Недавно я начала читать с дочерью-пятиклассницей Тургенева, «Муму». Казалось бы, мучения молчаливого гиганта и его безвинно убиенной собачки найдут отклик в детском сердце. А потом можно будет со вкусом поговорить о том, кто же там настоящая жертва? Почему старая барыня так себя ведет?..
Но, едва начав чтение, мы, подобно бедной Муму, начали тонуть. И камнем на шее послужили устаревшие слова. Все эти бесконечные «антресоли», «дворня» и «псарня», «нива», «пуды», не говоря уж о «трехаршинном цепе» или «дышле». Чтение, и без того не вызывавшее рвения у ребенка, прерывалось каждые 2–3 минуты. В отчаянной попытке привлечь внимание я принялась декламировать особенно удавшийся Тургеневу отрывок. Последняя надежда на «великий, могучий русский язык...» тоже не сработала. «Ведь правда же, прекрасно написано, так и видишь эту собачку?» «Правда, — признала дочь и зевнула. — Ну, я пойду?»
«Невозможно заставить любить. Невозможно заставить читать»
Доцент, член Орфографической комиссии РАН, учитель русского языка и литературы Мария Ровинская:
— Ничего нового сейчас не происходит, во все времена дети не хотели читать то, что мы сейчас называем классикой. Другое дело, что разрыв между реальностью XIX века и нынешними временами становится все больше. Если мы хотим, чтобы дети в рамках школьной программы читали классическую литературу, то задача учителя, конечно же, объяснять то, как была устроена жизнь, и что означают те слова, которые мы больше не употребляем. Это отдельная большая задача, и школьная программа на это не так чтобы нацелена. Во-вторых, надо показывать детям, что сюжеты, мысли, образы, события, которые происходят на страницах этих книг, они всегда актуальны. Не менее современны, чем 200 лет назад. И сегодня мы говорим про то же самое: про любовь, смерть, дружбу, предательство, долг, честь, выбор и т.д. Это все вечные темы, и их можно рассматривать на разном материале. Конечно, даже если сравнивать нас с ними, то современным школьникам тяжелее. Но ничего, нужно все эти сложности преодолевать, работать, потому что дети все равно читают...
— Они читают?
— Да! Читают сейчас гораздо больше, чем нам кажется, и больше, чем в недавние времена. Наше заблуждение по поводу того, что дети не читают, спровоцировано одной вещью: дети читают не то, что бы мы хотели, что хотели бы взрослые. Дети и взрослые читают разную литературу. Дети читают много того, что им интересно. Но самое главное — они еще и пишут. С появлением Интернета, соцсетей у каждого ребенка появилась возможность выразить себя в буквах на тему, которая его волнует. И они это делают. Сила и важность письменного слова в их жизни гораздо актуальнее, чем это могло быть раньше, лет 20–25 назад. Просто их способ чтения не такой, к какому мы привыкли. И это тоже нормально, потому что всегда меняется все.
— Но классика — это образное мышление, это определенные знания…
— Что касается лексического запаса, образного мышления и прочего, тут мы тоже должны оптику изменить и посмотреть с другой стороны. Словарный запас у современных детей не меньше, чем был у нас, например. Он просто другой. Дети говорят про другое, они обсуждают другое и другими словами. И это точно нормально. С идеей, что мы должны срочно поправить что-то в языке, в списке литературы, насильно заставлять их учить какие-то слова, и тогда мир станет прекрасен и хорош, я не согласна. Эта идея сама по себе порочна, потому что мы тут ставим телегу впереди лошади. Язык отражает нас. Если мы хотим изменений, эти изменения должны происходить в обществе, в мыслях, в сознании. И тогда эти изменения будут являться через язык. Невозможно исправить следствие и тем самым изменить причину.
— Так что же они читают?
— Я проводила такой эксперимент, он стал для меня очень яркой иллюстрацией того, что с чтением все не так плохо, как мы все думаем. В 8-м классе в начале учебного года я попросила школьников написать книгу, автора и название, которую они бы порекомендовали прочитать их ровеснице — моей дочери. Мол, что вас там поразило, увлекло, зацепило, какую-нибудь книжку. Ну, думаю, сейчас будет там пол-листочка. Они мне исписали 4 листа А4 с двух сторон и еще выкрикивали потом: а вот была еще такая книга, и вот такая книга!.. Конечно, было там много фэнтези, таких современных сказок. Но было много и переводной серьезной литературы. Была и классическая литература, в основном в малых формах. Рассказы, небольшие повести. Но они это читают сами. И они понимают, что это книги, которые оказали влияние на их жизнь.
