Еще 12 октября председатель районного комитета по образованию Елена Глыбина лишилась места, сейчас она – фигурантка уголовного дела из-за «злоупотребления должностными полномочиями». Речь о приёмке той самой провальной «реновации». А в ноябре уволили и ее оппонента - волевого директора. Сейчас выяснилось, что глава Гатчинской администрации Людмила Нещадим написала на Миронкова бумагу в прокуратуру, утверждая, что он якобы оскорбляет региональные власти. Бывшего директора вызвали на беседу в ведомство. «МК» рассказывает историю борьбы за сельскую школу.
Максим Миронков опубликовал фото бумаги, которую составила Нещадим, и это феерический документ – с цитатами из группы в соцсети, которая появилась летом 2021, когда родители школьников активно обсуждали некачественный ремонт. Там и сейчас общаются, комментируют, высказывания в адрес администрации бывают довольно резкие – понятно, что чиновникам такое не нравится. «МК» связался с опальным директором, чтобы обсудить и письмо в прокуратуру, и мечты о сельском лицее.
- Максим Анатольевич, как вы считаете, с чем связан «донос» на вас? Это личная месть, антипатия или что?
- Думаю, это просто человеческое и управленческое бессилие. Не могу сказать, что полная некомпетентность, но близко к этому. Родители же бьются не за меня, директора, а за школу, за безопасность и здоровье своих детей. А администрация пытается все перевести в личный конфликт Миронкова, Глыбиной, которая сейчас под следствием, и Нещадим. На самом деле это не так, я оказался на первом плане только потому, что сказал «нет», когда от меня требовали подписи.
- И, получается, чтобы написать эту бумагу на вас, специально следили за группой, читали там комментарии, чтобы потом процитировать?
- В этой истории есть пикантный момент. Письмо датировано 16 ноября. А буквально через несколько дней появилась информация, что на Глыбину возбудили уголовное дело. То есть они, видимо, тогда хотели «пободаться». А ко мне претензии сложно предъявить, я как бывший руководитель считаю неэтичными публичные высказывания людям более высокого ранга в этой иерархии. Я отказался от того, чтобы там (в группе – прим. А. С.) что-то писать, комментировать или лайкать, чтобы не скатываться в «площадной» стиль. Нещадим не понравились не столько комментарии, сколько выступление родителей, когда появилась информация, что Глыбину сняли. Родители поехали к Комитету по образованию, выпили там детского шампанского, развернули плакаты, обратились к президенту Путину с благодарностью за решение вопроса. Администрацию оскорбило в первую очередь это, а не какие-то комментарии. К тому же группа создана в июне, если поискать, там раньше были гораздо более жёсткие высказывания – но из-за них в прокуратуру не писали.
Видимо, эта бумага изначально была попыткой в суде доказать, что я не только плохой руководитель, но и экстремист. Меня вызывали в прокуратуру, я сказал там ровно то же, что и вам – что не публикую посты и не комментирую ничего в группе из этических соображений. К тому же я сейчас нахожусь в споре с администрацией, это было бы некорректно.
- Сколько у вас сейчас судебных процессов идёт? И грозит ли вам чем-то этот донос?
- Бумага мне не грозит ничем, более того, как я понял, она официально не зарегистрирована, ей даже номер не присвоили, это просто отписка для администрации. Суд у меня основной сейчас один – одиннадцатого февраля заседание по восстановлению на работе, ещё ушли в суд документы против Глыбиной и остальных по поводу клеветы в публичном пространстве, из-за публикаций в муниципальных СМИ, которые городили жуткую ложь про меня летом. Это заседание будет, вероятно, в марте. Плюс готовим ещё два иска к двум изданиям – тоже о защите чести и достоинства. Суда будет четыре фактически.
Администрация не раз обвиняла Миронкова в том, что он использует ситуацию, чтобы каким-то образом «пропиариться». Бывший директор рассказал «МК», что вместе с родителями хотел сделать из школы лицей.
