Ольга Садовская всю пандемию работала в «красной зоне» в одной из минских больниц. Осенью она покинула страну. Переехала в Польшу. Сейчас она одна из немногих, кто не боится говорить о состоянии медицины в Белоруссии.
— Медицина в Беларуси никогда не была идеальной. В какой-то момент я начала об этом говорить публично, — начала Ольга. — Свой первый пост написала в прошлом году после встречи главы администрации президента Натальи Качановой с медиками.
На вопрос врачей о низких зарплатах чиновница тогда ответила: «Вы же знали, куда шли». Эта фраза отражает общее отношение государства к медработникам. На постсоветском пространстве нас всегда учили, точнее, приучали к тому, что врач не должен зарабатывать много, нужно довольствоваться тем, что есть. Внушали, мол, это ваше призвание, речи о деньгах идти не может.
— В самом начале пандемии, когда многие страны ввели локдаун, в Белоруссии даже не носили маски. Помните то время?
— В Беларуси первый официальный случай зарегистрировали в феврале 2020 года. Тогда под ковид перепрофилировали несколько клиник. Основной стала минская горбольница №6, где я работала до августа 2021 года. Поначалу у медиков возникло непонимание, как и чем лечить пациентов, как организовать процесс. Наш Минздрав оказался тоже дезориентирован.
— На днях Лукашенко заявил, что не намерен строить больницы и школы: «Вкладывать надо во врачей, лекарства, науку, а не в стены». За все время пандемии ни одного временного ковидного госпиталя в стране не построили?
— Ни одного. Кажется, на это у властей нет ни ресурсов, ни желания. Власти думали, что справимся. Основная тактика Минздрава — тушение пожара. Сам Лукашенко как-то тоже говорил, что «мы тушим пожары». Никто не думает, что логичнее их предотвращать. Таким образом, мы получили мощную четвертую волну коронавируса. Хотя, по ощущениям, еще из первой не вышли.
«Оппозиционные медики разбрелись по своим делам»
— С какими сложностями столкнулись медики?
— Весной 2020 года мы столкнулись с дефицитом СИЗов. Но тогда в стране еще существовали гражданские инициативы, простые люди помогали нам приобрести защитные костюмы, респираторы, организовывали доставку еды.
— Потом начались выборы, протесты и всем стало не до коронавируса?
— В то время врачи работали на два фронта: с утра до вечера спасали людей в ковидарии. Потом шли «делать революцию». В то время врачи первый раз увидели друг друга, поняли, кто свой, кто чужой.
Мы попытались создать независимое общественное объединение врачей. В него вошло около сотни учредителей, среди которых оказались специалисты разных профилей, заслуженные люди. Разработали структуру, начали формировать медицинское право, которого в Беларуси нет. Это была нужная и важная история.
— Не получилось?
— Работу вели, пока одного из наших учредителей — студента третьего курса медуниверситета, отличника, талантливого парня — не посадили в СИЗО. Официально ему предъявили обвинение — призыв к действиям, угрожающим национальной безопасности. Это случилось после того, как мы обсуждали забастовку медиков. Хотя на самом деле возможностей протестовать в условиях ковида не видели. Не могли же мы прекратить работу и оставить пациентов без помощи!
Думали приостановить плановую помощь, оставить только экстренную. Возможно, это бы подействовало на власть. Но на тот момент нам не удалось прийти к единому мнению. Забастовка не состоялась.
Тогда во многих телеграм-каналах еще звучал призыв к увольнению, но его тоже никто не поддержал. Вот в тот момент одного нашего учредителя и посадили. Его заподозрили в призывах к увольнению и расценили его действие как угрозу национальной безопасности. Почти год он сидит в СИЗО №1 Минска. Ему грозит до 5 лет лишения свободы.
После его задержания мы подали заявление в Минюст на регистрацию нашего объединения. Нам отказали. Мы поняли, что за такие вещи грозят уголовные статьи, поэтому решили приостановить деятельность. Организация распалась, все разбрелись по своим делам.
— Много врачей задерживали после президентских выборов?
— Больше двухсот врачей прошли через задержания и СИЗО. Меня тоже задержали на одной воскресной акции. В тот день было первое массовое задержание врачей. В СИЗО №8 в Жодине я провела два дня.
Надо отдать должное: главврачи тех клиник, чьих сотрудников задержали, сделали все возможное, чтобы нас быстро освободили. На суде большинство медиков согласились с обвинениями, выплатили штраф. Я заключила договор с адвокатом. Повезло, что судебные заседания проходили в Бобруйске, а не в Минске, где судьи выносили решения как под копирку. Моя судья пыталась разобраться, отправила дело на доработку в РУВД Минска. На этом моя история и закончилась. Никакой административной статьи на мне нет.