— Как вам кажется, не стоит ли перестроить школьную программу таким образом, чтобы большие, серьезные романы проходили попозже или вообще исключить их?
— Это очень сложная проблема, большой вопрос, и есть несколько идей по поводу ее решения. Тут имеется несколько вводных. Есть задача все-таки сохранить в сознании школьников наш общекультурный код, в том числе и Золотой век русской литературы. Они должны это прочитать. С другой стороны, вечные коллизии — любовь, смерть, предательство... — можно обсуждать на разном материале. У нас есть возможность в каких-то классах не читать у Шолохова «Тихий Дон», а прочитать «Донские рассказы», например. Почти то же самое в малых формах. Тут мы выкрутились. Такие большие, объемные произведения, как «Война и мир», в рамках школьной программы изучить, прямо скажем, невозможно. С одной стороны. С другой — мы раньше читали это летом, приходили подготовленными. Заставить сегодня ребенка летом прочитать «Войну и мир» проблематично. Школа стала менее авторитарной, дети чувствуют больше свободы, хотят сами совершать выбор. Родителям трудно заставить детей прочитать «Войну и мир». Но лишить их всех этого тоже не хочется. Потому что это важное для русской культуры произведение. Как быть, точного решения я не знаю. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что поколение современных школьников инфантилизируется, и, возможно, этот процесс продолжится. Тем более мы знаем, что ни одно из произведений, которые изучаются в старшей школе, не было написано для детей. Ни Достоевский не детский писатель, ни Толстой в его больших произведениях, ни даже Пушкин и Грибоедов, которых им легче читать, конечно.
У меня есть вот какое предложение: может быть, ввести в систему высшей школы обязательный курс литературы? Такие произведения, как «Война и мир», передать в вузы. У нас очень многие дети сейчас получают высшее образование, то или иное. Везде есть курс русского языка и культуры речи, надо сделать такой же курс литературы. Чтобы они, будучи уже старше, читали более мотивированно то, что ныне они плохо изучают в школе. Может быть, это будет выходом. Большое чтение отдать в вузы, которые сейчас, кроме журналистских или филологических, на чтение не ориентированы. И уже на другом уровне это можно обсуждать, устраивать там какие-то дискуссии по прочитанному.
— Мария, а в вашей семье как насчет чтения классики? Дети сами читают или заставляете?..
— У меня две дочери-школьницы. Старшая дочь читает с удовольствием разное, а младшая не читает вообще ничего, кроме того, что ее увлекает. Школьную программу читает потому, что надо, но без удовольствия.
— И не заставляете читать больше?
— А заставить читать невозможно. Нам надо уходить от репрессивных методов, потому что они только вредят и никакой пользы не приносят. Невозможно заставить любить. Невозможно заставить читать, если ребенок не хочет. Можно пробовать увлечь. Но тут сложная задача найти именно то, что сработает. Книга — это собеседник. Никакой человек не будет беседовать с кем-то, кто ему неприятен, неинтересен, по доброй воле. Можно заставить, только ничего хорошего из этого не выйдет. Все люди разные, мир книг огромен. Каждый может найти для себя то интересное, важное, о чем можно поговорить. В этом смысл родительской работы, если мы говорим про приобщение к чтению. А бывают люди настолько самодостаточные, что им хватает только их мира. И собеседник в виде книги им не требуется. Но мне кажется, что только до поры. Все по-разному приходят к чтению.
«100 тысяч дворянских гнезд создали все лучшее»
Писатель, преподаватель факультета журналистики в вузе Александр Алтунян:
- Александр Генрихович, как вы считаете — то, что дети стали меньше читать это большая проблема?
- Это проблема, но не их, а наша. Так же, как если ребенок не моет руки, это проблема родителей. С точки зрения ребенка, все в порядке. И даже если он заболеет, это опять будет не его проблема. Так что падение интереса к литературе у детей — да, большая проблема. Проблема старшего поколения, а детям, в принципе, плевать. Как говорила великая Раневская: «Еще совсем недавно я не знала, как отвечать на их вопросы, а теперь я просто не понимаю, о чем они говорят». Нашим детям, как и во все времена, кажется, что они мир понимают таким, каким он и есть на самом деле. А неадекватны мы, когда ругаемся, что он, ребенок, не знает «Горе от ума» или никогда не читал «12 стульев», не слыхал об Онегине и Татьяне... Как будто от этого знания что-то может измениться в мире. Поколенческая проблема, на самом деле. А нам кажется, что это проблема всего общества.
