«Я написала всем, кроме детей, сообщение, что мы забрали из интерната такого-то ребенка и хотели бы наладить связь с его родственниками, братьями и сестрами, помогите, пожалуйста. Сказать, что все эти люди были в шоке – ничего не сказать. Оказалось, что они не знали, что этот ребенок вообще существует, или что он жив, а не умер в роддоме... Я поняла, что родители много лет хранили свою тайну и умерли с этой тайной».
Так пишет на своей страничке сама Мониава. Она объясняет этот поступок тем, что интересы ребенка-инвалида являются превалирующими, а для него обретение любой родни – безусловное благо: братья-сестры, дяди-тети будут его навещать, любить, помогать...
Наверное, только очень хороший (или очень наивный?) человек может надеяться, что родственники страшно обрадуются обнаружению в своих рядах глубокого инвалида и кинутся наперебой заботиться о нем. Оглянитесь вокруг – сколько дрязг, распрей, взаимной ненависти подчас окружают родственные связи даже среди здоровых и благополучных людей...
Но повторюсь: Лида пишет о своем вмешательстве в жизнь совершенно посторонних, незнакомых людей на своей страничке сама. То есть она нисколько не стесняется своего поступка, считает его правильным, достойным уважения, дает понять, что продолжит такую практику.
Между тем, на мой взгляд, она совершила очень страшную и совершенно недопустимую вещь: изменила чужой выбор.
Делать выбор, особенно такой, перед которым оказывается мать младенца, который по всем прогнозам никогда не сможет ходить, говорить, понимать, самостоятельно есть, самостоятельно справлять, извините, нужду, – одно из самых тяжелых испытаний, какое только можно себе представить. И речь сейчас не о том, осуждать ли выбор тех, кто решил вычеркнуть такого ребенка из своей жизни, или же оправдывать, – речь о том, что этот выбор был дан. И она, мать, его сделала. Воспользовалась правом выбора, которое предоставил ей закон.
Решила забыть, стереть из памяти, сказать всем, что дитя, которое она носила, умерло при родах. Бог знает, чего ей это стоило, как она потом жила со всем этим. Кто-то готов ее проклинать, кто-то – сочувствовать. Но в любом случае это ее выбор, и никто, кроме нее самой, не имеет права его менять.
Если кому-то кажется, что права такого выбора у матери быть не должно, – вперед, доказывайте свою точку зрения, требуйте менять закон так, чтобы лишить родителей возможности отказа от ребенка. В каких-то случаях это приведет к тому, что кровная семья действительно полюбит своего искалеченного природой малыша и будет заботиться о нем, в каких-то – приведет к росту убийств таких детей. Потому что далеко не каждый человек способен выдержать столь тяжкий груз – и не только по материальным причинам, которые при нынешней поддержке семей с детьми-инвалидами способны раздавить почти любую семью. Растить детей с полностью несохранным интеллектом, с изуродованным болезнью телом (напомню, речь идет о самых тяжелых случаях) способны подвижники, но рожают-то их самые обычные люди...
О запрете отказываться от детей в роддоме допустимо спорить (лично я считаю его ужасным, однако у кого-то может быть другое мнение). Но кто имеет право отменить выбор, который уже сделан? На это способна лишь та сила, которую верующие называют Богом, а атеисты – судьбой.
Или Лида Мониава.
Ее многие называют святой. Она действительно очень хороший, неравнодушный и при этом выдающийся человек, создавший организацию, которая стала спасением для множества семей, готовых (и совершенно справедливо!) ее за это благословлять. Однако, на мой взгляд, Лида не выдержала того, что в других сферах называют звездной болезнью, и впрямь стала считать себя святой.
Или даже Богом.
Раз решилась принимать на себя его функции.
Между тем проблема отказов от тяжелых несохранных детей в США решается следующим образом. Все они помещаются в дом-интернат, где получают в полной мере уход, медицинскую помощь, развивающие занятия и развлечения – в том виде, который им доступен.
Родители же при этом не пишут никаких отказов: они, а также другие родственники могут навещать своих детей так часто, как считают нужным, могут забирать их домой, опять же на тот срок, который считают возможным или желательным, могут в какой-то момент забрать ребенка насовсем. То есть матери и отцы имеют право на любой выбор в зависимости от своего материального или психологического состояния – во всех случаях они остаются родителями.