Чай для Горбачева
Конечно, прежнему президенту легче было управлять страной, чем нынешнему. Вдвоем всегда легче руководить.
Перед тем как ему приехать, я замучился. Привез из ФРГ новую спальню для них. В ванной и туалете была желтая плитка и желтая краска. Мне говорят: ты что, она желтый цвет не переносит. Пришлось срочно в голубой перекрашивать. Мне полковник из ее охраны говорит, который готовил визит:
— Если она запах краски учует — конец.
Я говорю:
— Да ты что, это финская краска, через два часа запах выветривается. А сам знаю — три дня она сохнет.
Пришли после окраски — воняет, жуть. Я на него смотрю. Он воздух носом втянул:
— Ну вот, — говорит, — отлично. Что значит финская…
Картины у нас висят — все из Третьяковки — мне говорят:
— Ты с ума сошел? Она темных красок не переносит. Только светлые.
Послали срочно депешу в запасники. Всё привезли — причем не только светлые, а точно по размеру подогнанные — иначе бы стены перекрашивать пришлось.
Приехали. Багаж — два автобуса. Четыре его костюма, остальное — ее наряды. Он сам неприхотливый, ему на завтрак два яйца, а вот ей — обязательно свежий огурец.
Долго решали, где будет пресс-конференция. Вдруг объявляют — в посольстве. Мне говорят: готовься, чтоб все было оборудовано. А там отродясь пресс-конференции не проводили. Ну, нашел зал, велел сдвинуть туда старинную мебель, картины повесить, там всего две розетки, велел удлинители протянуть. Получилось, будто там всегда пресс-конференции проходили.
Удачно прошло. А потом мне Михаил Сергеевич говорит:
— Организуйте нам, пожалуйста, чай.
Я вызвал парня, который по банкетам, он и его ребята из «Праги», все приемы нам накрывают. Говорю: давай чай.
Накрыли дубовый стол скатертью, чашки поставили, приходят всей командой: и Шеварднадзе, и Примаков. Каждый пьет свой чай, у каждого свой повар: полковники, генералы. Я их потом спросил: зачем такие звания? А они: за звание платить удобнее.
И вот сидят, разговаривают за столом, а Раиса Максимовна с журналистом из программы «Время», такой симпатичный, Слипченко, зовет:
— Михаил Сергеевич, можно вас на минутку?
Он занят беседой и не услышал.
Она снова:
— Михаил Сергеевич, я вас жду.
Он:
— Я сейчас, сейчас, — и беседует с Шеварднадзе и Примаковым.
Тогда она в третий раз:
— Михаил Сергеевич! — с раздражением.
Он собеседников оставил и к ней подошел. Я на их лица посмотрел — все же они не актеры, не умеют чувства скрывать. Перекосило, что он их ради нее оставил.
На другой день — уезжать, он к машине идет. Она опять со Слипченко. И опять его зовет. Слышу:
— Надо корреспондента взять в наш самолет.
Корреспондент:
— Да мне еще надо успеть репортаж передать.
Горбачев:
— Ну, вот видишь, ему надо еще репортаж закончить.
— Нет, я сказала, он должен лететь с нами.
Семь минут препирались. Семь минут его ждали президент Койвисто и почетный караул. Протокол очень жестко соблюдается. По секундам. А он из-за этого разговора опоздал.
Теннис для Ельцина
После встречи с деловыми людьми, а она должна была продолжаться в течение часа, ждали его к одиннадцати, а он приехал в три. Охранник заглядывает в машину — сперва одну его ногу на землю поставил, потом — вторую, потом сам выходит. Наина в машине осталась. Он идет, я замер: куда пойдет — к лифту или по лестнице? По лестнице пошел, через каждую ступеньку останавливается и говорит:
— Ну, как я им! Все рассказал про историю Финляндии…
Он накануне с Дерябиным четыре часа в бане пиво пил, тот ему все выложил. Память у Ельцина отличная, все слово в слово повторил. Финны обалдели.
Пришел в свою комнату и сразу лег. Выключил свет. Ни почитал, ни подождал. Обычно мы к приезду гостей холодильники наполняем: пиво, водка, виски, весь набор. А тут была команда все вытащить.
Ну, я домой пошел, жена удивилась, что я так быстро. Только лег, часу не прошло, звонок из его охраны:
— Борис Николаевич договорился с премьер-министром Ахо утром партию в теннис сыграть.