- Даже когда человек не знает каких-то элементарных вещей, подобно блогерше Ивлеевой, которая не знает ничего о Петре I, ни о Тургеневе или о Сталине, но при этом у нее несколько миллионов подписчиков?
- Да, даже в таких случаях. Если люди обходятся без таких знаний, и искренно так считают, значит, они им и не нужны. И миллионы подписчиков такие же, и для них это тоже совершенно нормально. Когда человек чего-то не знает, это не его проблема. Это проблема тех, кто знает. У меня это все вызывает естественнонаучные ассоциации. Жалко динозавров ведь, правда? Огромные существа с мозгом размером с грецкий орех. Но их все равно жалко, потому что они вымерли. Обидно же. Прилетело что-то из космоса, ударилось о Землю, и все переменилось. Так и теперь — «прилетели» технологии, ударили по всей нашей социальной структуре, по всем институтам, по всему миру. И мир сильно, и что важнее — быстро, изменился. Можно относится к этим переменам как к трагедии. Можно пытаться с переменами бороться. Я, как педагог, отношусь к ним спокойно, но, конечно, пытаюсь рассказывать о том мире, который мы теряем, который есть в нашей литературе.
- Но как-то реагировать нужно, на перемены? Бороться?..
- Моя задача как преподавателя в том, чтобы наши студенты все-таки что-то знали. Но я пытаюсь не бороться, а заражать их своим интересом. Вот когда начинают бороться, это самое страшное. Потому что, когда молодому человеку что-то навязывают, результатом будет неприятие и безразличное послушание, что еще хуже. Интерес к чтению нельзя впихнуть, как нельзя вбить молотком идею. Их люди воспринимают душой. И преподавателю надо не “бороться”, а, прежде всего, самому искренне любить литературу: Пушкина, Грибоедова, советскую литературу. Что касается меня, это Гроссман, Платонов, Булгаков, это великие поэты наши: Мандельштам, Ахматова, Пастернак, Бродский... Прозаик Довлатов, господи!.. Литературу надо любить и детей надо любить, любить делиться знаниями и опытом. И надо пытаться рассказать об этом студентам и школьникам так, чтобы им тоже стало интересно. Любая пропагандистская работа, в том числе в области литературы, работает только тогда, когда она искренна. Я преподаю не литературу, а журналистику. Но иногда я обращаюсь к литературе, например в романе Гроссмана «Жизнь и судьба» герои обсуждают современную им сталинскую журналистику, и мы говорим об этом на лекциях. Иногда это мне помогает проложить мостик к дню сегодняшнему. Может быть, когда-нибудь и прочтут книгу. Или хотя бы фильм посмотрят...
- Скажите пожалуйста, Александр Генрихович, правда что на вступительных сочинениях будущие журналисты пишут нелепицу?
- Да, у нас при поступлении был творческий конкурс, там нужно было написать небольшое сочинение. Да, читать их было иногда испытанием... Кто-то двух слов связать не мог, но иногда бывало даже весело: “Очень хочется стать журналистом, как говорится, с большой буквы “Ж”.” Это не шутка, это фраза из такого сочинения.
- И идут на журналистику? Зачем?
- Причины разные, но, в основном, когда они говорят про журналистику, то подразумевают не тяжкий труд, когда 10 часов беготни, поиска, нервов дадут 10 строчек в газету. Нет! Имеется в виду, что красивая девушка или молодой человек сядет перед телекамерой и с милой улыбкой будет спрашивать у миллиардера, шоумена, политика: «Что вы думаете о современном состоянии...» И не важно, чего. Они вот так это себе представляют. Ориентируясь на наше ТВ, дети же видят, что не умом берут ведущие, не эрудицией, а эмоциями...
- Обаянием?...