«Ситуация с коронавирусом вышла из-под контроля»
— Вернемся к коронавирусу. С какими проблемами сталкивались врачи, помимо отсутствия СИЗ?
— Ни тогда, ни сейчас не было полного оснащения клиник. Всегда чего-то не хватало. Врачи приспособились, что как-то работать надо, от государства помощи особо нет.
В прошлом году возникали проблемы с подачей кислорода. Мы пытались самостоятельно справиться, ни к чему хорошему это не привело. Аппаратов ИВЛ вроде хватало, но велась борьба за места в реанимации. Такое мы наблюдали прошлой осенью-зимой. Сейчас ситуация повторилась.
— Сейчас ситуация хуже, чем в прошлом году?
— Она лавинообразная, сложно контролируемая, кажется, она вышла из-под контроля. Мест в стационарах не хватает. «Скорые» не забирают пациентов, потому что везти их некуда. Отделения переполнены. Люди лежат в коридорах, в столовых или в других переоборудованных помещениях. Причем в тех же столовых нет точек для подачи кислорода. Сколько бы дополнительных коек мы там ни разместили, больные все равно не смогут получить должную помощь.
— В реанимацию и сейчас очереди?
— Да. Если какой-то пациент нуждается в переводе в реанимацию, доктора разводят руками: ждите, если кто-то умрет, место освободится. Проблема транспортировки пациентов стояла как год назад, так и продолжается сейчас. Ощущается нехватка с транспортными ИВЛ и кислородными баллонами.
Если требуется отвезти тяжелого пациента на обследование, то попросту нет машины, аппарата ИВЛ или баллона. И человеку отказывают в помощи. Это то, с чем мы живет полтора года.
— С лекарствами что?
— В первое время отсутствовали противовирусные препараты. Осенью прошлого года появился препарат, который обладает доказанной эффективностью при лечении ковида. Но его было мало. И сейчас мало.
В рекомендациях остается гидроксихлорохин — противомалярийный препарат, который начали использовать против коронавируса еще в самом начале пандемии во всем мире. Но потом стало ясно, что вреда от него может быть больше, чем пользы. В других странах прекратили его использование. У нас остается в рекомендациях.
Летом этого года не хватало антикоагулянтов. Препараты биологической терапии закончились в конце весны. Вместо них стали применять российский аналог, который не прошел исследование на пациентах с ковидом, но его внесли в наши протоколы лечения как альтернативу.
«Уезжают молодые специалисты»
— В стране ощущается нехватка врачей?
— Я видела статистику. На начало 2020 года в Беларуси не хватало 3000 медицинских работников, включая специалистов и средний медперсонал. В середине 2021 года цифра показатель возрос до 10 тысяч.
Что касается квалифицированных врачей, в июне не хватало 3000 людей, в июле - уже 4500. Полторы тысячи человек за месяц либо уволились, либо уехали за границу, ушли из профессии или перешли в частные медцентры.
— Такой отток кадров начался из-за протестов?
— Врачи уезжали из страны до выборов. Одна из причин — низкие зарплаты. Еще один важный фактор — невозможность реализовать себя в профессиональном плане.
Система, в которой мы работаем, — инертная, ригидная, отторгает прогрессивные идеи и любые попытки реформирования. Работаешь и понимаешь, что твоя участь — оставаться рабом и подчиняться правилам, которые многих не устраивают. Невозможно высказать свое мнение, озвучить гражданскую позицию, ты живешь с постоянным страхом лишиться работы.
После выборов появился еще один страх — люди могут оказаться за решеткой по надуманной статье, что подтолкнуло белорусов покинуть страну. Самое страшное, что уезжают специалисты прекрасного возраста — от 30 до 45 лет. Это люди с опытом работы, у них есть огромное желание что-то делать и менять. Как раз этой прогрессивной прослойки в белорусской медицине не осталось.
— Кто остался?
— Юные выпускники университетов, у которых нет опыта. Либо старое поколение, у которого есть опыт, но нет желания им делиться и что-то менять. Беларусь славится сильной школой в отдельных отраслях. Например, в онкологии, микрохирургии, кардиохирургии. Специалисты высокой квалификации из этих отраслей уезжают целыми командами.
— Их не пытаются удержать?