Я испугался: где форму достать? Ракетку? Но оказалось, у них все с собой. Вышел он из номера как огурец, майка и трусы фирменные, бархатной ленточкой волосы перехвачены. Сел в машину, всего пять человек с собой взял и уехал. Журналистов просил не оповещать. Потом вернулись, и мне его генерал, ну, который с ним рядом на танке возле Белого дома, говорит:
— Борис у Ахо выиграл 6:3. Играть оба не умеют, но у Ельцина руки сильнее, он же волейболист. Он на подачах взял перевес.
Таких капризов, как у Раисы Максимовны, не было. Картин из Третьяковки не заказывали. Спальню сохранили ту же. Долго решали, как быть с Гербом Советского Союза на фасаде. Он огромный, все посольство — сталинское, самое громоздкое здание в городе. Я уже и с местными фирмами договорился, что они, в крайнем случае, с вертолетов листами фанеры герб закроют и под цвет бетона закрасят. Но за четыре дня до визита приходит телеграмма из Москвы: герб является произведением искусства. У меня гора с плеч.
Туфли для Старовойтовой
Старовойтова прилетела из Англии. Это был неофициальный визит. Поселили ее в резиденции, но Аристов боялся с ее стороны подвоха, как бы не накатила бочку, что государственные деньги на частные цели тратят, и распорядился, чтобы она за все платила. Она не возражала. С ней была ее помощница, они вместе с институтской поры. Я с ней подружился, она мне говорит: мы обе, в общем, одинокие, у Галины сын в Америке учится, муж — глава российско-английского предприятия, но они не видятся, вот были сейчас у него два дня, разве это семейная жизнь?
Попросили помочь с покупками. Денег у них было… Она чемодан открыла: там пачки долларов — сотенные, пятидесяти-, двадцати-… По моим прикидкам — не меньше миллиона. Я в день по три раза в банк ходил — на финские марки менять. Ни у кого я таких денег не видел. Зайков приезжал, мне его завхоз прямо сказал: шеф хочет сыну видеомагнитофон, сколько это? Я говорю: двести двадцать марок. Он говорит: а на сколько человек надо накрыть банкет, чтобы заплатить эту сумму? Я говорю: на пятьдесят. «Ну, ты мне оформи документы…» Я все сделал, через кассу провел, выдал ему деньги. Наш торгпред позвонил на фирму, там сделали ему видео за 150 и две упаковки кассет.
А Старовойтова туфли за 220 марок купила. Все Хельсинки я объездил, чтоб ей эти туфли найти. У нее ноги полные, так что нужно на шнурочках, с завязочками. Всё покупали в самых дорогих магазинах. И шмотки, и еду — колбасы, пять сортов сыра, она его любит. Она улетела, а я с ее подругой загружал в самолет. Она мне говорит:
— Ты же понимаешь, ее в аэропорту будут встречать. Зачем ей нужны неприятности?
С трудом летчиков уговорил такой груз принять. С финнами труднее было договориться на таможне. Они наших левых дел не понимают.
Шнурки для Бурбулиса
Едва прилетел Бурбулис, мне звонит его завхоз, полковник:
— Как быть? Геннадий Эдуардович, когда сходил по трапу, у него шнурки на ботинках лопнули.
Я говорю: это вообще-то твоя забота, у тебя все должно быть для начальника с собой — и трусы, и майки, и несколько пар ботинок. И рубашка запасная — на случай, если на нем порвется.
А он:
— У него с женой отношения не очень, как помирятся, она его в дорогу собирает, как поругаются — нет. На этот раз ничего ему не положила, даже носовых платков.
Делать нечего, поехал по магазинам. Купил и шнурки, и носки на всякий случай, пять платков заказал именных, с личной его монограммой в «Стокмане».
Вечером он лег спать, вся охрана перепилась, я хочу домой уходить, вдруг меня этот его главный спрашивает:
— Ведь ты его багаж получал? Ты договорных папок не видел? Такие со старым еще советским гербом?
Все перерыли, не нашли.
— Ну, значит, в самолете забыли, — он говорит.
А утром ему на переговоры. И причем я знаю, в самолет не войдешь, он на личном самолете летает. И в самолете своя охрана, тебя ни за что туда не пустят. Делать нечего, пришлось его будить, чтобы он позвонил, приказал, чтобы нас пропустили. Вошли в салон: точно, в предпоследнем ряду стоит картонная коробка с этими папками. Спьяну они их позабыли. А на другой день новая беда: ему на приеме речь произносить, эти из его команды прибегают: «Что делать, уже прием начался, а он без текста выступления? Мужик, который должен был бумаги привезти, не приехал». Мчимся в гостиницу. А тот спьяну уснул. Ну, привезли текст, Бурбулис им до этого 50 минут мозги канифолил: «У нас в России сперва принято всем вместе выпить, а уж потом речь говорить».
