Хотя, надо отдать должное, улицы за последние несколько дней значительно опустели. Мужчин мобилизационного возраста в «гражданке» из числа местных здесь не встретить. А вызвать такси в городе теперь стало огромной проблемой. После часа тщетных попыток найти хотя бы одну свободную машину, удача все же нам улыбнулась.
«Ожидайте. К вам приедет серый «Опель астра», - любезный женский голос в трубке прозвучал как спасение.
- Ребята, сразу говорю, многие районы на окраинах перекрыты, - сразу же предупредил седовласый пожилой водитель. - Попробовать можем, но гарантий я вам никаких не даю. Сами видите, что творится. А рисковать лишний раз я тоже не хочу, в 2014 году уже попадал под обстрел с вашими коллегами.
Легковушка стремительно несет нас по Донецку, машин на дорогах тоже совсем немного.
- Я до войны на предприятии работал, - коротает путь рассказом водитель. - Укры все разбомбили, а что не разбомбили, то разграбили. Пришлось в таксисты идти. А что делать-то еще? У меня сестра двоюродная работает, 2500 рублей в месяц получает. Как жить-то? Мне ребенку за учебу только 3800 в месяц платить надо. А покушать, а одежда? Выживаем, кто как может. Хочется верить, что скоро все наладится. Давно это надо было сделать, как с Крымом. Чтобы народ не мучился столько лет.
Мужчина нервно закуривает очередную сигарету. По лицу заметно, что ему хотелось бы и дальше излить наболевшее, но он сознательно себя останавливает.
- Въезжаем в район Шахты Октябрьской, - меняет тему наш провожатый. - Это дорога на уничтоженный еще в ту войну аэропорт.
Пейзажи по обе стороны дороги сменяются разрушенными домами и постройками. Такое ощущение, что жизнь в этом районе остановилась еще тогда, в 2014-м. Но это не так. Как ни жутко осознавать, но здесь продолжают жить люди.
- Дальше дороги нет. Там уже Пески, - притормаживая автомобиль, сообщает водитель.
- Я выйду на секундочку, сфотографировать, - прошу я.
Таксист молча останавливает легковушку. Я уверенно направляюсь к испещренному осколками указателю с выцветшими надписями, нацеливая на него объектив.
- Стой!
От окрика водителя, замираю, как вкопанная.
- Дальше не ходи. Там еще тьма всякого неразорвавшегося. Опасно.
Послушно плетусь обратно. Трогаемся дальше.
Единственная асфальтированная дорога упирается в блок-пост. Заметившие незнакомый автомобиль люди в камуфляжной форме заметно напряглись.
- Мы российские журналисты, - кричу им, вылезая из легковушки.
- Стойте возле машины, - командует один из военных, не убирая руку с автомата. - Сейчас старшему доложу.
Послушно стою, сжимая в руках все необходимые документы на аккредитацию. Лохматый пес возле ног военного заходится истошным лаем, недобро поглядывая в сторону незваных гостей. Через несколько минут из лесного массива появляется еще один человек в «зеленке» и уверенным шагом направляется в нашу сторону.
- Мы российские журналисты, - вновь повторяю я, уже непосредственно обращаясь к нему, и протягивая аккредитации.
- Да верю, верю, - усталым голосом произносит он. - Но дальше нельзя. Там стреляют. Езжайте обратно в город.
- А может, можно по дороге куда-то заехать? Где разрешено, - с остатками надежды, спрашиваю у военнослужащего.
- В город, - поворачиваясь к водителю, резко произносит он. - И до следующего блокпоста никуда не сворачивать.
- Извините, - вполоборота кидает он в мою сторону.
Четвероногий охранник пару раз гавкнув, для порядка, устремляется за военным.
Обратно решено было возвращаться через сам жилой массив.
- Давайте на пару слов остановимся, - прошу водителя, заметив на автобусной остановке несколько человек.
- У нас тут сегодня не сильно слышно было, - делится местная жительница Раиса Броницкая. - А вообще я конечно очень рада, что Путин принял наконец-то такое решение, - еле сдерживает слезы пенсионерка. - Другого способа решить эту проблему нет. Люди в центре еще более-менее живут, а мы как мишени. Может, теперь хоть жить нормально начнем, уже надоело в этой тюрьме сидеть, ни выехать никуда. У меня на Украине внук, только по телефону общаемся. Мы так уже устали от всего. Вон мой дом, идите посмотрите, - женщина рукой показывает в сторону девятиэтажки, посеченной осколками. - Три дня назад какая-то воронка была, прям 20 метров от нас 152-милимметровый снаряд упал.
Пенсионерка рассказала, что, к счастью, сейчас перебоев с электричеством и газом в районе нет, а вот за водой приходится ходить на колонку. Жилой массив фактически находится в «серой зоне», в двух километрах уже линия соприкосновения.
- Когда ситуация обострилась, вы как-то стали готовиться? Продукты запасать, например.
- Ничего не запасала. Хотела уехать к дочери в Белгородскую область, но не успела. Болела.
- А сейчас, с эвакуированными?
- Не могу. Я старый человек, я не выдержу. Люди по 24 часа едут.
- А много из ваших соседей уехало?
- В нашем подъезде из 36 квартир живет всего 7 человек.
- У вас в районе есть какие-то оборудованные укрытия или бомбоубежища?
- Ничего нет. Было одно, но оно засоренное, вытяжки не работают, все засыпано.
- А где же прятаться, если начнется обстрел?
- Нигде. В тамбуре. Кто как может, так и спасается.
Проехав немного вперед, нам все-таки удалось найти дом с характерной надписью на уровне фундамента «Убежище». Доступ в него оказался свободный, металлическую дверь в подвальное помещение подпирает только деревянный брусок. По мере того как мы спускаемся вниз по неосвещенной лестнице, воздух становится все более сырым и тяжелым.
Рукой пытаюсь нащупать выключатель, в надежде, что свет здесь все-таки есть. Наконец-то удача. Тусклая лампочка освещает лишь одну комнату, но и этого достаточно, чтобы хорошо разглядеть убранство убежища. Сколоченные из досок кровати застелены старенькими цветастыми пледами, на некоторых даже есть подушки. В углу покосившийся под тяжестью лет стол, с такими же старыми чашками и несколько обгоревших свечей. Рядом стул с потертой сидушкой. Видимо, жители самостоятельно оборудовали его по мере возможности.
Всего таких комнат порядка пяти. Несмотря на скромный быт, ни грязи ни мусора нет.
- Когда вы прятались здесь последний раз, - выбравшись на поверхность, спрашиваю мимо проходящую женщину, с любопытством разглядывающую меня.
- Да вот позавчера только хотели, так грохотало сильно. Уже и оделись, и продукты собрали. Пока решали, вроде стихло все. Дай бог, больше не придется.