- Если это можно так назвать! Все ведущие теперь состоят частью из обаяния, частью из эмоций. А умение написать текст, кому оно нужно? Помните, как Простакова (“Недоросль” Фонвизина) говорила, что извозчик довезет и географию знать не обязательно. Так и текст напишут какие-нибудь дядьки или тетки старые, уже лишенные обаяния. Редакторы-извозчики... А если серьезно говорить, то плохо, конечно, что ребята не читают. И, как мне представляется, опасно. Знание классической русской литературы, культурный код нации, постепенно утрачивается. Можно уже признать, что это культурный код родителей, бабушек-дедушек, но не наших детей. У них тоже есть свой код, своя объединяющая культура, но другие, не наши, и мы ими не владеем или владеем плохо. Мы пытается вбить в их головы наш культурный код, кто-то предлагает возбуждать их интерес малозаметными деталями произведений… Можно и так, хотя для меня важнее характеры, психология. Сколько метров Татьяна пробежала по саду и с какой скоростью — важно и занимательно, это помогает понять, какой она человек. И каков Онегин? И откуда автор, 26-летний (мальчишка!) Пушкин, знал, что в старости “все темно”? Заразить их вот этими маленькими открытиями, музыкой стиха, человеческими рассказами.
- Может, начинать чтение с другой литературы, с чего-нибудь попроще?
- Есть разные подходы к обучению, можно и с того, что “попроще”, с хорошей современной литературы. Но почему важна именно русская классическая литература? Я думаю, что главное, чем отличается классическая литература от остального мира литературы, в том числе и от современной литературы, это тем, если совсем грубо, что ее писала элита России — дворянское сословие XIX века. 100 тысяч дворянских гнезд в XIX веке — ничего лучшего российская история не создала. Представители этих 100 тысяч культурных гнезд сделали Россию к концу XIX века европейской культурной страной. И это произошло менее чем за век. В середине 1830-х годов, Пушкин был крайне пессимистичен: в России нет общества, технического развития, культуры… А к концу века, эта была страна вполне европейской культуры. Окончательный результат существования дворянских гнезд лучше всего доносят до нас чеховские пьесы. Это бытовая культура дворянства, с музыкой, с французским языком, с вниманием к народному творчеству и народной жизни, филантропией… Об этом грустно говорить, потому что с одной стороны сотни тысяч дворян, а с другой 100 миллионов крестьян, половина — бывшие рабы, оплатившие своим трудом существование дворянства, и кончилось это плохо. Но эта элита произвела великую литературу и культуру. Да, вся та жизнь была как бритвой срезана революцией. Но классика, как результат работы этого слоя, осталась. Все замечательные писатели XX века — это осколки того самого дворянского слоя или таланты-самородки: Бабель, Зощенко, Булгаков, Платонов, Пастернак и др. Это очень сильно и интересно, но в советском варианте это уже больное искусство больного общества. Созданное в идеологическом рабстве или идеологически зашоренными людьми, в ненормальном государстве. Вот «Жизнь и судьба» — великая эпопея Гроссмана. Эпопея о жизни страны во времена войны и террора, устроенного своим же руководством. Или Довлатов — это смешно, тонко, афористично. Но это тоже про больное общество, про исковерканных системой людей. А классика создавалась другими людьми, теми, кто имел честь и достоинство, людьми стрелявшимися из-за того, что кто-то бросил тень на их честь. Это искусство морально здоровое. Такие люди писали «Войну и мир», «Евгения Онегина», «Горе от ума», «Героя нашего времени», даже “Историю города Глупова". Не знакомясь с ними, читая только современных писателей, мы утрачиваем лучшее, что родила эта земля за последние три века истории России.
- Но ведь классики наши тоже были живыми людьми с какими-то проблемами...
- Да. И они об этом вполне внятно рассказывают. Но почему-то, читая об этих проблемах, вы становитесь морально здоровее, я не говорю: лучше, я говорю: здоровее. Вспомните, как Толстой описывает счастливые и несчастливые семьи, как изображает детей. Как в «Войне и мире» Наташа говорит брату: «Петя, ты глуп», а Петя ей отвечает: «Не глупее тебя, матушка». А им по 10 лет. Это живое и здоровое начало, которое даже трудно выразить сегодня. Для этого нужны слова, которыми мы уже не пользуемся, и состояние души, которого тоже нет.
- У вас на журналистском курсе вообще студенты, читавшие классику, есть?
- Конечно, есть. Треть хороших студентов, треть средних и треть слабых — такой расклад работает почти в любом вузе. Хорошие студенты, они читают, они знают. Еще треть читали, по крайней мере, то, что было в школьной программе. Другое дело, что люди не знают, куда эти знания деть. Ведь, начитанность-то и не нужна сегодня журналисту. Самые читающие, самые думающие, к сожалению, идут в другие профессии. Но это, как говорится, другая история.