— Нет. Более того, власть делает все, чтобы врачи уезжали. Мы часто слышали от нашего министра здравоохранения: мол, нам не страшны потери кадров, интернов подготовим. Но они не понимают, что молодые специалисты тоже уедут через 2–3 года.
«Маска — проявление слабости»
— На днях Лукашенко в разгар пандемии отменил в стране масочный режим. С чем это связано?
— Сложно искать рациональное объяснение поступку Лукашенко. Можно предположить, что он никогда не приветствовал масочный режим. Мы наблюдали, что он всегда иронично к этому относился. Маски воспринимает как проявление слабости.
Он брезглив и пренебрежителен к людям, которые носят маски. Кажется, ношение маски для него — показатель того, что он боится заразиться. А Лукашенко позиционирует себя как крепкий человек, который не нуждается в защите. То же самое мнение распространяется на его окружение.
Однажды на его совещании кто-то из присутствующих попытался надеть маску. Тот человек моментально словил на себе пренебрежительный взгляд Лукашенко и сразу снял маску. Она была воспринята им как признак инакомыслия или предательства. Заметьте, в окружении Лукашенко никто не носит масок.
Еще есть предположение, что ношение масок сейчас воспринимается Лукашенко как демонстрация оппозиционных настроений. Последние недели оппозиционные СМИ, телеграм-каналы и разные эксперты призывали белорусов носить маски как протестный символ. Этот ход придумали, чтобы хоть как-то замотивировать народ защищаться от вируса. Но мы видим, что эту идею Лукашенко воспринял как очередной протест против него. Тогда он незамедлительно попытался отменить масочный режим.
— Хотя до заявления Лукашенко о прекращении масочного режима белорусов даже штрафовали за отсутствие масок в общественных местах.
— Было смешно наблюдать, как Минздрав после заявления об отмене масочного режима в своем официальном телеграм-канале на протяжении нескольких часов редактировал свой закон. Сначала писали, что отменен обязательный масочный режим в общественных местах и в транспорте. Затем подкорректировали — отменили только в общественных местах, но не в транспорте. Потом еще подправили — отменили штрафы, но маски носить рекомендовали. То есть попытались усидеть на двух стульях: и Лукашенко угодить, и людей предостеречь. Потом Минздрав еще сделал СМС-рассылку с призывом вакцинироваться. Здорово, но такие заявления нужно было делать раньше.
— К вакцинации раньше народ не призывали?
— Кампания по вакцинации началась в Беларуси только в начале весны. Вот тогда нужно было делать рассылки, рассказывать про вакцинацию. Но стояла тишина. О вакцинах вообще мало информации было. Поэтому недоверие к прививкам во многом связано с неинформированностью людей. Нынешние действия Минздрава — попытка тушить пожар.
«Личных врачей главы государства никто не знает»
— Лукашенко вообще в курсе, что ситуация с коронавирусом в стране катастрофическая?
— В окружении Лукашенко и среди чиновников Минздрава нет людей, которые бы сказали: ребята, вам не кажется, что в стране ужас, давайте наплюем на политику и начнем спасать народ? Недавно Лукашенко сказал, что коронавирус может служить лекарством от онкологических болезней. Он сделал вывод, что во время эпидемии количество диагностированных онкологических случаев снизилось. По его логике, причина — в коронавирусе, который чудесным образом лечит онкологию.
Лукашенко не подумал, что просто стали меньше выявлять онкологию, потому что больные реже посещают больницы. А многие скончались, так и не дождавшись диагноза.
Еще мы знаем, что большую часть людей хоронят без вскрытия, потому что морги не справляются. Но до Лукашенко это не донесли. Поэтому он считает, что количество больных онкологией уменьшилось. По его словам, ковид не так страшен, как онкология. Да и лечить пациентов с коронавирусом дешевле.
— Может, он искренне не верит, что коронавирус — опасное заболевание.
— Думаю, это раньше он недооценивал тяжесть заболевания, пока сам не переболел в прошлом году. Мы видели, когда он больной выступал на очередном собрании: потел, еле выстоял полтора часа, его лицо было серо-белого цвета.
— И все равно не носил маску.
— Потому что тогда не понимал тяжесть болезни, верил в собственные силы. А потом перестал носить маску, потому что переболел. И в «красную зону» он до сих пор ходит без защиты, в обычном халате и колпаке. По его логике — как это он, отец нации, крепкий, мужественный, проявит страх! Он ни за что не наденет маску. Страх продемонстрировать слабость для него сильнее страха за собственное здоровье. Это удивительный феномен.
— В медицинском сообществе известны имена лечащих врачей президента?