- Когда я пришёл в сельскую школу, мне старые учителя, дедушки и бабушки, которые когда-то сами ходили в эту школу, когда её в 1950-м году восстановили после войны, рассказывали о бывших директорах, о ее истории. Я понял, что у народа очень долгая память, в сельской школе она очень крепка. Когда посчастливилось сделать в этой школе реновацию по программе Ленинградской области, я никак не ожидал, что это выльется в такую войну. И ведь программа-то хорошая, суть её великолепная, но к чему это все приводит? Скандалы же не только со школой в Лукашах (Миронков говорит о случае со школой номер четыре в том же районе, где подрядчиком наняли организацию, которая находится в стадии ликвидации – прим. А. С.).
- В каком состоянии сейчас школа в Лукашах?
- Более-менее привели её в порядок. Но если походить посмотреть по углам, все равно некоторые вещи вызывают оторопь. Меня удивила реакция одного из следователей, которые приезжали делать осмотр, чтобы внести все в протокол. Она не поверила, что школа сдана в сентябре, спросила: «а какого года?». Вроде лоск немножко навели, краской подкрасили, линолеум постелили, крыша не протекает, но уже сейчас видно, что качественного изменения, которое предполагала реновация, не произошло.
В школе работают замечательные педагоги, которые её очень любят, некоторые из них сами здесь учились и вернулись преподавать. У меня была идея сделать из школы сельский лицей, которую поддержали родители, но для этого было нужно закупать оборудование, повышать квалификацию кадрового состава. Когда мы получили деньги на реновацию и школьный стадион, эйфория была колоссальной. Я и сейчас не отказался от идеи сельского лицея – у нас в этом году произошёл рост качества образования, стало больше победителей и призёров районных олимпиад школьников. Обычно было два-три-четыре победителя, а в этом году - шестнадцать, наши дети поехали на областные олимпиады. И дело не в том, что мы за два года стали лучше учить, скорее изменили отношение к детям. Раньше в школе и курили, и наркотики были. Мне удалось с помощью силовиков накрыть целую нарколабораторию в посёлке, это было первое, что я сделал. Потом уже стали организовывать больше кружков, и школа стала для детей чем-то вроде коворкинга, они спрашивали: «а можно мы останемся после уроков, в настольные игры поиграть?». Да не вопрос, давали детям класс, они там играли до семи вечера. По-моему, это самое важное – начать с изменения сознания, чтобы изменить модель поведения.
Таких высоких помыслов в районной администрации, кажется, не разделяют. Бумажно-судебная война с Миронковым и родительским активом выглядит мелочно, а, главное, бессмысленно, и ни к качеству образования, ни, тем более, к изменению сознания и борьбе за новое поколение отношения не имеет.
Еще летом, комментируя скандал со школой в Лукашах, губернатор Ленобласти Александр Дрозденко поддержал администрацию и сказал, что Миронков был «постоянно на больничном» и не подписывал документы. «Поведение директора вызывает у меня удивление. - говорил тогда Дрозденко. - Своей машиной преграждает путь транспорта, который завозит материалы в школу и не дает работать подрядчикам. В том числе организуя заявления в различные органы, в том числе правоохранительные и надзорные. Нужно понимать, какие интересы движут директором? Что ему дорого: дети, которые не могут пойти в качественную школу, или собственные амбиции? Вижу, как другие директора ругаются со строителями по поводу качества работ, цвета плитки. А с другой стороны, человек, находящийся на больничном с февраля не подписывает ни один документ и всех и все обвиняет».
Губернатор обтекаемо заметил, что Миронков «не красит педагогический коллектив». Больничный и проблемы со здоровьем, между тем, ни для кого не секрет - бывший директор подтвердил «МК», что начиная с момента, когда реновация пошла вкривь и вкось (с февраля прошлого года), у него начались проблемы с сердцем. Летом, как он выразился, «была угроза, что меня не станет». Сейчас Миронков постоянно наблюдается у врачей и принимает таблетки.