«Нужна госпрограмма поддержки русского языка»
Социолог Олег Ботвинник:
— Когда поколения со временем утратят способность чувствования русского языка, его глубины, утратится и связь с нашими прапрадедами, это и есть проблема. Если мы упустим момент, когда прививка русского языка должна быть сделана современному поколению, мы утратим свою самость.
— А бывает такое, что дети и читают, но не понимают героев прошлого. Базаров — лузер, Чацкий — душнила…
— Для того чтобы дети все правильно поняли, нужно менять подход в образовании. Прежде всего в преподавании русского языка. Что-то из прошлого вернуть, что там было хорошего. Например, были уроки правописания в школах, когда рука вырабатывала моторику, и письмо под диктовку тоже способствовало усвоению языка. А сейчас дети практически не пишут, им поверхностно преподают литературу, поверхностно русский язык. А в телевизоре… да что там, и в жизни, они наблюдают совсем другие ценности. Поэтому да, Базаров будет лузером. И Безухов будет лузером. Любой, кто не преуспел в жизни, будет лузером.
— Так что же делать, как противостоять этому?
— Во-первых, чтение начинается с семьи и по примеру родителей. Если родители сами ничего не читают, как же они могут требовать это от ребенка? Русский язык и литература закладываются с пеленок. Ребенок — зеркало родителей, зеркало своей семьи.
— А все-таки что надо изменить в школе?
— Я считаю, что нужна госпрограмма поддержки русского языка, причем начинать надо с раннего возраста. Вот эта реформа назрела, она требует большой срочности. Потому что происходит страшное — утрачивается понимание смысла слов. Я разговаривал с человеком, который заканчивал биологический факультет МГУ. И он признался, что совсем недавно узнал, что слово «мухомор» состоит из двух частей. Что он именно мух морит! И повсеместно, в соцсетях например, мы видим не только массовую безграмотность, но простое непонимание людьми смысла слов, которые они используют. Собственно, и орфография страдает из-за незнания семантики. Ладно это были бы какие-то «сложные» слова вроде «массировать», что повально меняют на «массажировать». Или пресловутый прецедент, который многие норовят написать с лишней буковкой «н». «Апеллировать» и «оперировать», «апробировать» в смысле пробовать… Вот мне недавно встретилось в комментариях у девушки непонимание слова «беловатый». Она спросила: это про вату? Или когда человек не понимает смысла слова «раскидистый», ему кажется, что там кто-то кидается.
— То есть объяснять детям смысл слов, путешествовать внутрь слова?
— Совершенно верно. Вот, казалось бы, наивный детский вопрос: почему утренняя еда называется «завтраком», мы же едим сегодня? Потому что слово образовано от «за утро»: был «заутрок», стал «завтрак». Или вот такое прекрасное слово «медведь» — оно составное. «Мед» и «едь», то есть ест, принимает пищу. Тот, кто ест мед, — медведь. Это же может быть очень интересно ребенку, это можно изучать и через приложение такое, с картинками. У ребенка будут складываться в голове образы слов. Таким может быть и дошкольное обучение. Ребенок будет кликать или пальчиком на сенсорном экране соединять эти картинки, эти слова.
«Снижение интереса к чтению — симптом культурного слома»
Семейный системный психолог Екатерина Шабельская:
— Родители опасаются, что с прекращением чтения разрушится самый важный канал передачи опыта между поколениями. Нас пугают дети, которые сидят в гаджетах, ребенок-подросток проводит за компьютером по 6–8 часов в сутки. А когда заходишь к нему, он закрывает дверь, не хочет общаться. У родителей возникает ощущение потери контакта, а вместе с тем тревога. Взрослые пеняют: «Ты не читаешь!» И считают, что если он не читает, то он не сможет быть успешным, образованным, творческим человеком. Но это не совсем так. Дети не стали менее любопытными, чем предыдущие поколения. Но стоит подчеркнуть, что они стали менее подконтрольны. Нам страшно, потому что мы считаем, что ребенок не будет нашим единомышленником и мы теряем над ним контроль. Настойчивость, с которой родители предлагают детям почитать, может создать негативную мотивацию к чтению. Если совсем не идет, то и не надо настаивать. Можно ненавидеть книги в 7 лет, а в 25 чтение станет любимым занятием. Причины, по которым дети начинают интересоваться книгами, могут быть самыми разнообразными. Нередко это происходит после того, как родители и школа перестают навязывать чтение. Современные подростки пристально следят за модой вообще и за модой на чтение в частности. Они обязательно прочтут книгу, о которой много говорят, или любимую книгу своего кумира. Родителям стоит попытаться разобраться, что ребенку нравится больше всего. Читайте вместе с ним то, что интересно ему и вам. Если речь идет о детях более младшего возраста — разыгрывайте спектакли по мотивам книжных сюжетов.