— Их имен никто не знает. Как правило, на эти должности он берет женщин. Мать его младшего сына Коли тоже была его личным врачом. Сейчас она возглавляет Республиканский клинический медцентр управделами президента под Минском в Ждановичах. Эта клиника обслуживает государственных чиновников.
— Сам он там обследуется?
— Не думаю. Скорее всего, у него есть собственный диагностический кабинет. По слухам, еще у него имеется оснащенная клиника в Дубае. Там его якобы лечат небелорусские врачи, чтобы не произошла утечка информации. Вообще, лечение Лукашенко — тайна, покрытая мраком.
«Пациенты брошены на самовыживаемость»
— Сейчас ситуация с коронавирусом в Беларуси намного хуже, чем была год назад?
— Ситуация ухудшилась, поток пациентов значительно увеличился. Контактных лиц не обследуют. ПЦР делают только людям с симптомами. Самое обидное — в том, что за полтора года мы научились вести пациентов, знаем, как их лечить, когда давать кислородную терапию, какие лекарства применять, в каких дозах, но в нынешних условиях мы не может применить свои знания. Из-за перегруженности системы не все пациенты могут получить хоть какую-то медпомощь. По большому счету, белорусы брошены на самовыживание.
Помните, когда Италию накрыла лавинообразная ситуация с ковидом и врачам тоже приходилось выбирать, кого помещать на ИВЛ? Тогда руководители и чиновники страны открыто признали, что система оказалась не готова к катастрофе. Они взяли на себя ответственность. Уровень эмпатии, которые проявляли власти, вызывал доверие к ним народа. Наши власти никогда не признают ошибки. Вот вам еще одна из причин, почему люди не вакцинировались.
— Белорусы не спешат вакцинироваться?
— Кампания по вакцинации провалилась. Людям не рассказывали про эффективность вакцины, чиновники не показывали на собственном примере, что нужно делать прививки. Материалы социсследования доказывают, что в Беларуси готово привиться меньше половины населения. Из него только треть готова вакцинироваться доступными вакцинами, российской и китайской.
— Сколько примерно людей привиты?
— За восемь месяцев вакцинации 28 процентов получили первую дозу и около 20 полностью привиты. Притом что в Беларуси нет убежденных антиваксеров, как в России. Скорее, есть недоверие к госсистеме. Мне жаль, что оппозиционные белорусские каналы скептически выражались в отношении вакцин, которые имеются в Беларуси. Нужно было убеждать людей вакцинироваться, чем есть.
— Сам Лукашенко тоже не прививается, сказал, что ждет белорусскую вакцину. И тут же появились комментарии в местных СМИ, что вакцина будет готова к концу года.
— В конце прошлого года тоже говорили, что вакцина практически готова. Вот-вот сделаем ее, так весь мир затрепещет. Но этого не произошло. Сомневаюсь, что к началу следующего года она будет готова. По крайней мере вряд ли пройдет все этапы клинического исследования, которые нужны для регистрации. Хотя, возможно, эти этапы сократят до бесстыжего минимума. Но белорусы такой вакцине будут еще меньше доверять. Скорее всего она пойдет на экспорт в страны третьего или четвертого мира.
«Похоже, не справимся с этой волной»
— Эту волну коронавируса можно назвать самой страшной?
— Да, и похоже, что мы не справимся с этой волной. У нас впервые стали умирать беременные. За последние две недели умерли четыре женщины в одной только клинике. Беременных не прививали, только сейчас начали. Беда, что многие врачи не просвещены должным образом, живут устаревшими понятиями и домыслами. Отказывают пациентам в вакцинации из-за личного страха и убеждений.
— Считается, что в Белоруссии хорошие больницы, многие россияне едут туда лечиться.
— Больницы разные. Деньги вкладываются в наиболее прибыльные отрасли медицины. Например, в трансплантологию. Это та область медицины, на которой Беларусь зарабатывает. У нас есть научно-практический центр трансплантологии. Там все круто, на высоком уровне, у врачей хорошие зарплаты. То же самое с онкологией.
— Что можно сказать о состоянии обычных больниц?
— В Минске обычные больницы работают с переменным успехом. Если находятся деньги, могут провести косметический ремонтик или построить новый комплекс, правда стройка затягивается на несколько лет. Во многих больницах есть внутренний бюджет, типа собственной кассы. Врачи на свои средства покупают что-то для отделения, например, расходники для аппаратов ИВЛ, катетеры, фильтры, инструменты.
— Писали, что туалетную бумаги врачи тоже закупают на собственные средства.
