Ревизор вернулся!
Помудревший, взматеревший Хлестаков возвращается в любимый до слез обобранный им город, чтобы вернуть долги обманутым вкладчикам. Он, хоть и ветродуй и трепач, но мнит себя честнягой, его терзает (нет, громко сказано!) — теребит совесть: стыдно вспоминать юношеские закидоны и беззастенчивые выверты. «Надо, надо каяться и замаливать грехи. Покаяние — второе рождение!»
Наверное, он не в курсе, что отправленное им письмо Тряпичкину вскрыто почтмейстером и прочитано прилюдно (да и письмо это надобилось Гоголю для пущего эффекта и увенчания комедии немой сценой, никакого воздействия на ход событий оно не оказало).
Что сказать о перевоссозданном Иване Александровиче Хлестакове? (Расценивайте мою фантазию заявкой на вторую серию его плутовских похождений.) Он не шибко изменился, но свершил путь непростого самопостижения и во многом себя заново осмыслил, сделал карьеру — не в казенном присутствии, где нужны несвойственные ему усидчивость и прилежность, а на поприще ораторском, в Думе или местном отделении какой-нибудь политической партии, в префектуре или мэрии. Возможно, он даже собирается баллотироваться в центральный или периферийный ареопаг, потому и прибыл в счастливо благословивший его некогда населенный пункт, где пировал и витийствовал. Не исключено: он приезжает в застойную глушь со всамделишной ревизией — такое поручение ему вменили в столице.
Прибыв в город, знакомый до детских припухлых желез, поселяется в гораздо более комфортабельной, чем прежде, и соответствующей его статусу и общественному положению гостинице, совершает променады по преобразившимся и в то же время неуловимо неизменным улицам…
Приезжего заметили пенсионеры Бобчинский и Добчинский и, шаркая, спешат к губернатору. Или Хлестаков сам идет к сердечно принявшему его в предыдущий визит патриархально-гостеприимному простаку. Губернатор все тот же — слегка одряхлевший и усталый… И окружение его то же — цвет высшего провинциального общества.
Обнаруживается: дочь губернатора — одинока, уж очень сильное, неизгладимое впечатления произвел на нее улизнувший ферт. Жена губернатора тоже пребывает под обаянием хлестаковского объяснения в любви, из-за чего в доме и семье постоянный привкус неблагополучия. Отзвук давних событий витает над встречей Хлестакова и губернатора.
Губернатор не гневается на прохвоста и не собирается сводить с ним счеты. Он стар и слишком много повидал и понимает. Они сидят в гостиной, кушают клубничное варенье и ведут неспешный разговор — о неисповедимых путях господних, о доле, выпавшей России, о птице-тройке, которая все так же стремит свой бег по ее просторам неведомо куда.
К вечеру соберутся поизносившиеся судья, почтмейстер, попечитель богоугодных заведений и вдова, которая сама себя высекла. И у Ивана Александровича возникнет искушение вновь попросить энные суммы в долг — на грядущую избирательную кампанию, на помощь обедневшим соотечественникам, на улучшение медицинского обслуживания… И, если попросит, отказа не встретит. Лишь бы не затаил обиду, не выставил отсталый дотационный регион в смешном свете перед петербургской элитой.
— Я — ваш новый губернатор, ваш отец родной, — вдруг брякнет фанфарон и начнет раздавать свои мифические (или реальные, что вряд ли) активы, возмещая давний урон. Старички онемеют. (А он — благородная душа — соврал? Не соврал? С языка сорвалось незапланированное или тщательно продуманное? Кто знает… В России никто ни в чем не уверен и не способен отличить истину от блефа.) Слезы умиления прольются на жилетку приезжего из глаз облагодетельствованной челяди, бывший глава сложит с себя полномочия. И на сцену выступят — во всем своем ужасном обличье — химеры гоголевского смеха: крысы, исчадия, мешающие и всегда мешавшие искреннему человеческому общению, столь необходимому на всех этапах государственного строительства и этажах власти.
Мистер Твистер сбледнул с лица…
Небезынтересно примерить к сегодняшнему дню и подтекст пророческого маршаковского фарса «Мистер Твистер» — куда более актуального ныне, чем в эпоху написания поэмы.