— Им подчас интересны герои и персонажи из аниме, о которых мама и папа не имеют понятия.
— Есть вечное. Детям всегда интересны отношения между людьми, и во время ролевых игр они с удовольствием погружаются в их миры. С другой стороны, не следует растить ребенка в вынужденной изоляции. Я говорю о ситуациях, когда «продвинутые» родители вообще запрещают детям гаджеты. И даже мультики такие дети смотрят только «старые добрые советские». Это сужает круг общения ребенка. Часть стимулов к развитию дети получают из общения со сверстниками, не желая от них отстать, и стремятся попробовать то, что кажется им интересным. А подростки сегодня живут в мире гаджетов, тут ничего не попишешь. И если не давать пользоваться гаджетами, то его социальный статус может быть под угрозой.
— Но ведь никто не хочет, чтобы его ребенок вырос элементарно невежественным, не знал, кто такой Мюнхгаузен или Робинзон Крузо!
— Родители современных детей школьного возраста — это люди, которые получают удовольствие от чтения и считают, что основная информация находится в книгах. Они используют зрение, чтобы эту информацию получить, но гораздо больше они используют воображение, чтобы эту информацию понять и переработать. Современные дети всю информацию получают через глаза, и чтобы ее понимать, им особенно не нужно воображение. Нельзя сказать, что это плохо или хорошо, это симптом огромного культурного слома, который мы переживаем.
— Так к чему этот слом приведет нас в будущем?
— Приведет к тому, что, когда ребенок вырастет, он не будет родительским единомышленником в широком общекультурном понимании. Современные родители и дети — это люди разных культур, разных коммуникативных технологий. Как мы знаем, во все времена идеалы, стремления родителей и детей не совпадали. Сейчас, как никогда прежде, велик разрыв между поколениями. Согласно существующим теориям, родилось первое поколение, которое будет опираться на свой опыт, а не на опыт предшественников. Вряд ли я или кто-либо сейчас скажет, к чему это нас приведет. Можно лишь констатировать, что ребенок не читает книги, которые читали и любили его родители, когда были в его возрасте. И, наверное, читать уже не будет.
СОВЕТЫ ЭКСПЕРТОВ
С раннего возраста подсовывать ребенку меню в кафе, программки, показывать вывески и различные надписи, чтобы он понимал, для чего нужно чтение.
Начинать читать рано, использовать больше смешной, увлекательной литературы, чтобы сразу заинтересовать ребенка.
Сочинять свои истории, сказки вместе с ребенком. Попутно разговаривать о том, что такое образы героев, характеры и мотивация, объяснять принцип четырехчастной композиции в художественной литературе.
Рисовать по мотивам книг, можно даже делать книжки по мотивам прочитанного или по собственным рассказам своими руками.
Пусть ребенок сам выбирает книги. Даже если вас удивит его выбор или он купит ерунду, позволять ему выбирать самому. В другой раз будет покупать книги осознаннее.
Никогда не критиковать и не смеяться над его выбором. Даже если 16-летний отпрыск читает Агнию Барто, а 7-летний схватил Шопенгауэра. Путь берет, пусть читает.
Агенты влияния — узнать, что читает кумир вашего подростка. Подсунуть то же самое. Зря вы думаете, что музыканты, блогеры или другие звезды не читают. Например, в Великобритании футболист Дэвид Бекхэм по заданию местного министерства культуры ходил по школам и читал детям фрагменты своих любимых произведений.
Театрализация. Чтение по ролям, домашние спектакли с погружением в эпоху. Можно, например, показать «живую картину» по мотивам какой-то сцены из книги и заодно поговорить о том времени, когда «живые картины» были в моде, обсудить писателей и привычки людей.
Журналы, газеты, электронные книги. Если ребенок не хочет брать в руки толстые книжки, но согласен читать, а не пролистывать прессу, пусть будет так. Если не хочет читать бумажную книжку, но читает с экрана, значит, ему так удобнее.
