарушая при этом всякие границы и создавая еще больше сложностей. Родители, став зависимыми от своих детей, требуют от них слишком многого. Общение становится тяжелым, травматичным. Стоит ли свою жизнь пускать под откос, если после визита к маме тебя неделю не отпускает, бомбит?
— Как правило, дети пытаются откупиться — сиделку нанять, продукты заказывать, в санаторий отправлять, лишь бы не ехать к родителям и не выслушивать. Положить жизнь на алтарь служения или подумать о себе? Мне ближе правило поведения в самолете: маску сначала на себя, а затем на ребенка. Если ты в ресурсе, то есть спокоен, гармоничен, тебя хватит и на детей, и на родителей, чтобы закрыть их базовые потребности. Хорошо бы осознать, что, ставя крест на своей жизни, никому не сделаешь хорошо: ни себе, ни родителям. Им нравится быть в позиции жертвы, повторять, что неблагодарные дети их забросили. Они кайфуют от этого. Пусть так считают. Нет смысла гробить свою жизнь на то, чтобы доказать, что это не так. В конце концов, надо думать о себе и о своих детях.
…Ирине 46 лет. Три года назад она похоронила маму, которая долго и тяжело болела. После ампутации ноги из-за сахарного диабета пожилая женщина стала совершенно беспомощной и нуждалась в постоянном уходе. Все заботы легли на Ирину. Она добросовестно ухаживала, но исключительно из чувства долга. Делала ровно то, что положено, а после очередного ухудшения определила мать в пансионат для инвалидов, где та и закончила свою земную жизнь.
— Я была домашняя, послушная девочка, которую воспитывали в строгости. Две школы — обычная и музыкальная. Никаких гуляний с подружками, все по расписанию, тотальный контроль. За «тройку» — ремень. Мать была авторитарным человеком, установившим свою власть в семье — все должно быть по ее велению. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Отец всегда ей уступал, не ввязывался в конфликты. Не раскрывал рта, не шел на конфронтацию и никогда не вмешивался в воспитание. Наверное, мать меня по-своему любила, но это была удушающая любовь. Она относилась ко мне как к живой кукле — наряжала, заплетала косички, обнимала, мыла. И наказывала. А мне казалось, что это нормально, я не знала другого.
Все сломалось, когда Ира вошла в подростковый возраст. Уже не ребенок, еще не взрослый, а для мамы все та же послушная маленькая девочка, которая зависит от нее буквально во всем.
— Однажды я заперлась в ванной, чтобы спокойно принять душ. Мать потребовала, чтобы я открыла дверь. Я отказалась. Начался дикий скандал. Она высадила дверь и влетела с отцовским ремнем. Била жестоко, металлической пряжкой.
Ирина и сейчас помнит свое отчаяние, в котором смешались боль и обида. В отношениях с матерью образовалась пропасть. Доверие было утеряно навсегда. Включился процесс «ответки» — девочка стала делать все назло. Пусть будет хуже для нее, главное, не так, как требует мать. Сразу после окончания школы она выскочила замуж, лишь бы вырваться из родительского дома, родила ребенка. Муж ушел, когда дочке было два месяца. Много ошибок сделала и очень долго расплачивалась своей дальнейшей жизнью. А старая обида по-прежнему кровоточит.