Сегодня спесивый делец, банкир, владелец газет и пароходов выглядит бледнее своего предтечи-предшественника, ибо символически воплощает удел всего белокожего меньшинства:
Очень гордится он белою кожей —
Вот и ночует на стуле в прихожей.
Напомню тем, кто забыл детскую побасенку: бывший министр и миллионер приезжает в Советский Союз с женой и дочкой (и мартышкой) и не желает селиться рядом с «цветными» постояльцами.
Оставляю на совести почившего автора данного высокохудожественного сочинения вопрос о том, где раздобыли деньги на шикарные апартаменты «Англетера» малайцы, китайцы, монголы, мулаты, креолы и «прочий сброд», как именует их Твистер (разве только приглашающая сторона взяла расходы на себя и оплатила проживание в качестве бонуса и залога дружбы народов на века), акцентируюсь на заключительной, финальной морали: белый саиб (который «больно дерется стеком», за что поплатился протараненным самолетами Торговым центром и многочисленными взрывами в кафе) и его выводок сиротливо-бомжатски ночуют на буфетной стойке и на койке швейцара, потому что лучшие условия отданы новым хозяевам Европы и США, где коренное население — итогово — на задворках.
Поразительно: как мог Маршак предвидеть и провидеть это? Но на то он и писатель, предвосхититель будущего!
Обыкновенная история
В романе Ивана Гончарова «Обыкновенная история» многоопытный дядя наставляет желторотого племянника, как тому следует жить. Конечно, ситуация подустарела. Сегодня старомодному дяде впору мотать на ус откровения прыткого хлыща. Вот как выглядел бы диалог:
Племянник. Спрашиваешь, куда уходит мое время? Я встречаюсь с тремя девушками.
Дядя. Зачем столько?
Племянник. Одну люблю, на второй собираюсь жениться. А третья помогает в работе. Бывают, разумеется, и другие романчики. Короткие.
Дядя. Эти три постоянные… Не перебор ли? Почему не жениться на той, которую любишь?
Племянник. Она замужем.
Дядя. Пусть разведется.
Племянник. У нее двое детей, крошки. Зачем они мне? Да и она мужа не бросит. Он удачливый. С хорошим окладом. Поездки, премии, положение. У его родителей две дачи и три машины.
Дядя. А почему не жениться на той, что помогает в работе? Дело прежде всего!
Племянник. Вот еще! Достаточно, что сплю с ней, она уродина, бесприданница. А вот моя избранница-невеста очень эффектная внешне. С такой приятно появиться на людях. Кроме того, у ее родителей…
Дядя. Пять машин и три дачи.
Племянник. Ага. И связи.
Дядя. Да… Хитросплетения.
Племянник. Разве это хитросплетения? Вот у моего любовника действительно…
Дядя. Любовника? А он тебе… зачем?
Племянник. Бабы обуза. А с ним отдыхаю душой и телом. Но ханжеское общество, лицемерная мораль, пуританские нравы…
Дядя. Да, вашему поколению не позавидуешь.
Племянник. Да еще вы, отжившие и доживающие маразматики, мешаете, лезете с тупыми догмами.
Дядя. Ухожу.
Племянник. А завещание? В мою пользу.
Дядя. Ах, да. Какую бумагу нужно подписать?
Племянник. Альцгеймерщики. Деменционники. Надоели. Невмоготу!
Обломовы во власти
Яснее становится глубочайшая мысль писателя Гончарова: «Меньше знаешь — крепче спишь» — Илья Ильич Обломов постоянно кемарит. Но вообразим: деятельный Штольц спротежировал ему высокую должность. Заняв которую, Илья Ильич продолжает похрапывать.
Собственно, эту картину и тенденцию наблюдаем повседневно: не должна вводить в заблуждение кипучая суета высоких инстанций. Все, кто эту суету имитирует и нагнетает, спят с открытыми глазами — лунатики, сомнамбулы, мало знающие, неразвитые — ради того, чтобы спать еще крепче.
Отсюда инверсия: образование убывает, его убивают, чтобы вогнать в спячку поголовно всех.
* * *
Под занавес предположение: как написали бы Лев Толстой и Лермонтов «Кавказского пленника» и «Белу», которая, став снайпершей, похищает Печорина с целью выкупа. Он бежит из плена, а его, заложника чести, прикончат в столичном регионе.