— Мне стыдно об этом говорить, но это так. Больничное финансирование не рассчитано на закупку туалетной бумаги.
— В региональных больницах ситуация более плачевная?
— Я не работала там, но мне доводилось ездить с комиссиями и проверками. Думаю, там совсем беда. Мне рассказывали, что в городе Любань Минской области, в центральной районной больнице, работает одна женщина-хирург. Ей уже за семьдесят, она отвечает за всю хирургическую патологию. У нее есть один помощник — рентген-лаборант. Был эндоскопист, но он ушел в отпуск, когда эндоскоп сломался. Любань находится в 150 км от Минска, не самый маленький город. Можно представить, что происходит в деревнях.
«Поняла, что за мной придут. Вопрос времени»
— В Белоруссии есть профсоюзы, куда можно пожаловаться?
— Государственные профсоюзы занимаются совсем другими вещами. Устраивают спортивные мероприятия для врачей, приглашают нас на массовые мероприятия, дарят на праздники шампуни, но права медиков не защищают. Профсоюзы не помогали, когда врачей арестовывали и увольняли, а только способствовали этому. Бесполезный орган, которые создает видимость деятельности. Например, на День медика минский хлебозавод подарил нам сухари и сушки. Понимаю, это было искренне, но выглядело как намек, типа, мы вам уже насушили сухарей.
— Вы тоже ходили на массовые мероприятия?
— Я избегала этих праздников, у меня они вызывали физическое отторжение. Все, что предлагает государство, выглядит попыткой прикрыть проблемы.
— Врачи могут напрямую пожаловаться в Минздрав или написать президенту?
— Врачи не жалуются, потому что в лучшем случае их просьбы проигнорируют, в худшем — накажут. Диалога между врачами и чиновниками нет.
Любые попытки указать на проблемы заканчиваются печально для того, кто проблемы озвучил. Как в старые времена убивали гонца, который принес плохую весть, что-то похожее происходит у нас.
В прошлом году на волне протестов медиков мы создали чат оппозиционных медиков. Там присутствовал наш министр здравоохранения. Он сделал дипломатический шаг, предлагал решать болезненные вопросы через телеграм-чат.
Известный в Белоруссии врач-реаниматолог Владимир Мартов, который заведовал реанимационным отделением витебской больницы, прошел через все волны ковида, в начале года заявил о перебоях с кислородом в чате. Никакого ответа от министра не последовало. Позже Мартов озвучил проблему на встрече с чиновниками. Информация дошла до Лукашенко, который возмутился и велел разобраться. В итоге Мартова уволили. Так что в Беларуси врач может написать пост в соцсетях, указать на больное место, но потом его объявят неблагонадежным и уволят.
— Многих так увольняли?
— Многих увольняли за правду. Нужно иметь высокий уровень смелости и отваги, чтобы говорить правду. Это в Беларуси сейчас дорого стоит. Порой это стоит свободы.
— Выходит, чиновники знают о состоянии медицины, но молчат?
— Чиновники прекрасно знают, в каком состоянии находится медицина, сколько зарабатывают врачи. Но они стараются не замечать проблем, надеются, что все разрешится чудесным образом без их участия.
— Вы сами уехали из Белоруссии. Почему?
— Осенью я перебралась в Польшу. Я ведь занималась протестной деятельностью со своими коллегами. Меня не уволили только благодаря главврачу моей больницы, который считал меня ценным сотрудником. Но периодически в отдел кадров звонили из Мингорисполкома, Комитета здравоохранения и даже из Минздрава, настойчиво просили меня уволить.
Помню, на работе как-то собрали этическую комиссию из-за того, что я в «Фейсбуке» опубликовала пост про избиение студента лицея БГУ правоохранителями. Члены комиссии требовали, чтобы я сняла себя на видео с опровержениями и призналась, что пост написала в состоянии помешательства.
Там собралось много людей, меня пожурили, пристыдили, говорили, что мои слова не достойны звания врача. После окончания совещания большинство тех, кто меня ругал, пожали мне руки, сказали, что я молодец. Вот он — уровень лицемерия.
Дальше я жила относительно спокойно. Но угроза увольнения витала в воздухе. После задержания моего коллеги из медицинского объединения, которое мы хотели создать, меня вызвали в СК. Я проходила свидетелем по делу. На последнее судебное заседание я не пришла, заболела. Позже дошла информация, что у некоторых бывших учредителей нашей оппозиционной команды дома прошли обыски. И я поняла, что ко мне тоже придут, вопрос времени. Оставаться в Беларуси становилось небезопасно. И я приняла решение уехать.
